Нам нужна великая Россия
Шрифт:
– Вот она, судьба!
– усмехнулся Столыпин. В груди заныло. Старые раны напомнили о себе.
Совещание музыкантов было недолгим.
– Уж ежели так, чтобы наши орлами взлетели, - так это "Славянка". Я сам его слышал, как в Тамбове исполнили. Больше так душевно нигде и никогда не исполняли. Оно, конечно, оркестр бы побольше...Труб не хватает...Будем первые куплеты играть, самые бойкие.
Петр Аркадьевич задумался ненадолго, а потом довольно кивнул.
– А ведь верно. Кутепов из кожи вон рваться будет. Наши не отстанут, - и махнул сжатым
– Давайте его! Да так рвите душу, чтобы пуль слышно не было!
– Рады стараться!
– хором ответила музыкантская команда.
– Команды ждем.
– По моему сигналу, - кивнул Столыпин.
– А пока к памятнику, к памятнику.
– Будем наступать. Офицеры и нижние чины предупреждены?
– офицеры закивали.
Музыканты встали "на позицию", во все глаза следя за действиями Столыпина.
– С Богом. Только бы дрогнули!
– Дрогнут, Петр Аркадьевич.
– Ну, давай!
– и Столыпин махнул рукой.
И музыканты дали. Конечно, бывший премьер не однажды в последние годы эту мелодию, но сейчас ее исполняли как будто в первый раз. И в последний.
Музыка породила замешательство на той стороне, это было заметно невооруженным глазом. Уж чего-чего, а "Прощания славянки" не ожидал никто.
– Наши, наши-то приободрились!
Музыканты, не колеблясь ни мгновения, двинулись вперед.
– За веру! Царя! Отечество! Ура-а-а!
– возглас Столыпина подхватил весь Летний сад.
Музыка перекрывала ружейные залпы и даже пулеметные трели. Музыканты старались, несмотря на то, что падали. Били по ним специально или так получалось, но именно под ними снег вспарывало очередями и одиночными выстрелами.
Грохнула "двоечка", подхватил пулемет "Уайта". Начали валиться наземь бойцы. Первый ряд в два прыжка одолел каменную ограду и подножие холма и теперь бежал по льду Мойки.
– По окнам! По окнам работаем!!!
– донеслись крики командиров пулеметных команд.
– По окнам!
"Максимы" затренькали по домам. Рикошетило во все стороны.
Встретили нестройным ружейным залпом. Потом еще одним. И еще. Откуда-то справа донеслись звуки отдаленных выстрелов: Кутепов пошел!
Музыканты дали напоследок: Столыпин видел, как падал их командир. Он не отнял руки от палочек, только подкосился. Может, оступился?..
Цепь подошла к самой ограде - с той стороны.
В следующее мгновение будто бы волна прошла по вражеским рядам. Отхлынули от набережной, яростно отстреливаясь. Столыпин глянул налево: "Уайт" продвинулся чуть вперед, прикрывая наступление. Там баррикады уже были преодолены! Враг бежал! Прачечный мост взят!
– Ура!
– гаркнул Столыпин, и его крик подхватили цепи.
Петр Аркадьевич увидел, как первый стрелок взобрался на перила - и упал, подкошенный выстрелом. Но за ним последовали другие, и они уже занимали ту часть набережной. Они пошли в штыковую, чем окончательно разорвали вражеский строй.
– Ура!
– пронеслось над Мойкой.
Справа!
– Кутепов!
– радостно произнес Столыпин, видя, как в беспорядке бежит противник.
А вот этих в плен успевали брать не всех: горячка боя. Рукопашная завязалась между домами и внутри них, но за ее ходом Столыпин уже следить не успевал.
– Преследовать! Преследовать противника!
– так громко, кажется, он не кричал никогда. Даже на Аптекарском.
Нельзя было им дать ни малейшей возможности соединиться в остальными силами.
Вот показался и сам Александр Павлович. Он довольно помахал рукой Петру Аркадьевичу.
– Наша взяла!
– издалека выкрикнул он.
– И наших же убиваем. Проклятая революция!
– лицо Столыпина потемнело.
Подоспел адъютант от Занкевича. Враг был совершенно разбит и рассеян. Треть пути к Таврическому была пройдена. Но впереди открывалась дорога на вереницу улиц. Как же их преодолеть?
– Патроны бы собрать, Петр Аркадьевич, - заметил Хабалов.
– Может не хватить.
– Прикажите: патроны и оружие собрать, все, что сможем.
– Верно. У моих на пять-семь выстрелов осталось. Можем...- Кутепов замолчал.
– Можем и не дойти.
– Дойти должны. Вон как в штыковую пошли! Любо-дорого!
– В штыки на пулеметы?
– покачал головой Кутепов. Остальные поддержали его молчанием.
Глава 9
– А все же, почему Вы не захотели остаться в Зимнем? Занимались общим руководством, координировали действия...Его Императорское Величество многое проиграл, решив, что его место в Ставке. Уж простите за прямоту, - говорил Занкевич, глядя на вертевшего фуражку Столыпину.
В козырьке зияла дыра. В пылу боя Столыпин не заметил даже, как пуля прошила насквозь козырек, но по такой чудесной траектории, что не задела головы.
– Небывалое бывает, - пожал плечами Хабалов. Но теперь он как-то чаще смотрел по сторонам и стерегся.
– А что же с телами делать? Бросить, что ли? Своих же?
– Балк наблюдал, как солдаты заканчивали поиски боеприпасов и оружия.
– Распорядитесь в домах телефон отыскать, пусть телефонируют в больницу или еще куда. А еще проще, дворникам сообщите, они знают, что делать, - распорядился Занкевич.
Столыпин кивнул в знак одобрения. Он окинул тяжелым взглядом поле боя. Трупы лежали везде, на льду, на Прачечном мосту, даже на ограждении застыли навечно. Он старался не разделять погибших на "их" и "нас", но, признаться, с каждым разом ему становилось делать это все труднее и труднее.