Нам не узнать друг друга сразу
Шрифт:
– Оля, давай мы сейчас раз и навсегда договоримся: я всегда с огромным желанием выслушаю твое мнение по любому вопросу и честно тебе обещаю его учесть и обдумать, но обещать тебе всегда поступать так, как хочешь ты, – не могу. Твои суждения я уважаю и восхищаюсь твоей разумностью и профессиональной смекалкой, но в принятии решений всегда исхожу из собственных умозаключений. Я не говорю, что ты не можешь повлиять на них, как раз наоборот. Но данный случай этого не предполагает. Они не просто оскорбили мою дейрану, они нарушили прямой приказ командира. Итог в этом случае предопределен, они не могли этого не понимать. Это решение останется неизменным.
Я в отчаянии всплеснула руками:
– По-моему, это не предопределенный результат, а показательная порка! Ты просто воспользовался таким удачным моментом, чтобы всем наглядно продемонстрировать свою категоричность в вопросе защиты моих интересов. А айкарок этих откровенно жалко. Ведь дурищи, больше от глупости, чем со зла сказали, а теперь все их перспективы – пшик! – Я подошла и села рядом с мужем.
– Поверь, я поступил бы так же, будь вы там только вдвоем. И да, моя реакция на любые нападки на тебя всегда будет самой радикальной. Просто прими это как данность. Тут ты меня не переубедишь, не сумеешь. Это инстинкт! И еще имей в виду, что «Эндорра» – не гражданский космолет, а военный корабль, и слово «дисциплина» здесь не пустой звук. А что до жалости, то не равняй их с собой. Ты боялась потери лицензии как полного краха жизни, для них все не так глобально. Не хотелось бы напоминать тебе о наболевшем, но на данный момент айкары имеют значительно больше возможностей для устройства в конфедерации, чем земляне. Поэтому не трать ни нервы, ни силы напрасно, лучше направь энергию на разработку мер по изменению существующего порядка. – Гайяр ласково взял мои руки в свои ладони и заглянул в глаза.
– Не передумаешь? – заведомо зная ответ, все же уточнила я.
– Нет, – качнул он головой, привлекая к себе.
И я сдалась, податливо прижимаясь, решив уступить ему в этом вопросе. Но только в этом! В конце концов, он – мужчина, и право защитника никто не отменял.
– Оль, а что за подарок? Я весь в нетерпении, – сменил неприятную тему неймарец.
– А вот, – хихикнула я, и поскольку никакого подарка, естественно, не было, притянув к себе, накрыла его рот своими губами.
Муж ответил с огромным желанием, и в итоге вскоре мы, забыв обо всех ссорах и айкарках, самозабвенно отдались процессу, целуясь так, что, прервавшись, не могли отдышаться. А потом и того больше…
– А что это у нас за платьице? Так непривычно тебя в нем видеть, кстати. Но вот что же под ним, интересно до ужаса, – бессвязно бормотал Гайяр в перерывах между поцелуями.
Дальше про платье ничего не помню, все так сумбурно отложилось в памяти, что впору фантазировать, додумывая в любом масштабе. Помню его руки везде-везде на своем теле; его плечи, которые я то кусала, то лизала, надвигавшиеся и вновь опадавшие вниз; помню его язык, что расшалился в моем рту до восхитительного произвола; помню его поцелуи, почти вбирающие в себя мою плоть, и конечно же полет. Ощущение крепких рук, обнимающих меня, и просто стремительную музыку его сердца рядом.
Крак! Бум! Ой! Что-то ощутимо загрохотало, выдернув меня из упоительного состояния единения с любимым мужчиной. Первым делом мой взгляд встретился с виноватыми глазами мужа.
– Извини, – покаянно прошептал мой неймарец, – крыльями тут особенно не поразмахиваешь.
