Нам, живущим
Шрифт:
— Как далеко ты продвинулся, Перри?
— Один раз посмотрел все вплоть до сегодняшнего дня.
— И что скажешь?
— Впервые я действительно чувствую себя в 2086 году. Но для одного раза эта порция великовата.
— Я пригласила своего старого друга посетить нас сегодня вечером, Перри. Он здорово тебе поможет. Он магистр истории, а в прошлом — один из моих учителей.
— Что ж, это замечательно. Когда он приедет?
— Должен быть к ужину. Он летит из Беркли.
Гость появился меньше чем через час. Плотный мужчина с мощными широкими плечами. Большой череп, глубоко посаженные глаза, лицо простое и грубое. Он сгреб Диану в медвежьи объятия, оторвал ее от пола, поцеловал в обе щеки, затем поставил на место и принялся разоблачаться, избавляясь от своего летного костюма. Перри решил, что мужчина неплохо сохранился, и на вид дал ему пятьдесят пять — шестьдесят лет, с интересом отметив, что гость,
— Могу я помочь тебе, мой мальчик… — Вопрос это или утверждение, Перри не смог разобрать. — Диана поведала мне кое-что о твоем случае. Нам о многом придется поговорить.
По настоянию Дианы отложили все исторические дискуссии до окончания ужина. Затем, как только магистр Каткарт уговорил большую округлую трубку задымить, он перешел прямо к делу.
— Мне следует, как я понял, считать, что ты являешься жителем 1939 года нашей эры, хорошо сведущ в своем времени и попал сюда посредством черной магии. Да будет так. Ты изучал сегодня записи? Какие именно?
Перри перечислил.
— Сойдет. Теперь ты мог бы сделать краткую сводку того, что узнал сегодня, а я буду пояснять, прояснять и отвечать на вопросы так хорошо, как только смогу.
— Что же, — ответил Перри, — это непросто, но я попытаюсь. На момент моей аварии, в июле 1939, президент Франклин Делано Рузвельт занимал свой пост во второй раз. В работе Конгресса был объявлен перерыв после практически полного краха программы президента. В испанской войне победили фашисты. Япония воевала с Китаем и, по всей видимости, собиралась воевать еще и с Россией. Безработица и дисбаланс бюджета по-прежнему оставались двумя главными проблемами Соединенных Штатов. 1940-й был годом президентских выборов. Президенту Рузвельту пришлось баллотироваться на третий срок ввиду отсутствия достойного последователя, способного продолжить его начинания. Его выдвижение на демократическом съезде привело к поражению консервативного крыла республиканской партии. Тем временем прогрессивное движение уже разрослось до масштабов страны и ввело в игру молодого Боба Лафоллета. Республиканцы выдвинули сенатора Ванденбурга. Ванденбурга избрали, однако он набрал значительно менее половины народных голосов и не получил поддержки большинства ни одной из палат Конгресса. Его правление изначально было обречено. За четыре года администрация сделала крайне мало, если не считать нерешительной попытки сбалансировать бюджет, отменив пособия, но беспорядки и голодные походы вскоре вынудили Конгресс начать увеличивать эту статью. Весной 1944 года смерть господина Рузвельта в авиакатастрофе деморализовала остатки демократической партии, и большинство ее участников присоединилось к республиканцам или прогрессивистам. Демократы распустили свой съезд, даже не выдвинув кандидата. Прогрессивисты выдвинули Ла Гуардиа, неутомимого маленького мэра Нью-Йорка, тогда как республиканцы после множества голосований — сенатора Мэлоуна. Президент Ванденбург, как и его предшественник, президент Гувер, попал во власть обстоятельств, которые не понимал и не контролировал. Сенатор Мэлоун был политиком среднего запада, типичным демагогом моего периода, если я могу об этом судить. На записях он всегда раскрасневшийся и пронзительный, человек из народа. Мэлоун за основу своей платформы выбрал обвинение — он во всем винил Европу и радикалов. Он требовал скорейшей выплаты военных долгов, что было довольно глупо, поскольку уже шла вторая европейская война. Он призывал объявить коммунистическую партию вне закона, защитить американскую землю и вернуться к рационализму в образовании (то есть к чтению, письму, арифметике), а, кроме того, проявлял крайне агрессивный ура-патриотизм. Он проповедовал депортацию всех приезжих, ратовал за законы, запрещающие женщинам работать на мужских должностях, оберегал мораль молодых людей. Он обещал восстановить процветание, заверял, что каждый сможет получить жизнь по американскому стандарту. И он победил на президентских выборах с минимальным перевесом. Ла Гуардиа после этого сказал, что, пообещав людям луну, теперь Мэлоун может предложить им лишь луну со сливками, а это, по мнению Ла Гуардиа, неполноценная замена.
