Нам здесь жить. Тирмен
Шрифт:
Мямля в тапочках просил за меня Ворона, или что он там делал за меня, этот мямля, – и Ворон сотворил чудо.
Брат этого мямли…
– Почему вы не обратились к подобному мне? По моим сведениям, вы имеете такую возможность.
– Господин Молитвин умер. Больше нам не к кому обращаться.
– Мистер Молитвин? Ваша информация не есть полная…
Вот о ком говорил Пол-у-Бог!
Игорь прячет пистолет, морщит нос, беззвучно смеется.
– З-завалили задание, Стрела! Ладно, ну его к свиньям собачьим! Сейчас поднимемся, взглянем н-на всякий случай…
Но подниматься нам не пришлось.
Стук двери – негромкий, резкий.
Шаги.
Кто-то спускается вниз.
Пистолет вновь в руках Игоря. Мы отходим в узкий аппендикс выхода во двор.
Неужели он?
Тот, кто идет к нам, слегка шаркает ногами. Словно старик. Словно каждый шаг стоит ему года жизни.
– Игорь! Не надо оружия!
Маг смотрит на мертвецов, загромоздивших пролет и лестницу, скалится, кивает.
– Д-да, Стрела. Не поможет…
Шаги все ближе…
Он!
Алик-алкаш, Легат Печати, спускается по лестнице. На плечах – старая куртка с латкой на левом локте; на ногах – знакомые тапочки. В руках – разлохмаченная пачка листков. Идет медленно, с трудом, наваливаясь боком на перила.
Возле трупа сержанта Петрова он останавливается – на какой-то миг. Затем прижимается к стене, протискивается.
Мы ждем.
С ноги Легата спадает тапочек, он долго ищет его, надевает.
– Мне… надо пройти.
Голос звучит глухо, странно. Глаза смотрят под ноги.
– Зачем вы убили м-моих людей, Олег Авраамович? – Игорь уже пришел в себя, на лице – привычная улыбка. – Они просто хотели с вами п-побеседовать.
Легат поднимает взгляд; так поднимают убитого ребенка.
На нас смотрят незнакомые мертвые глаза. Такие же, как у его брата.
Нет, другие!
В глазах у Пол-у-Бога– цунами.
В этих глазах – только пустота.
Ничего не осталось.
– Я… не убивал их. Мне надо пройти…
Игорь кивает, берется рукой за дверь.
– Ладно! Поговорим во дворе.
Над нами – пустые окна с выбитыми стеклами. Под ногами – черный тающий снег. А над всем этим – расколотое небо.
Легат выходит из подъезда, неторопливо оглядывается, словно видит двор первый раз в жизни. Левая рука сжимает листки бумаги.
– Мне… надо…
– Олег Авраамович! – Маг усмехается уверенно, твердо. – В-все, что вам нужно – это п-пройти к вертолету. Пилот я н-неважнецкий, но обещаю д-доставить в целости.
И вновь на нас смотрит пустота.
– Мне… не надо туда. Но я… могу вас проводить…
Идем молча, не торопясь. Два раза с ноги Легата падает тапочек. Один и тот же – левый.
Бензин догорает, плещет последними язычками; зато вовсю горят дрова – обломки взорванного сарая. Маг оглядывается, удовлетворенно кивает.
– От-тлично! Олег Авраамович! Позвольте объяснить вам суть д-дела. Организация, к-которую я представляю, поручила мне доставить вас в некий н-научно-исследовательский центр…
– Меня?
В его голосе слышится что-то живое. Насмешка?
– В-вас, Олег Авраамович. Извините, что не озаботились этим раньше, но т-только сегодня удалось п-понять, что вы – это вы. Спасибо г-господину Молитвину, вечная ему память!
Молитвину? Да, конечно! Как же сразу не догадалась?
Али… Алика… Не дайте… убить…
Предсмертное карканье Черного Ворона!
– Олег Авраамович! События развиваются слишком б-быстро. Не исключено, что п-потребуется серьезное скоординированное вмешательство – с участием т-таких, как вы. Это – только начало!
Маг кивает на небо, на золотую полосу, медленно расползающуюся по вечерней синеве.
– М-мы слишком долго выжидали. Теперь, когда Н-новый мир сумел устоять, н-настала пора взять ситуацию под разумный к-контроль. Под нашконтроль…
– Нет…
Нет звучит тихо, еле слышно, но разом обрывает все. Игорь хмурится, качает головой:
– Ж-жаль! В таком случае, у меня есть д-другой приказ. Мы не можем позволить людям… существам, подобным в-вам, проявлять, так сказать, самодеятельность. (Л-людям… не существам – л-людям… – тускло поправляет его Легат, тоже начиная заикаться, но Сероглазый Волк не слышит, или делает вид, что не слышит.) Вы – почти в-всесильны, вы можете убить меня на месте или изменить реальность в вашу пользу. Но если н-нет, я убью вас! Вы слышали?!
Я невольно вздрагиваю. Неужели до сих пор мало смертей? И Молитвин, шаман из шалмана! Он ведь просил – перед смертью просил!
Али… Алика… Не дайте… убить…
За кого просил Ворон – за дружка-собутыльника? Или за Легата? Смертного бога-неврастеника, которого ни при каких обстоятельствах нельзя убивать?
– Я… не хочу вашей смерти, – голос Легата звучит по-прежнему тускло, невыразительно. – Можете убить меня. Но мертвый я стану опасен. У мертвых нет жалости. У мертвых нет памяти. Им нечего терять; они уже не люди. А я человек… если вы этого так и не поняли.
Игорь смеется – весело, взахлеб, словно услыхав удачную шутку.
– Сами по себе вы абсолютно безопасны, г-господин Залесский! У вас – атрофия воли. Не боюсь я в-вас живого, не побоюсь и м-мертвого. Вы – слабак и т-трус! У вас д-даже не хватило смелости взять автомат и выйти из квартиры, к-когда ваши друзья умирали за вас!
На недвижном лице Легата проступает удивление, словно он впервые подумал о таком.
И обида.
Обида несправедливого упрека.
– Я… не мог. Я писал книгу… вы не понимаете! У меня нет автомата!..