Наощупь
Шрифт:
— Залогом счастливого существования и духовного единства в паре является сексуальная совместимость партнеров. В Камасутре Ананге-ранге и других древневосточных трактатах о любви очень много говорится о совместимости различных женских и мужских типов. Авторы этих трактатов весьма откровенно рассуждают о размерах мужских и женских половых органов. Совместимость между мужчиной и женщиной во многом определяется совместимостью данных размеров. Но особенно принципиальным этот вопрос становится в случаях, когда своим лингамом, то бишь пенисом,
Степан хмурит брови, а мне почему-то становится смешно.
— Последнее тоже написано в древневосточных трактатах?
— Нет, это я уже от себя добавил.
Никогда не видела его таким… Раньше мне казалось, что Степана невозможно вывести из себя. Но сейчас он совершенно определенно ревнует. О Боги… Он ревнует меня!
— Так что там с размерами? — отгоняю прочь ненужную радость.
— Ты, правда, хочешь об этом поговорить?
— Ну, интересно же… — шутливо оправдываюсь, ощущая, что градус настроения снова зашкаливает.
— Камасутра выделяет три основных женских типа в зависимости от размера половых органов. Газель, кобыла и слониха.
— Видимо, градация идет по возрастающей? — хихикаю я.
— Ты правильно понимаешь, — косится на меня Степан.
— А у мужчин эээ… кого выделяют?
— Зайца, быка и коня. Совпадение размеров как раз и обеспечивает гармонию в интимной жизни.
— Никогда не думала, что это настолько важно. Выходит, врут, когда говорят, что не в размере дело? — интересуюсь с умным видом, как если бы мы обсуждали какую-то новую сверхважную научную теорию, но смех в голосе, по-моему, выдает меня с головой.
— Человек — существо сложное, и одними размерами половых органов его трудно удовлетворить. Если твое сердце не лежит к партнеру, то никакая физическая совместимость не поможет. Точно так же, как ее отсутствие не встанет на пути у истинных чувств. На этот случай та же Камасутра предлагает использовать позиции «баланса и равновесия»
Откашливаюсь:
— А мы… мы подходим друг другу?
— А ты не чувствуешь? — отвечает вопросом на вопрос. Что ж… Он имеет право.
— Мне с тобой лучше, чем когда либо в жизни, — ничего не тая, признаюсь в самом сокровенном.
— Вот и хорошо, моя бесценная… Вот и хорошо.
Степан целует меня. Жарко, сладко, как он один умеет. И все остальное становится неважным.
— Кобыла и бык. Хорошая пара, — некоторое время спустя шепчет мне Степа на ухо.
— Что?
— Ты — кобыла, я — бык. Идеальное совпадение.
Я стряхиваю с себя морок желания и с трудом понимаю — Степан шутит, как и я совсем недавно.
— Бык — второй. Хм…
— И что это «хм» означает?
— Что у третьего, как, бишь, его?
— Коня.
— Вот-вот! Коня! Больший размер, чем у быка?
— Это ж надо, какая ты наблюдательная! — притворно восхищается Степан, но его плечи под моими ладонями мелко-мелко подрагивают, он, как и я, еле сдерживает смех.
— Хм… И каков же размер половых органов у… ээээ… коня?
— Двадцать пять сантиметров. Мне до такого еще далеко.
— Серьезно? Ты думаешь, у тебя меньше?
Широкая, до ушей, улыбка обнажает его крепкие белые зубы. Испуганный смешок слетает с моих губ, ему вторит раскатистый смех Степана. Он льется над рекой, поднимается ввысь над деревьями, подхваченный ветром, несется вдаль. Мне легко, мне так невозможно легко!
— Я люблю тебя.
О Боже! О, Боже мой! Я это сказала! Я это действительно произнесла! Поверить не могу! Смех замирает на губах. Тишина становится оглушительной. В ней так отчетливо слышен стук! Так стучит наше сердце?
— Таня, Танечка…
И вместе с именем в унисон. Тук… тук-тук. Огромное сердце. Одно на двоих. Открываю глаза, только когда его загорелые руки обхватывают мои пылающие скулы. Когда они хаотично и как-то нескладно начинают меня поглаживать. Будто бы мой Степан в этот самый момент не в силах совладать со своими чувствами. Его пальцы надавливают мне на глаза, из которых почему-то хлынули слезы. Он осторожно их растирает. Гладит меня по голове, путаясь в моих взмокших растрепанных волосах, касается пульса на шее и жадно водит по припухшим от поцелуев губам.
— Ты моя красавица… Моя любимая… моя. — Его слова говорят о многом, но для меня намного более красноречивы — вот эти непонятные, для кого-то, возможно, странные движения рук. Мне вместо любых слов — его дрожащие чуткие пальцы.
— Твоя. Навсегда… Люблю…
После всего возвращаться в реальность непросто. Физически непросто. Будто приходится себя от него отрывать.
— Не хочу уходить, — шепчу, припарковавшись у дома Степана.
— Не хочу, чтобы ты уходила, — вторит мне он. — Переезжай ко мне, Тань… Зачем эти расставания?
Теряюсь. Не знаю, как правильно объяснить то, что и сама не до конца понимаю. Не понимаю, почему я должна на кого-то оглядываться.
— Я не могу. Развод еще не оформлен. И мальчики…
— А когда же это случится?
Странно о таком говорить, прерывая слова поцелуями, но мы не можем друг от друга оторваться. Ведем себя, как какие-то подростки.
— Бумаги готовы. Остается только поговорить с Сашкой. