Нам здесь жить. Тирмен
Шрифт:
– Никаких!
Прозвучало решительно – и весьма, но пять лет в прокуратуре не проходят даром. Испугался! А вот тебе еще!
– Триста гривен, конечно, не деньги, но если учесть, что ваши знакомые проходят по мокрому делу!..
Теперь – пауза. Осмыслил?
– Хорошо, слушайте…
Осмыслил!
– В последнее время я занимался частной практикой – по тому адресу, о котором вы меня спрашивали. Нечто вроде Тех-ника-любителя. Или кустаря, не знаю, как лучше выразиться. Мелкий ремонт, ссоры в семье, насморк у младенцев. Панченко я не знаю, а Калиновская месяца три назад заказала мне одну мелочь. Вполне законную мелочь. Я сделал. Тогда она стала намекать, что мною интересуются, как она сказала, серьезные люди. Конкретно она называла какого-то Капустняка. Я отказался, тогда она… Или уже не она, не знаю. В общем, прислали странного человека – уговаривать. Но я снова отказался. Вот и все.
Все?
– Ваши дальнейшие неприятности – из-за этого?
– Отчасти… Извините, гражданка Гизело, мне надо к Алику… к гражданину Залесскому.
«Гражданка Гизело» прозвучало просто бесподобно.
– До встречи, Иероним Павлович!
Отвечать было некому – в трубке гудел отбой.
Частушки мне никогда не нравились. И я вовсе не удивилась, когда Саша рассказал, что выдумали их не русские, а татары. Выдумали – и презентовали вместе с игом. Мне-то, конечно, что русские, что татары – едино, но частушки не люблю. Балалайка, косоворотка, онучи… Или опорки, не помню уже. Однажды мы с Сашей были в столице, зашли в «Националь», а там – балалайки. Как сказано в одной книге – свежесрубленные, размером с избу. Саша смеялся, вспоминал каких-то ярославских ребят. Интересно, когда это было? При Мамае?
Но так или иначе, а холодильник я набила. Жаль, готовить не было времени, но магазины у нас неплохи, а микроволновка у меня отличная – завода «Коммунар», с обязательной голограммой Святого Пелузия (не с наклейкой-самоделкой, которую каждый месяц менять надо, а с настоящей фабричной). Удобно: даже булочку крошить не надо, сама греет, сама и жертву бескровную творит.
За счет перепада температур.
Конечно, есть микроволновки и получше, со знаком качества (пентакль, в нем Неспящее Око, гарантия – сто лет), но на подобное даже моей зарплаты не хватит.
В баре тоже все в порядке. Эх, дуреха, не удосужилась спросить, что, собственно, Игорь пьет. Я его все коньяком пичкала, а вдруг он водку любит? Водка-то есть – всякая: даже «Вулык», солодка медова настоянка сорока градусов – умеют ведь, алхимики! А если вино? Сухое? Десертное? Вин разных – море, всех не напасешься.
Да, подготовилась. Как бишь это под балалайку будет?
Полюбила я шпиена В ходе тайной акции. Будем мы лобзать друг друга – Вплоть до ликвидации!Бр-р-р! Пошутила, называется! Слава Богу, Игорь не из нашей конторы! И я ничуть не нарушаю строгий приказ Пятого, поелику не пригласить в гости своего, так сказать, коллегу – подозрительное хамство. Ну, пиццу съедим, ну, чайку попьем. Вот если бы я, дура старая, достала бы сейчас булочку, разожгла конфорку да прочитала пару-тройку строчек из брошюрки, что прикупила по пути домой! Купила, хотя самой стыдно. Просто так прихватила – киоскерша понравилась: старенькая такая, улыбчивая, я у нее всегда газеты покупаю. Купила и это. Пусть в сумочке лежит, читать не буду. То есть вслух не буду, а так, глазами…
Типографская краска на обложке смазана – точь-в-точь на физиономии полногрудой молодки, оседлавшей заголовок. Заголовок гласит: «Любощи», для непонятливых же имеется пояснение: «Любовные заклинания и заговоры». Рекомендовано областным комитетом по делам молодежи. Ну-с, что там обо мне?
Перед первым свиданием, При полюблении чужого мужа/жены, От преждевременной потери девства.Богатый репертуар! А насчет кентов есть? Конечно, есть: От любострастия китовраса (кентавра).Я уже хотела спрятать забавную брошюренцию, но тут мой взгляд скользнул по чему-то более близкому.
При полюблении молодого. Добыть нитку, пуговицу или вынуть следок (см. Предисловие), после чего ровно в полночь раздеться догола, зажечь алтарку… Это не надо… А вот и слова: «Месяц на небе, уж в земле»…
Ни в чем не повинная книжица полетела на пол. Дура! Ой, дура! Прав Девятый, пора в дурдом! Бедный Игорь, еще за китоврасиху меня примет!
Я подошла к зеркалу, взглянула… Что есть, то есть, могло быть и хуже. Было бы время, забежала бы в соседний салон красоты (тот, что «Под Святым Феофилактом») или хотя бы крем прикупила, который с освященным елеем. Говорят, неплох! Ладно, свечку Анне Кашинской поставила, остается нанести боевую раскраску; и, конечно, платье. Их у меня два, оба хороши, но…
Звонок в дверь. Уже? Но ведь Игорь должен прийти в восемь! Сейчас только семь! Девятнадцать ноль-ноль!
Да, пора в психушку.
Девятнадцать ноль-ноль, старший сержант Петров точен.
Хмурый взгляд, рука под козырек.
– Разрешите!
Голос мне его не понравился. И вид не понравился. И не потому, что хмурый. Сержант словно что-то знал и заранее предвкушал эффект.
– Заходите, Ричард Родионович!
В глазах блеснуло нечто, похожее на злорадство. Или мне уже чудиться начало?
– Извините, госпожа старший следователь, спешу! Вот!
Вот – это знакомый черный диктофон и стопка каких-то листков.
– Честь имею!
Рука вновь взлетела под козырек. Тяжелые сапожища застучали по лестнице.
Ладно! Дело сделано. Завтра утром пошлю по каналу «Проба», это совсем близко, на соседней улице. Разве что стоит прокрутить запись. Вдруг сержант решил концерт группы «Мумификация» записать?
Я в некоторой нерешительности начала учинять досмотр платьям, развешанным на спинках стульев, вздохнула, присела к столу. Слушать все подряд я не собиралась. К чему? Приказа подглядывать в замочную скважину не было, пусть сами разбираются.
Легкое шипение. Щелчок. Негромкий, но четкий голос Игоря. Голос гражданина Молитвина; он, как всегда, чем-то недоволен. Можно жать на stop.
Записалось – и ладно. Интересно, что там на этих листках? Неужели добросовестный жорик набил разговор на компьютере, распечатал? Чушь, не успел бы.
Я вновь поглядела на платья, затем на часы; и уже просто так, для очистки совести, перемотала пленку – где-то на треть. Так сказать, последняя проверка.
Play– и тишина. Нежели они говорили так мало? Ну, слава Богу, проклюнулось!