Наместница Ра
Шрифт:
Тети нетерпеливо отмахнулся:
— Где владения, там и власть. Ваши богатства от подношений больше того, чем владеет фараон. И народ скорее перестанет повиноваться воле царя, чем так называемой «воле богов». А это значит, что фараон — всего лишь правитель вашей милостью.
Бритоголовые оторопело молчали. Первым опомнился Хапусенеб.
— Фараон — сын Ра! — воскликнул он, и в словах его послышалась угроза.
— Ублюдок он! — бросил Тети в лицо верховному жрецу. — Или ты в самом деле веришь, что в жилах Мутнофрет течет кровь бога солнца? Ты только посмотри на этого Тутмоса! Разве не выглядит он как дитя с запоздалым развитием, нравом стельной коровы и умом нубийского раба?
— Он — законный преемник на троне Гора! — вступился Пуемре.
— Законный, законный!.. А что есть закон в царстве фараоновом? Закон — это то, что вас устраивает, вам выгодно и не подрывает вашу власть! С таким же правом, как Тутмос, и я мог бы быть фараоном!
— Его отцом был Тутмос, сын бога, да живет он вечно!
— А моим отцом был Антеф, да живет он вечно! Только не через отца передается кровь солнца, а через мать, главную царскую жену. У Яхмос нет сына. Вот и сделался Тутмос фараоном — только потому, что царь однажды взял его мать. А почему бы ему не соблазнить мою мать? Она была куда пленительнее Мутнофрет!
— Если я тебя верно понял, ты предъявляешь притязания на трон? — осторожно осведомился Хапусенеб.
Прежде чем заговорить снова, Тети основательно обдумал ответ.
— Я не предъявляю никаких притязаний, — осторожно произнес он. — Но уступлю требованию народа, если он захочет увидеть меня на троне!
— Ты не в своем уме!
— Не больше, чем молодой Тутмос, который исполняет обязанности царя соответственно своим способностям каменотеса с горных склонов. А я — человек науки. Пусть и не благороден по рождению, зато умею лечить больных, вырезать опухоли из их внутренностей, знаю, по каким каналам сердце человека качает кровь. А теперь еще я открыл кровь Ра, перед которой люди будут падать ниц и поклоняться ей.
— Проклятие Амона падет на твою голову! — выкрикнул Пуемре, однако Хапусенеб, старейший из жрецов, сдержал неразумный порыв, положив руку ему на плечо.
— Не клади его слова на чашу весов, — обратился он к Тети. — В нем еще нет рассудительности зрелого возраста, присущей тебе. Во всяком случае я не сомневаюсь: ты знаешь, что делаешь.
Тети, хладнокровный и хорошо владевший собой, кивнул.
— Так и есть. Если бы я хотел сохранить тайну для себя, меня бы здесь не было.
— Ты выдашь ее нам? — спросил Хапусенеб в радостном предвкушении.
— Как только достигну своей цели.
Жрецы повесили головы, а Пуемре, обескураженный, изумился:
— Как же ты ее достигнешь? Тутмос юн годами, а Хатшепсут носит в себе плод Мина.
— Вот, смотрите. — Тети злобно ухмыльнулся. — Настало время показать, что ваше влияние не ограничено стенами храма. Если благодаря вам молодой Тутмос стал фараоном, значит, вашей священной воли достанет, чтобы лишить фараона трона.
Пуемре вопрошающе поглядел на верховного жреца. Неужели Хапусенеб станет терпеливо сносить такое?! Но старейший умел держать себя в руках.
— Тутмос слаб, это ни для кого не секрет, — взвешивая каждое слово, заговорил он. — Слишком слаб, чтобы править Обеими странами. Но не сбрасывай со счетов Хатшепсут. Царица сильна, как бык. Она — живое воплощение бога войны Монта. И кто выступит врагом фараону, будет в противниках иметь Хатшепсут.
— Пусть Хатшепсут вас не заботит, — возразил Тети. — Оставьте ее мне.
Маг сунул руку в свою корзину и вынул вторую склянку. Жрецы с подозрением наблюдали, как он заткнул большим пальцем горлышко сосуда и перевернул его. Лишь только Тети стряхнул несколько капель загадочной жидкости на светящиеся лужицы и ручейки, как яркий свет начал затухать, постепенно слабея, и, наконец, совсем погас. Потребовалось время, чтобы глаза Хапусенеба и Пуемре привыкли к тусклому мерцанию масляного светильника. А когда Пуемре разжег еще несколько, оба устремили напряженные взгляды на белый мрамор, чтобы рассмотреть, что осталось от поразительного явления. Но на полу не было ничего, кроме пары мелких лужиц обычной воды. Маг же как сквозь землю провалился.
Сененмут и Хапусенеб переправились через Нил и в сопровождении четырех лучников из дворцовой гвардии отправились в путь к Долине Шакалов. Крестьяне и пастухи, встречавшиеся им по дороге, падали перед высокими господами на колени и пытались целовать им руки. Юному Сененмуту все это было в новинку, Хапусенеб же тяготился докучливыми простолюдинами и отталкивал их от себя.
— Таково желание царицы, — говорил верховный жрец, пока они шли убранными полями, отливавшими на солнце всеми оттенками желто-коричневого. — Это весьма необычное и дерзкое требование, но ведь и Хатшепсут необыкновенная женщина.
Сененмут согласно кивнул. Он не знал, посвящен ли Хапусенеб в их близкие отношения с царицей. Но как бы там ни было, именно его, новичка, она облекла своим доверием, и он выполнит ее задание.
Хапусенеб, похоже, разгадал мысли юноши, поскольку неожиданно сказал:
— Ты еще никогда не видел гробниц фараонов, однако с сей поры причислен к посвященным. Можешь задавать вопросы, и я отвечу на них. Я даже покажу тебе то место, где Инени построил усыпальницу для отца Хатшепсут. Но знай: любое неосторожное слово, сорвавшееся с твоих уст, означает для тебя смерть. Лишь горстка людей знает дом Осириса.
— А как же строительные рабочие? — удивился Сененмут.
Верховный жрец посмотрел на него так, будто он изрек что-то кощунственное, усомнился в божественности Амона, владыки Карнака, — и молча продолжил путь. Тут до Сененмута дошло, насколько неподобающим и глупым был его вопрос. Несомненно, после выполнения работ их всех погубили.
— Сколько работников вы мне дадите? — поспешил осведомиться он, пытаясь загладить неловкость.
— Обойдешься двумя с половиной десятками.
— Ладно. А какой глубины гробница Тутмоса, да живет он вечно, как велика погребальная камера и сколько там других камер?
Ничего не ответив, Хапусенеб ускорил шаг, так что Сененмут с трудом поспевал за ним.
— Погребальная камера должна иметь размеры спальных покоев царицы, не больше и не меньше, — после паузы вымолвил жрец.
Сененмут смешался. Он не знал, как быть дальше. Спросить: «А как велики покои царицы?» — и в ответ получить насмешливое замечание Хапусенеба: «Только не делай вид, что не знаешь спальни госпожи»? Или промолчать и тем самым избавить себя от насмешек? Он выбрал второе.
— А какой глубины?