Накопление капитала
Шрифт:
«…Дикие страны культивированы, и политические перевороты, изменение системы финансов и мир сразу привлекли в гавани старых сельскохозяйственных стран суда, груз которых равнялся всей их жатве. Огромные провинции, которые Россия недавно цивилизовала на берегу Черного моря, Египет, который пережил смену правительства, Берберия, которой был воспрещен морской грабеж, вдруг опорожнили амбары Одессы, Александрии и Туниса, отправив их запасы в итальянские гавани; эти страны вызвали такой избыток хлеба, что деятельность фермеров вдоль всех морских берегов стала убыточной. Остальная Европа не гарантирована от подобного переворота, вызванного необыкновенным расширением площади новых земель, которые на берегах Миссисипи сразу были отведены под культурные растения и вывозят все свои продукты. Даже влияние Новой Гвинеи может в один прекрасный день оказаться гибельным для английской промышленности, если не по отношению к средствам потребления, перевозка которых слишком дорога, то по отношению к шерсти и другим сельскохозяйственным продуктам, перевозка которых менее затруднительна». Какой же совет дал Мак Куллох в связи с этим аграрным кризисом в Южной Европе? Половина новых сельских хозяев должна стать фабрикантами! На это Сисмонди отвечает: «всерьез такой совет можно дать только крымским татарам и египетским феллахам», и далее он прибавляет: «Еще не наступил момент, чтобы устраивать новые фабрики в заокеанских странах или в Новой Голландии». Мы видим, что Сисмонди совершенно ясно сознавал, что индустриализация заокеанских стран является лишь вопросом времени. Но Сисмонди прекрасно сознавал и то, что и расширение мирового рынка должно принести с собой не разрешение затруднения, а лишь воспроизводство этого затруднения в расширенном масштабе — еще более грандиозные кризисы. Он наперед указал на еще большее обострение конкуренции и анархию производства как на оборотную сторону конкуренции капитализма ищущего для себя выхода в экспансии. Он затрагивает даже основную причину кризисов, когда он в одном месте отчетливо формулирует тенденцию капиталистического производства выходить за всякие пределы рынка: «часто возвещали о том, — говорит он в конце своей реплики против Мак Куллоха, — что равновесие опять восстановится и работа опять начнется, но стоило лишь появиться спросу, как в результате этого всякий раз развивалось движение, которое выходило далеко за действительные потребности торговли, и за этим новым оживлением следовало еще более мучительное сужение рынка».
На такого рода глубокое проникновение анализа Сисмонди в действительные противоречия движения капитала вульгаризатор с лондонской кафедры с его болтовней о гармонии и с его кадрилью между тысячей фермеров, украшенных
Глава двенадцатая. Рикардо против Сисмонди
Для Рикардо вопрос очевидно не был исчерпан ответом Мак Куллоха на теоретические возражения Сисмонди. В отличие от дельца и шотландского шарлатана, как называет его Маркс, Рикардо искал истины и держал себя с подлинной скромностью великого мыслителя [146] . Что полемика Сисмонди против Рикардо и его «ученика» произвела глубокое впечатление на Рикардо, доказывает тот факт, что он изменил свою позицию в вопросе о влиянии машин. Именно здесь следует воздать должное Сисмонди: он первый показал классическому учению о гармонии обратную сторону медали. В книге IV своих «Nouveaux Principes», в главе седьмой «О разделении труда и о машинах», и в книге VII, в главе седьмой, носящей характерное заглавие: «Машины создают избыточное население», Сисмонди нападает на учение Рикардо, распространенное апологетами, которое заключается в том, что машины всегда создают такой же или даже больший спрос на рабочую силу, чем то количество живого труда, которое они вытеснили. Против этой так называемой теории компенсации Сисмонди выступил чрезвычайно резко. Его «Nouveaux Principes» появились в 1819 г., через два года после появления главного труда Рикардо. В третье издание своих «Principes», появившееся в 1821 г., т. е. уже после полемики между Мак Куллохом и Сисмонди, Рикардо вводит новую главу (XXXI), где он откровенно сознает свою ошибку и заявляет совсем в духе Сисмонди, что «мнение, разделяемое рабочим классом, что употребление машин часто наносит большой ущерб их интересам, не основано на предрассудке и заблуждении, а соответствует правильным принципам политической экономии» [147] . Так же как и Сисмонди, он при этом считает себя вынужденным избавить себя от подозрения, что он осуждает технический прогресс, и он спасает себя от этого, — правда, менее решительно, чем Сисмонди, — оговоркой, что зло, приносимое машинами, сказывается лишь постепенно: «Чтобы выяснить основное положение, я предположил, что усовершенствованные машины были внезапно изобретены и применены в широких размерах. В действительности же такие изобретения делаются постепенно и скорее действуют таким образом, что они изменяют употребление капитала, который сберегается и накопляется, а не отвлекают капитал от его постоянного употребления» [148] .
146
Характерно, что Рикардо, избранный в 1819 г. в парламент и пользовавшийся уже тогда величайшим уважением благодаря своим экономическим сочинениям, писал своему другу: «Вы, вероятно, знаете, что я заседаю в палате общин. Боюсь, что пользы от меня там будет немного. Я два раза пытался выступать, но говорил с величайшим волнением, и я сомневаюсь, удастся ли мне когда-нибудь преодолеть страх, который схватывает меня, когда я слышу тембр своего голоса». Подобного рода «волнения» были совершенно чужды болтуну Куллоху.
147
Ср. Д. Рикардо, Начало политической экономии и пр. Перевод под ред. Н. Рязанова. Москва, 1910, стр. 269. — Прим. пер.
148
L. с., стр. 271. — Прим. пер.
Но и проблема кризисов и накопления не давала покоя Рикардо. В последний год своей жизни, в 1823 г., он остался на несколько дней в Женеве, чтобы лично вместе с Сисмонди обсудить этот вопрос. В результате этой беседы, в мае 1824 г., в «Revue Encyciopedique» появилась статья Сисмонди под заглавием: «Sur la balance des consommations avec la production» [149] .
В этом решающем вопросе Рикардо в своих «Principes» целиком перенял у пошлого Сэя учение о гармонии в отношении между производством и потреблением. В главе XXI он говорит: «Сэй уже очень удовлетворительно показал, что нет такой суммы капитала, которая не могла бы найти себе употребления в стране, потому что спрос ограничивается только производством. Каждый человек производит для продажи или для потребления, и он продает только с целью купить какой-нибудь другой товар, который мог бы быть ему непосредственно полезен, или мог бы способствовать дальнейшему производству. Таким образом всякий производитель необходимо становится или потребителем собственных произведений, или покупателем и потребителем товаров какого-нибудь другого производителя» [150] .
149
По поводу этой дискуссии Сисмонди рассказывает нам следующее: «Рикардо, недавняя смерть которого глубоко огорчила не только его семью и друзей, но также всех тех, кого он просветил, кого он согрел своими благородными чувствами, остановился в последний год своей жизни на несколько дней в Женеве. Два-три раза мы вместе обсуждали этот основной вопрос, относительно которого наши взгляды расходились. При этом обсуждении он выказал свойственные ему деликатность, чистосердечие, любовь к истине и такую ясность, которой не ждали бы от него даже его ученики, привыкшие в его кабинете к отвлеченным рассуждениям». Статья «Sur la balance» напечатана во втором издании «Nouveaux Principes», т. II, стр. 408.
150
Рикардо, I. с., стр. 192 — Прим. пер.
Против этого понимания Рикардо Сисмонди горячо полемизировал уже в своих «Nouveaux Principes»; его устные дебаты с Рикардо тоже вращались исключительно вокруг указанного вопроса. Оспаривать факт кризиса, который только что пронесся над Англией и другими странами, Рикардо не мог. Дело шло лишь об объяснении кризиса. Замечательна при этом та ясная и точная постановка проблемы, на которой сошлись Сисмонди и Рикардо в начале своего спора: они оба исключили вопрос о внешней торговле. Правда, Сисмонди понимал значение и необходимость внешней торговли для капиталистического производства и его потребность в расширении. В этом отношении он ни в чем не уступал рикардовской школе свободной торговли. Он даже значительно превосходил их благодаря диалектическому пониманию тенденции капитала к экспансии; он ясно заявил, что промышленность «вынуждается искать для сбыта своих товаров чужих рынков, где ей угрожают еще более грандиозные перевороты» [151] ; он, как мы видели, предсказывал возникновение опасной для европейской промышленности конкуренции в заокеанских странах, а подобное предсказание, сделанное около 1820 г., было делом вполне достойным уважения; оно свидетельствовало о глубоком взгляде Сисмонди на мировые хозяйственные отношения капитала. И несмотря на все это Сисмонди был далек от мысли поставить проблему реализации прибавочной стоимости — проблему накопления — в зависимость от внешней торговли как единственного средства спасения, в чем старались его убедить позднейшие критики. Напротив того, уже в главе шестой книги II он совершенно отчетливо говорит: «Чтобы легче было следить за этими расчетами и чтобы упростить эти вопросы, мы до сих пор совершенно оставляли в стороне внешнюю торговлю и допускали, что нация ведет совершенно обособленное существование; само человечество является такой изолированной существующей нацией, и все, что верно по отношению к отдельной нации, не знающей внешней торговли, столь же верно и по отношению ко всему человеческому роду». Иными словами, Сисмонди ставит проблему при тех же предположениях, при которых впоследствии ставил ее Маркс: он рассматривает весь мировой рынок, как исключительно капиталистически производящее общество. На этих предположениях он сошелся и с Рикардо. «Мы оба, — говорит он, — исключили тот случай, когда нация продает иностранцам больше, чем она у них покупает, и когда она таким образом находит расширяющий внешний рынок для возрастающего производства внутри страны. Но интересующий нас вопрос заключается не в том, могут ли военные и политические успехи доставить какой-нибудь стране новых потребителей, а в том, создает ли страна их сама, увеличивая свое производство» [152] . Сисмонди совершенно ясно формулировал здесь проблему реализации прибавочной стоимости так, как она выступает перед нами в политической экономии во все позднейшие периоды. Рикардо утверждает, что производство само создает себе рынок; в этом он, как мы видели и как мы еще увидим, идет по стопам Сэя.
151
Кн. IV, гл. 4: «Купеческое богатство следует за ростом дохода».
152
Ср. цит. перевод Эфруси, стр. 248–251.
Тезис Рикардо, формулированный в полемике с Сисмонди, гласит так:
«Предположим, что сто землевладельцев производят 1000 мешков хлеба, а сто фабрикантов производят 1000 аршин шерстяной материи. Не будем принимать в расчет других полезных для человека продуктов, точно так же, как и всех посредников, и будем иметь в виду только этих производителей. Они обменивают свои 1000 аршин материи на 1000 мешков хлеба. Предположим, что благодаря постепенному прогрессу промышленности производительная сила труда возросла на одну десятую; тогда эти же самые люди обменивают 1100 аршин на 1100 мешков хлеба, и каждый из них лучше одевается и лучше питается. Новый прогресс приведет к тому, что 1200 аршин материи будут обмениваться на 1200 мешков хлеба и т. д. Увеличение продуктов лишь увеличивает наслаждения производителей» [153] .
153
«Nouveaux Principes», 2-е изд., стр. 416. Русский перевод Эфруси, стр. 252. — Прим. пер.
Приходится со стыдом констатировать, что дедукции великого Рикардо стоят здесь — если это вообще возможно — ниже дедукции «шотландского шарлатана» Мак Куллоха. Нас опять пригласили полюбоваться гармонической и грациозной кадрилью, которую танцуют «аршины» и «мешки». При этом как раз то, что нужно было доказать, т. е. их пропорциональность попросту предполагается заранее. Но мало того: все условия проблемы, о которых шла речь, просто оставлены в стороне. Проблема, предмет спора — запомним это раз, навсегда — состояла в следующем: кто является потребителем и покупателем избытка продуктов, который возникает, когда капиталисты производят товары в количестве, превышающем потребление их рабочих и их собственное потребление, т. е. когда они часть прибавочной стоимости капитализируют и применяют для расширения производства и увеличения капитала? Отвечая на это, Рикардо вообще ни одного слова не говорит об увеличении капитала. Единственное, что он рисует нам на различных этапах производства, это постепенное повышение производительности труда. Согласно его допущению одно и то же количество рабочей силы производит сперва 1000 мешков хлеба и 1000 аршин материи, потом 1100 мешков и 1100 аршин, далее 1200 мешков и 1200 аршин и т. д. Не говоря уже о скучной картине, представляющей нам совершенно равномерное движение количества хлеба и материи, — картине, подобной солдатской маршировке, не говоря уже о совпадении даже количеств предметов, которые должны быть обменены, надо указать, что во всем этом примере нет ни одного слова о расширении капитала. Мы здесь все время имеем перед собой не расширенное воспроизводство, а простое воспроизводство, при котором увеличивается масса потребительных стоимостей, а не стоимость всего общественного продукта. Так как для обмена играет роль не количество потребительных стоимостей, а лишь размер их стоимости, и так как этот последний остается в примере Рикардо неизменным, то он, собственно, ни на шаг не подвигается вперед, хотя и создает себе иллюзию, что он анализирует прогрессивное расширение производства. Наконец для Рикардо вообще не существует категорий воспроизводства, в которых здесь заключается вся суть. Мак Куллох заставляет вначале своих капиталистов производить без прибавочной стоимости и жить за счет духа святого, но он признает по крайней мере существование рабочих и указывает размер их потребления. Рикардо даже не говорит о рабочих, и различия между переданным капиталом и прибавочной стоимостью для него вообще не существует. Наряду с этим уже менее важно, что Рикардо, подобно своему ученику, совершенно упускает из виду постоянный капитал: он хочет решить проблему реализации прибавочной стоимости и расширения капитала, не предполагая заранее ничего, кроме наличности известного количества товаров, которые обмениваются друг на друга.
Не замечая перенесения спора в другую плоскость, Сисмонди честно берет на себя труд рассмотреть в условиях действительности фантазии своего знаменитого гостя и противника, ибо при его предположениях «приходится», как жалуется Сисмонди, игнорировать, «подобно немецким метафизикам, время и пространство», перенести эти фантазии на грешную землю и разобраться в их невидимых противоречиях. Он применяет гипотезу Рикардо к «обществу с его действительной организацией, с рабочими без собственности, заработная плата которых определяется конкуренцией и которых хозяин может уволить, коль скоро он в них больше не нуждается», ибо, как замечает очень метко и скромно Сисмонди, «наши возражения касаются именно этой, хозяйственной организации». И он вскрывает разнообразные трудности и конфликты, с которыми связан прогресс производительности труда при капиталистических условиях. Он доказывает, что предположенные Рикардо изменения в технике труда с общественной точки зрения должны привести к следующей альтернативе: либо часть рабочих, соответствующая росту производительности, будет уволена — мы получаем в этом случае на одной стороне избыток продуктов, а на другой — безработицу и нищету, т. е. верную картину современного общества; или избыточный продукт затрачивается на содержание рабочих в новой отрасли промышленности, в производстве предметов роскоши. И здесь Сисмонди проявляет несомненное превосходство над Рикардо. Он внезапно вспоминает о существовании постоянного капитала и тут решительно наступает на английского классика: «Чтобы создать новую мануфактуру, именно мануфактуру по производству предметов роскоши, нужен также новый капитал. Нужно построить машины, привезти сырой материал и оживить деятельность иностранной торговли, так как богатые люди редко довольствуются предметами роскоши, произведенными вблизи. Где найдем мы однако этот новый капитал, который быть может гораздо более значителен, нежели капитал, требуемый для сельского хозяйства?.. Наши рабочие по производству предметов роскоши еще далеко не в состоянии есть хлеб наших хлебопашцев и носить платье наших фабрикантов: их еще нет, они быть может еще не родились, их ремесла еще не существуют; материал, над которым они должны работать, не прибыл еще из Индии. Все те, которым они должны были доставить заработок, тщетно ждут его». Сисмонди тут учитывает постоянный капитал не только в производстве предметов роскоши, но и в сельском хозяйстве; возражая Рикардо, он говорит: «Необходимо игнорировать время, когда предполагаешь, что землевладелец, получивший благодаря изобретению в области механики или сельскохозяйственной промышленности возможность увеличить на одну треть производительные силы своих рабочих, найдет капитал, достаточный для расширения обработки, для увеличения на треть количества земледельческих орудий, скота, амбаров, а также оборотный капитал, необходимый ему, чтобы быть в состоянии выжидать реализации своего урожая».