Меня плавно опустили на пол, позволяя ногам соскользнуть вниз. Оглянулась. М-дя. Разнесли каюту. В смысле сломали внутри все: дверцы встроенного шкафа как-то странно вдавлены внутрь, на противоположной стене виднелась ощутимая вмятина, потолочное покрытие треснуло во многих местах. Ну и по мелочи: кровать немного деформирована и стол в углу перевернут. Бедняжка мой! Ударился же капитально.
– Тебе не больно? – испуганно потянулась руками к голове мужа.
– Нет, – засмеялся Гайяр, целуя в шею и позволяя ощупать собственную макушку, – хотя отрезвило быстро. Ты не испугалась?
– Не успела, не сразу поняла, что случилось, – честно призналась, вороша его необычайно яркие волосы.
Мы, тесно прижавшись друг к другу, молча наслаждались чувством обоюдной радости просто от того, что мы рядом, что вдвоем, что у нас есть это здесь и сейчас. Столь стремительно оборвавшаяся близость не позволила в полной мере отдаться возникшему ощущению абсолютного единства, восторгу взаимной любви, поэтому было особенно трогательно смотреть в глаза друг друга и видеть там отражение собственного счастливого лица.
– Люблю тебя, – одними губами прошептала я.
Меня молча, но с таким значением поцеловали, что и без слов стало ясно – мой, без остатка.
Потом мы, постоянно прерываясь на стремительные поцелуи, собрали разбросанную одежду, при этом я бесконечно страдала и высказывалась мужу по поводу того, что в шоке от собственной беспечности – сама не представляю, как могла оторвать его от работы посреди дня. На что мне безапелляционно возразили, что подарок вышел выше всяких похвал, и он прямо-таки требует регулярных подношений. Опять же напомнили, что слово капитана – закон. Я, разумеется, не удержалась от замечания, уже направляясь в душ, о том, что в семьдесят три года можно надорваться от такого постоянства, а уж о вреде, наносимом работе, я и вовсе молчу. Итог провокации был печален. Догнали, утащили со страшной скоростью в душ и довели до белого каления, заставив от восторга в голос кричать, что он самый-самый лучший, самый молодой и великолепный, и вообще, что надорвусь по ходу дела я.
В итоге, когда мы вернулись в несколько помятую каюту и оделись, я заставила Гайяра еще и высушить волосы, чтобы не было так очевидно, где он пропадал. Что он, хотя и с самым саркастическим видом, но сделал, явно пытаясь показать всем своим видом, что это никого не обманет. Ну и пусть, а я буду верить, что все на корабле недогадливые.
– А с каютой как быть? – торопливо заплетая в косу эти неудобные длинные рыжие волосы, поинтересовалась я.
– Дам распоряжение хозяйственной службе корабля, и все приведут в порядок, – успокоил муж.
– Ну что ж, хорошо, что не ты ко мне переехал, – пошутила я. – Кстати, а у нас в первой комнате почему так пусто?
Гайяр замялся, отведя взгляд, чем возбудил мое любопытство.
– Просто думаю, что с твоей мамой втроем мы в кухне не поместимся, а стол только там, – пояснила я причину интереса.
– Мне просто стыдно за тот разговор… первый. Меня так накрыло тягой к тебе, пробудившимися эмоциями, что я сам в глубине души испугался, потому и был так непреклонен. Сам себя уверил, что надо лишь приказать – и все, а в итоге только напугал и оттолкнул. Я всю ночь тогда провел снаружи у двери в твою каюту, сил не было находиться вдали, но убеждал себя, что надо только два дня продержаться. А ты сбежала на следующий день.
Я, изумленная его откровенностью, опустила руки, выпуская почти доплетенную косу.
– А когда понял, что ты реально сбежала, твои следы затерялись. Пока искал, много думал обо всем этом и не мог представить, что ты снова окажешься в той обстановке, где я тебя так унизил. Что ты предпочла неизвестность, боль эту – я же не знал, что происходит, но чувствовал все во время операции. Простишь меня когда-нибудь за тот разговор?
Такого ответа не ожидала. До сих пор мы этой темы не касались, а сейчас я почувствовала, что слезы навернулись на глаза.