Наощупь
Шрифт:
— Мама!
— Данил, я потом все объясню, не сейчас… Хорошо? Присмотри за Демидом сегодня, а завтра мы поменяем замки и что-то придумаем.
Степан принимает решение, что мне не стоит вести машину, поэтому к нему мы возвращаемся на такси. Сидя в салоне пропахшей дешевым стеклоомывателем Шкоды, молчим и держимся за руки. Чтобы не пугать людей своим видом, я надела огромные солнцезащитные очки, которые делают меня практически слепой в сгущающихся сумерках душного вечера. И в этот невесомый зыбкий момент между светом и тьмой, когда уходящий день вот-вот окрасят чернила
Не знаю, почему, но по квартире Степана… по нашей с ним общей квартире я передвигаюсь с закрытыми глазами. Прохожу в спальню, сбрасываю с себя легкое платье, белье и укладываюсь в кровать. Настороженной кошкой замираю в ожидании его ласковых прикосновений. Степан бесшумно ложится рядом. Песок на его коже проходит по мне наждачной бумагой — он даже не успел принять душ, перед тем как помчаться за мною следом. Целую его горячие шершавые ладони. Люблю до боли в груди.
Глава 19
Мой контроль зиждется на тонкой, натянутой до предела нити. И только Таня, лежащая рядом, удерживает меня от безумия. Я глажу ее хрупкую спину, очерчиваю пальцами камушки позвонков. Время от времени касаюсь волос губами, а потом, не в силах сдержаться, жадно скольжу своими раскаленными шершавыми ладонями по ее младенчески-нежной коже, оставляя на ней ссадины и ожоги. Мне хочется выдернуть Таню из влажного кокона простыней и ото всех спрятать. Увести на край света, где никто и никогда не посмеет ее обидеть. Где нас никто уже не разлучит. Чтобы там, на краю мира, встречать с ней рассветы, наблюдая ее глазами, как, окрашивая небо розовым, рождается новый день. Еще один день нашей с ней вечности…
А пока Таня ворочается, царапает острыми сосками мою грудь, прижимается влажной открытой промежностью к моему бедру. Я тону в ее чувственности, уплываю в сонном мареве обжигающе знойного лета, рассыпаюсь на сотни песчинок и рождаюсь заново, орошённый дождем ее поцелуев.
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя.
Одновременно. Губы в губы. Таня вдыхает воздух со свистом, с ее уст срываются нежные тихие звуки, которые еще сильнее заводят меня. Она полностью открыта. Ведет языком влажную дорожку по моему животу, бесстыдно обхватывает рукой отяжелевшую мошонку и втягивает в рот член. Опускаю обе руки ей на голову, сжимаю крепко, задавая ритм, осязаю припухлость на ее щеке. Огненным цветком внутри распускается ярость.
— Что случилось? — сипит она, медленно отстраняясь.
— Он тебя бил, — утверждаю, не спрашиваю.
— Нет… Нет, Степа! Никогда раньше… только сегодня. Отвесил пощечину. Не знаю, что на него нашло. Но мне даже не больно, правда.
Плавно отодвигаю Таню от себя и, не находя места, вскакиваю с постели. Не то, чтобы я не почувствовал этого раньше, или не понял, что происходит. Но «увидеть» это пальцами… Это совсем другое. Отворачиваюсь к окну, обхватив гудящую голову руками. Слышу ее мягкие, кошачьи шаги. На пояс ложатся дрожащие ладони, чуть ниже лопатки — влажные поцелуи.
— Все хорошо, мой любимый, все хорошо.
Она меня утешает! До ломоты в затылке стискиваю челюсти.
— Что ты ему сказала? Почему он…
На секунду Таня замирает, а после ее руки сжимаются чуть сильнее.
— Ничего. Ничего не сказала… После того, как нельзя сказать «я люблю тебя», все остальные слова теряют всякий смысл.
Таня выбивает из меня все дерьмо своими словами. Я понимаю, о чем она говорит.
— Я так боялся не успеть, — шепчу едва слышно. Нет, я не пытаюсь тем самым усилить драматический эффект, мое горло действительно сжимается, стоит только представить, чем все могло бы закончиться. Меня накрывает волнами паники.
— Но ты успел. И Данька… Господи, он мне очень помог. Но даже если бы этого не произошло… Я бы не позволила случиться самому страшному. Я чувствовала невероятную силу. Как будто я действительно могла ему дать отпор. Понимаешь?
Медленно киваю и, обернувшись, изо всех сил впечатываю ее в себя. Я понимаю… Именно на такой случай я ее и подпитывал.
— Я в долгу перед Данилом. Ты правильно воспитала сына.
Таня кивает головой, и некоторое время мы молчим. Просто впитываем нашу близость, наслаждаемся тем, что нам никто не может помешать.
— О чем ты думаешь? — интересуюсь через некоторое время.
— О детях.
— Они у тебя чудесные, — повторяю в который раз.
Таня кивает головой и, словно желая заглянуть мне в глаза, немного откидывается в моих руках.
— Конечно. Но я не об этом.
— А о чем же?
— Как так получается? Почему в неподходящих парах вообще рождаются дети?
— Потому что это обычная физика, опять же не имеющая отношения к магии. Помнишь, мы уже говорили о том, что мужчина — накопитель и преобразователь космической энергии? Он может ее просто концентрировать, или же передавать.
— Женщине. Я помню.
— Да. Она захватывает эту энергию посредством матки и яичников, чтобы воплотить её в физическом плане. При оплодотворении возникает якорь — материальный объект-носитель, на который «записывается» тот, кому суждено родиться. Проще говоря, в процессе секса вихрем энергии захватывается Душа будущего ребенка.
— А чем отличается процесс зачатия в магическом сексе?
— Ничем и всем сразу.
Хреновое объяснение, я понимаю. Таня неуверенно кивает и, не задавая больше вопросов, вновь кладет голову мне на грудь.
— Ты не подумай, я ничего такого не планирую… Интересно просто, — вдруг выпаливает она.
— Чего такого? — осторожно уточняю я.
— Ну… детей там… И… В общем, я не стала бы привязывать тебя к себе ребенком.
Это больно. Это, мать его, очень больно. Осторожно запрокидываю ее лицо.
— Ничего не привяжет меня к тебе сильнее, чем ты сама. Даже если мы родим десяток детей, которых я, признаться, очень бы хотел.
— Хотел бы?
Не знаю, почему ее голос звучит настолько шокированно.