Он отказывается здесь от басни классической школы, по которой весь аванс капитала при расширении последнего расходуется исключительно на заработную плату, т. е. на переменный капитал, и определенно отмежевывается от учения Рикардо, что однако не помешало ему три года спустя без просмотра пропустить во втором издании «Nouveaux Principes» все те ошибки, которые покоятся на этом учении. Против плоского учения о гармонии, исповедуемого Рикардо, Сисмонди выдвигает таким образом два важных пункта: во-первых, объективные трудности процесса расширенного воспроизводства, которые в капиталистической действительности протекают отнюдь не так гладко, как в нелепой гипотезе Рикардо, и, во-вторых, тот факт, что всякий технический прогресс в производительности общественного труда при капиталистических условиях всегда протекает за счет рабочего класса и покупается его страданиями. И еще в одном важном пункте Сисмонди показывает свое превосходство над Рикардо: в противоположность Рикардо с его ограниченностью, для которой кроме буржуазного хозяйства вообще не существует никаких других общественных форм, Сисмонди защищает широкие исторические горизонты диалектического понимания: «Наш взор, — говорит он, — настолько привык к современной общественной организации, к этой всеобщей конкуренции, устанавливающей враждебные отношения между классом богатых и трудящейся массой, что мы не можем себе представить другой формы существования, несмотря на то, что остатки таких форм окружают нас со всех сторон. Меня хотят довести ad absurdum, указывая мне на недостатки предшествующих систем. Что касается организации низших классов общества, то действительно две или три системы сменили друг друга. Но разве из — того, что, принося сначала некоторую пользу, они потом причинили человечеству ужасные страдания, можно делать заключение, что мы имеем теперь правильную систему, что мы не найдем основного порока в системе наемного труда, подобно тому, как мы открыли недостатки в системе рабства, феодализма и цеховой организации? Когда господствовали эти три системы, нельзя было себе представить, какую систему можно было бы поставить вместо них: улучшение общественного строя казалось тогда невозможным и безрассудным. Наступит несомненно пора, когда наши внуки будут считать нас варварами за то, что мы оставили трудящиеся классы без защиты, подобно тому, как они будут считать и как мы сами считаем варварами все нации, которые довели трудящиеся классы до состояния рабства». Свое глубокое понимание исторических связей Сисмонди доказал изречением, в котором он с едкостью эпиграммы проводит разницу между ролью пролетариата в современном и в римском обществе. Не меньше глубины проявляет Сисмонди, когда он в своей полемике против Рикардо анализирует экономические особенности рабской системы и феодального хозяйства и их относительное историческое значение и наконец, когда он устанавливает господствующую всеобщую тенденцию буржуазного хозяйства «совершенно отделить всякого рода собственность от всякого рода труда». Таким образом, и второе столкновение Сисмонди с классической школой закончилось, как и первое, не к славе его противника [154] .
154
Поэтому, когда г. Туган-Барановский в интересах защищаемой им точки зрения Сэя-Рикардо сообщает о споре между Сисмонди и Рикардо, что Сисмонди был вынужден «признать правильность учения, которое он оспаривал, и сделать своему противнику все необходимые уступки», что Сисмонди «отказался от своей собственной теории, которая до настоящего времени имела так много приверженцев», и что «победа в этом споре оказалась на стороне Рикардо» («Studien zur Teorie und Geschichte der Handelskrisen in England», 1901, стр. 176), то это такое, скажем, легкомысленное суждение, которому мы знаем немного примеров в серьезных научных работах.
Глава тринадцатая. Сэй против Сисмонди
Статья Сисмонди против Рикардо, помещенная в майской книжке «Revue Encyclopedique» за 1824 г., вызвала наконец на сцену тогдашнего «prince de la science economique», Ж. Б. Сэя, слывшего представителем, наследником и популяризатором школы Смита на континенте. В июле того же года Сэй — уже после того, как он полемизировал с концепцией Сисмонди в своих письмах к Мальтусу, — вновь, выступил против него в «Revue Encyclopedique» в статье под заглавием: «О равновесии между потреблением и производством», на которую Сисмонди в свою очередь опубликовал краткое возражение. Таким образом последовательность полемических турниров была, собственно, обратна последовательности теоретических зависимостей. Ибо именно Сэй первый сообщил Рикардо и через последнего передал по наследству Мак Куллоху указанное учение о богом установленном равновесии между производством и потреблением. В действительности Сэй уже в 1803 г. высказал в XXII главе I книги своего «Traite d'economie politique»: «О рынках сбыта» следующее лапидарное положение: «…за продукты платят продуктами. Поэтому если нация имеет слишком много продуктов одного какого-нибудь рода, то средство избавиться от них состоит в том, чтобы произвести продукты другого рода» [155] . Мы имеем здесь наиболее знакомую формулировку той мистификации, которая была принята в качестве краеугольного камня учения о гармонии как школой Рикардо, так и вульгарной экономией [156] . Главный труд Сисмонди по существу говоря состоял в непрерывной полемике против этого положения. Теперь же, в «Revue Encyclopedique», Сэй на упреки отвечает упреками и делает следующий неожиданный оборот: «…Когда возражают, что всякое человеческое общество благодаря человеческому знанию и умению пользоваться силами природы может производить все предметы, способные удовлетворить его потребности и увеличить его наслаждения в большем количестве, чем это самое общество в состоянии потребить, то я спросил бы, чем же объясняется в таком случае, что мы не знаем ни одной нации, которая была бы вполне обеспечена, так как даже у тех наций, которые слывут цветущими, семь восьмых населения обходятся без массы продуктов, которые считаются необходимыми не только в богатых, но даже в семьях со скромным достатком. Я живу теперь в селе, расположенном в одном из богатейших кантонов Франции. И тем не менее там из двадцати домов имеется девятнадцать, при посещении которых я вижу лишь грубую пищу и ничего такого, что свидетельствовало бы о благосостоянии семьи, — ничего из тех вещей, которые англичане называют „комфортабельными“ и пр.» [157] .
