Нанонауки. Невидимая революция
Шрифт:
А КАК НАСЧЕТ ОБОРОНКИ?
В серии мультипликационных фильмов «Волшебник Мерлин» Уолта Диснея этот самый Мерлин отчаянно борется с Колдуньей, применяя весь свой волшебный арсенал. В последнем фильме чародей обращается к самому мощному оружию: он превращается в вирус и становится невидимым. Недруги нанотехнологий возмущаются тем, что за наноустройства могут ухватиться военные, у которых вечно одно на уме — как бы побольше истребить народу, а ведь речь идет о незримом оружии, которое, небось, пострашнее оружия видимого. Исследовательские лаборатории, существующие на государственные или общественные деньги, прибавляют к своим названиям или к названиям своих исследований приставку «нано», чтобы урвать толику тех финансовых благословений, которыми власти поощряют «совершенствование» вооружений. Однако если приглядеться, то окажется, что почти любое новое оружие создают, прибегая по большей части к классическим методам миниатюризации.
Ничего такого
Как бы то ни было, не важно, получится ли что-нибудь с этой нанобомбой или нет, превзойдет ли она своей смертоносностью мини- или макробомбы. Дело тут вовсе не в военной технике. Главное — догадается ли оборонная промышленность, как приспособить новые идеи и методы к человекоубийству. Этот спор не вчера начался, да и ответ или, точнее, вывод известен давно: пока весь мир не разоружится, не проведет полнейшую и окончательнейшую демилитаризацию, правительства государств будут продолжать извлекать все самое лучшее из научных достижений ради безопасности своих народов. Дело в обществе, в котором есть и милитаристы, и антимилитаристы. А какой величины будет орудие уничтожения… а какая разница…
За последние десятилетия появилось столько новых технологий. «Довольно! — кричат некоторые. — Сколько можно? Слишком много для нашей цивилизации, невыносимо много для нашей планеты». Немецкий социолог Ульрих Бек так объясняет происхождение подобных мнений: мы переходим от индустриального общества, в котором прогресс оборачивался все большими благодеяниями, а несчастья и огорчительные происшествия носили местный или ограниченный характер, к такому обществу, в котором риски приобретают планетарный масштаб, а возможный размах техногенного бедствия становится необозримым (например, загрязнение окружающей среды в результате аварии на АЭС). Риски не поддаются «приручению», и даже правительственные инстанции не могут их «одомашнить». Государство обвиняют в неспособности гарантировать безопасность своих граждан и даже подозревают в утаивании информации (скандал с заражением крови, удар Чернобыля по Франции…). И прогресс уже видится не как благодеяние, а так… — состояние, что ли.
Опасности, приписываемые нанотехнологиям, становятся ставкой в политической игре. В Великобритании принц Чарльз взволнован «огромными экологическими и социальными рисками», связанными с нанотехнологиями, и обеспокоенность престолонаследника побудила лорда Сейнсбери, министра, ответственного за науки, потребовать отчета у Королевского научного общества и Королевской инженерно-технической академии [38] . В ноябре 2006 года нанотехнологии стали предметом слушания о «потенциальных рисках этической природы» в Национальном собрании Франции. Депутат от департамента Изер предложил, чтобы «Франция выступила на международном уровне с инициативой создания инстанции по контролю и надзору за нанотехнологиями», тогда как избравшие его в парламент экологи из Гренобля потребовали, чтобы в их городе был объявлен мораторий на исследования, связанные с нанотехнологиями.
38
Nanoscience and Nanotechnologies: Opportunities and Uncertainties.Доклад Королевского общества и Королевской инженерно-технической академии. 29 июля 2004 г.