Заняв пост, Мэлоун принялся действовать властно. Конгресс на первом же заседании выражал готовность принять практически любой закон по его желанию. Один из наиболее важных законопроектов касался безопасности населения — по сути дела, речь шла о кляпе для прессы и других средств массовой информации. Поскольку поначалу закон использовался для подавления новостей о трудовых беспорядках, вызванных отменой пособий, подчиненная правительству пресса приняла это, не ведая, на что подписывается. Затем был проведен закон, значительно увеличивший полномочия правительственных чиновников и агентов федеральных силовых служб и подчинивший их непосредственно первому лицу. Мэлоун набирал людей в эти новые и значительно более длинные ряды через политическую машину своего родного штата. Тем временем, невзирая на контроль прессы, люди начали беспокоиться, поскольку даже экономически стабильные граждане подвергались нападкам голодных, обездоленных и безработных. Мэлоун, очевидно, боялся вторых выборов, даже досрочных. Возможно, он никогда и не собирался их проводить. Как бы там ни было, он объявил особое положение, а в качестве оправдания использовал толпы безработных. Он стал абсолютным диктатором для гражданского правительства. Посредством армии и флота он сметал любые мелкие затруднения. С его новой секретной службой и контролем над средствами связи и пропаганды это стало вполне возможным. Кстати, в записях утверждается, что он смог применить армию и флот для уничтожения демократического строя правления. Вот в это мне сложно поверить, магистр Каткарт. Понимаете, я сам служил во флоте и не думаю, что американские службисты исповедовали фашизм. Как вы это объясните?
— Я рад, что ты поднял эту тему, Перри. Кажется вероятным, что Мэлоун с самого начала именно это планировал. Как минимум, он предвидел, что придется использовать военную машину против народа. Его метод был простой и почти безупречный. Его разведка изучила политические симпатии и экономическое положение каждого офицера флота и армии. Если находился офицер, стойко державшийся демократических или либеральных взглядов, его не увольняли и не подвергали трибуналу. Мэлоун действовал тонко. Найдя такого офицера, его переводили на задания, не связанные с боевыми действиями: офицер-вербовщик, инструктор подготовки офицерского резерва, инспектор по довольствию, военный колледж, академия армии и флота и так далее. Если же офицер определенно был склонен к милитаризму, ура-патриотизму, оказывался прирожденным садистом, его помещали на ключевой пост — руководить войсками и действительно прибегать к силе по необходимости. Рядовых фильтровали в меньшей степени. Так что, когда Мэлоун готовился к удару, его поддерживала военная машина, служившая его целям.
— А как же национальная гвардия?
— О, с ней как будто бы было не так просто. Однако оружие гвардии принадлежало федеральному правительству и находилось под его контролем. За неделю до переворота практически всю амуницию гвардии отозвали под предлогом ее замены. Разумеется, заметь кто-нибудь, что вся амуниция всех частей гвардии отозвана одновременно, начались бы неприятности, но контроль над средствами связи и тот факт, что каждый приказ классифицировался как конфиденциальный приказ военного времени, позволили Мэлоуну это все провернуть.
— Это проясняет мои затруднения, — сказал Перри. — Я так и думал, что здесь что-то нечисто. Если я правильно помню, эта диктатура, или, как ее называют записи, междувластие, продолжалась всего года три. В 1950 году Мэлоуна убили его собственные приспешники. Комментатор, похоже, считает, что этот режим был по существу нестабилен и все равно распался бы в скором времени. Как бы там ни было, убийство Мэлоуна стало сигналом к восстанию по всей стране. Всего за три недели всех «быков» Мэлоуна перестреляли или вынудили скрываться. Человек, занимавший в начале междувластия пост губернатора штата Мичиган, созвал всех губернаторов. Они выбрали одного временным президентом и назначили дату всеобщих выборов. Выбрали Ла Гуардиа. Он занимал пост два срока.
— Все четко, — вставил Каткарт. — Теперь давай поговорим немного о мире в целом. Вторая европейская война по времени совпала с правлением администрации Ванденбурга. С распылением приверженцев режима в Испании фашистские государства стали готовы атаковать демократические. Францию терзали внутренние раздоры и стачки. В Англии правила партия консерваторов, которая, по всей видимости, придерживалась политики невмешательства. Фашистские державы нанесли удар, но повторилась история Первой мировой. Демократические государства отказывались сдаваться, хотя терпели поражение за поражением. Конец войне положило вовсе не вмешательство Соединенных Штатов — у Ванденбурга на это не хватило бы духа, — но экономический коллапс Германии. Она затеяла наступление, находясь в значительно более печальном физическом состоянии, чем в 1914 году, и затяжную войну не осилила.
— Что стало с диктаторами?
— Адольф Гитлер совершил самоубийство, прострелив себе небо. Муссолини вышел из игры намного более элегантно. Он обратился к королю, которого держал под рукой на протяжении всего срока своего пребывания в должности, с прошением об отставке, и король назначил нового премьер-министра, социал-демократа. Но, на мой взгляд, наибольший интерес в наступлении этого мира представляют конкретные условия мирного договора.
— Снова-здорово какая-то Лига Наций, не так ли?