155
«L'argent ne remplit qu'un office passager dans се double echange. Le enchanges termines, il se trouve qu'on a paye des produits avec des produits. En consequence quand une nation a trop de produit dans un genre, le moyen de les ecouler est d'en crcer d'un autre genre». (J. В Say, Traite d'Economie politique. Paris, 1803, том I, стр. 154).
156
В действительности Сэю и здесь принадлежало лишь претенциозное и догматическое фиксирование мысли, высказанной другими. В своей «Истории теорий кризисов» (Штутгарт 1895) Бергман обратил внимание на то, что вполне аналогичные мысли об идентичности спроса и предложения и о естественном равновесии между тем и другим имеются уже у Осии Туккера (1752), у Тюрго в его примечаниях к французскому изданию туккеровского памфлета, у Кенэ, у Дюпон де-Немура и других. Несмотря на это, Сэй, этот «убогий человек» («Jammermensch»), как называет его в одном месте Маркс, в качестве главы учения о гармонии (Oberharmoniker) приписывает себе честь великого открытия «theorie des debouches» и скромно сравнивает свой труд с открытием теории теплоты, рычага и наклонной плоскости! См. его введение и предметный указатель к 6-му изданию «Traite», 1841: «С'est la theorie des echanges et des debouches- telle qu'elle est developpee dans cet ouvrage — qui changera la politique du monde».CTp. 51 и 616). Джемс Милль развивает те же самые точки зрения в своем «Commerce defended», появившемся в 1808 г. Маркс называет его истинным отцом теории о естественном равновесии между производством и сбытом.
157
«Revue Encyclopedique», том XXIII, Juillet 1824, стр. 20.
Приходится удивляться медному лбу превосходнейшего Сэя. Ведь это он утверждал, что в капиталистическом хозяйстве не может быть никаких затруднений, никакого избытка, никаких кризисов и никакой нужды, ибо товары покупают друг друга и нужно только все больше производить, чтобы все кончалось к общему удовольствию. В его руках это положение стало догматом вульгарно экономического учения о гармонии. Сисмонди выступил против этого с резким протестом и доказал несостоятельность этого взгляда: он указал на то, что можно сбыть не любое количество товаров и что доход общества (v + m) представляет собой крайнюю границу, до которой возможна реализация товарной массы. Но так как заработки рабочих сводятся к голому эксистенцминимуму и так как потребительная способность класса капиталистов также имеет свои естественные границы, то расширение производства приводит к задержкам в сбыте, к кризисам и к еще большим страданиям народных масс. Но вот появляется Сэй и возражает с виртуозно разыгранной наивностью: «если вы утверждаете, что вообще возможно производить слишком много продуктов, то почему в нашем обществе так много нуждающихся, неодетых и голодных? Объясни мне, граф Эриндур, это противоречие природы!» Сэй, главная уловка позиции которого состоит в том, что он игнорирует денежное обращение и оперирует непосредственным товарообменом, обвиняет теперь своего оппонента в том, что он говорит об избытке продуктов не по отношению к покупательным средствам общества, а по отношению к его действительным потребностям! Но Сисмонди как раз в этом кардинальном пункте своих дедукций во всяком случае не оставил никаких сомнений. Ведь он отчетливо говорит в главе шестой II книги своих «Nouveaux Principes» следующее: «Даже в том случае, когда в обществе находится большое количество людей, которые плохо питаются, плохо одеваются и имеют плохие жилища, это общество желает лишь того, что оно в состоянии купить, а оно может покупать лишь при помощи своего дохода».