«Хватит!» — вопиют и те воинствующие противники нанотехнологий, что в своих воззваниях к осторожности доходят до требования запретить не только их использование, но и все исследования нанометрического мира. Запрет сомнительных плодов науки дополняется отказом от избыточного потребления. «Нам не нужны все эти мудреные электронные побрякушки! Не будем покупать бесполезные игрушки — подобные выдумки только пачкают природу: и когда их мастерят, и когда ими забавляются, и когда их выбрасывают! Долой электронный хлам! Долой моду на нано!» — восклицают бойцы гренобльского товарищества экологов. Яростные нападки на нанотехнологии
39
Из брошюры комитета «Обломофф» [Oblomoff],датированной 20 марта 2007 г.
А что подумают восточные страны, услыхав призывы отвернуться от прогресса и еще в колыбели удушить нанотехнологии? Ибо громогласное недоверие к новшествам, в сущности, заметно лишь в Европе (где трудно услыхать доброе слово о нанотехнологиях, если вы не среди ученых) и в Северной Америке, где, надо сказать, к этим крикам не очень-то прислушиваются: населению по большей части любопытны успехи науки и техники. В Азии, в странах, вставших на путь развития, на нанотехнологии поглядывают благосклонно, надеясь, что очередное научное открытие будет сопряжено с экономическим прорывом, который, быть может, облагодетельствует и их. В Сингапуре, например, — а это государство практически лишено сырьевых ресурсов — развитие электронных технологий, почти не нуждающихся в сырье, рассматривается как огромная удача и счастливая находка, обещающая сокращение импорта и ускорение экономического роста. Такие страны, очевидно, будут всячески поддерживать нанотехнологические изыскания.
Большие государства, в частности Индия и Китай, пошли по западному пути, воспроизводя на свой манер Национальную нанотехнологическую инициативу ( NNI)североамериканской державы. Однако отдельные молодые ученые из этих и других развивающихся стран стремятся миновать хоженые тропы и, обратившись от нанотехнологий к нанонауке, испытать иное научное приключение, а не то, что предлагает им NNI.
Ресурсы планеты небезграничны, а потому просто необходимо придумать какой-то иной образ развития вместо нынешнего нашего, непрестанно истребляющего невозобновляемые сырьевые и энергетические запасы и почти не ведающего хотя бы вторичного использования отходов. Хорошо бы вообще потреблять как можно меньше сырья и энергии. Как знать, может быть, кому-то из современных ученых и удастся показать, что мир способен развиваться, сохраняя при этом нашу планету.
Споры о нанотехнологии сопровождались вопросами, вполне серьезными, без хихиканья над бреднями научных фантастов, сулящих апокалиптический сценарий конца света, когда планету покроет серый кисель. Изобретались страшилки, выдававшиеся за осмысленные аббревиатуры, — вроде АМО (атомномодифицированные организмы), под которыми не кроется ничего осязаемого. Так чего бояться? Неужто нечего? Таковы уж разговоры на эти темы, что насущные вопросы не затрагиваются. Общество, привлеченное было горячностью спорщиков, очень скоро начинает скучать и поворачивается к иным, тоже неотложным предметам.
Прогресс науки порождает серьезные вопросы. Стоит ли упорствовать, настаивая на продолжении исследований, коль скоро закон Мёрфи, гласящий, что «все, что может испортиться, портится», никто не опроверг? Во имя принципа предосторожности, во имя неведомого будущего кое-кто — и это не один человек и даже не два — домогается моратория на нанотехнологии. «Достаточно ли мы контролируем себя, чтобы контролировать эти технологии?» — вопрошают обеспокоенные. Философ Поль Вирилио писал: «Обновление корабля — это уже и обновление мореплавания; изобретение паровой машины, локомотива, было еще и изобретением схождения поезда с рельсов, то есть железнодорожной катастрофы <…> всякий этап технического прогресса приносил не только свой набор инструментов и машин, но и специфические происшествия и несчастные случаи, а также разоблачителей „отрицательного“ в развитии научной мысли» [40] .
40
Un paysage d’'ev'enements,Paris: Galil'ee, Coll. «L’Espace critique», 1997.