Наконец-то вместе
Шрифт:
Сэм почувствовала себя полной идиоткой. Значит, Шредер прав, и она гоняется за какими-то призраками, когда речь идет всего-навсего о невинной корзине дорогих фруктов, доставленной водителем на «бентли».
— Большое спасибо, миссис Новотны, вы мне очень помогли, — пробормотала она механически, поскольку считала, что следует давать понять каждому свидетелю, насколько ценны его показания. Вроде как способ сказать «спасибо за то, что мы вас впутали в это дело».
Миссис Новотны была так польщена, что не знала, чем еще услужить.
— Если хотите узнать о человеке, сидевшем за рулем машины, вам следует спросить того, кто послал груши.
— Мы не знаем,
— Конверт выпал.
Что-то в ее голосе заставило Сэм остановиться и оглянуться.
Миссис Новотны держала в руке квадратный конверт.
— Я хотела отправить это наверх, миссис Мэннинг, с кем-нибудь из добровольных помощников, но они все утро заняты. В больнице из-за этой бури почти не осталось свободных мест. Многие скользили и падали, а уж аварий на дорогах не счесть, не говоря уже о тех, кто получил инфаркт, убирая снег вручную.
Сэм снова пространно поблагодарила ее, взяла конверт и пошла к выходу. И все же распечатала послание, не потому, что ожидала найти там что-то важное, просто уже оконфузилась перед Шредером и расстроила миссис Мэннинг из-за корзины с грушами. Внутри оказался небольшой, сложенный вдвое листок с монограммой, на котором было начертано несколько строк. Прочитав записку, Сэм замерла на полушаге. Потом моргнула и перечитала. Раз. Другой…
Шредер уже успел вывести машину со стоянки и ждал на обочине, как раз у главного входа. Из выхлопной трубы валили клубы дыма; на ветровом стекле уже успела образоваться тонкая твердая корочка льда, которую Шредер соскребал кредитной карточкой: весьма увлекательное занятие, когда «дворники» трудятся с полной скоростью, а пальцы у тебя голые. Сэм залезла в машину и подождала, пока он не сядет и не примется дуть на замерзшие руки. Только когда он закончил их растирать, она протянула ему записку.
— Что там? — выговорил он, зябко поводя плечами.
— Послание, которое прилагалось к грушам миссис Мэннинг.
— А почему ты даешь его мне?
— Потому что ты замерз и я думала… что это тебя подогреет.
Шредер явно считал это маловероятным и продемонстрировал это мнение, проигнорировав записку и снова начиная растирать руки. Немного придя в себя, он включил зажигание, взглянул в зеркальце заднего обзора и отъехал. И только потом потянулся за запиской, небрежно поддел листок большим пальцем, а когда они приближались к пешеходному перекрестку, где чернел знак «стоп», сбросил скорость и нехотя опустил глаза.
— Твою мать! — взревел он, так сильно ударив по тормозам, что ремень безопасности Сэм перекрутился, а багажник машины занесло.
Шредер еще раз прочитал записку, медленно поднял большую темноволосую голову и уставился на Сэм. Карие глаза блестели изумлением и восторгом гончего пса, взявшего след, или безмерно счастливого ротвейлера при виде сочной говядины. Шредер тряхнул головой, словно пытаясь ее прояснить.
— Нужно срочно позвонить капитану Холланду, — решил он, снова подкатывая к обочине и вытаскивая сотовый. — Какая удача, Литлтон! — восклицал он, нажимая кнопки. — Если Мэннинг не объявится в ближайшие часы живым и здоровым, ты только что поднесла нью-йоркскому департаменту полиции, причем буквально на блюдечке, расследование, которое сделает тебя героиней, а Холланда — следующим комиссаром полиции. И тогда комиссар Труманти сможет умереть счастливым. Это Шредер! — рявкнул он в телефон. — Мне нужно поговорить с капитаном. — И, немного послушав, уже спокойнее сказал:
— Передайте, дело срочное. Я подожду. — Он перевел телефон в режим «mute» 8 и объявил:
— Не будь ты уже златовласым ангелом Холланда, наверняка стала бы им сейчас.
Сэм подавила возопившую в душе сирену тревоги.
— То есть как это «ангел»?
Шредер ответил несчастным, пристыженным взглядом.
— Забудь, что я это сказал. Не мое дело, что там у вас с Холландом. Теперь ясно, что у тебя куда больше достоинств, чем всего лишь хорошенькое личико. У тебя поразительные инстинкты, настойчивость, упорство и способности. Только это и имеет значение.
8
Режим, при котором не слышно голоса звонящего.
— В этот момент для меня имеет значение только твой намек на то, что капитан Холланд питает ко мне некоторую слабость, и я желаю знать, почему ты так считаешь.
— Черт, да у нас в Восемнадцатом все так считают!
— Ну да, теперь мне стало гораздо легче, — саркастически бросила она. — А теперь отвечай, или я покажу тебе такое упорство, какого ты…
На другом конце линии что-то сказали, и Шредер повелительным жестом велел Сэм помолчать.
— Я подожду, — повторил он, оглядывая Сэм, очевидно, чтобы решить, насколько реальна ее угроза. Решив, что она пойдет на все, он неловко откашлялся. — Рассмотрим факты, — начал он, снова нажимая кнопку «mute». — Ты, совершенно неопытный детектив, захотела попасть в «убойный» отдел Восемнадцатого. Захотела — и попала. На нас валится лавина дел, но Холланд не хочет давать тебе абы что, нет, он, видишь ли, желает дать тебе такое, чтобы ты сразу прославилась. Тебе нужен постоянный напарник, но Холланд не прикрепил тебя лишь бы к кому. Нет, он выбирает тебе напарника лично, собственной волей.
Сэм схватилась за единственное неуклюжее объяснение, которое пришло ей в голову:
— Холланд сам раздает назначения, поскольку должность лейтенанта Унгера до сих пор не занята.
— Да, но Холланд прикрепил тебя к напарнику, который, по его словам, должен быть «человеком приятным, вполне с тобой совместимым»…
— В таком случае почему же выбор пал на тебя? Очевидно, колкость не подействовала, потому что Шредер ухмыльнулся:
— Он знает, что я сумею за тобой присмотреть.
— Он велел тебе присмотреть за мной? — охнула Сэм, с омерзением глядя на него.
— Именно в этих выражениях.
Несколько секунд ушло на то, чтобы переварить эту новость. Потом Сэм с притворным безразличием пожала плечами:
— Что же, если для вас все это является неопровержимым свидетельством того, что между нами что-то есть, значит, вы просто стая старых ворон-сплетниц.
— Помилосердствуй, Литлтон! Взгляни на себя: не очень-то ты похожа на типичную женщину-копа. Не ругаешься, не лезешь на стенку, вся такая воспитанная, с хорошими манерами, как настоящая леди, и, кроме того, не смотришься копом.
— Ты просто не слышал, как я ругаюсь, — поправила Сэм, — и еще не видел меня по-настоящему разозленной, и чем тебе не угодила моя внешность?
— Что ты! Только спроси Холланда да и кое-кого еще из Восемнадцатого: они хором заверят, что ты просто куколка. Еще бы: остальные женщины в Восемнадцатом гораздо старше и на пятьдесят фунтов тяжелее, так что им с тобой не равняться.
Сэм с отвращением покачала головой и скрыла нахлынувшее облегчение, но следующее замечание Шредера повергло ее в еще большее уныние.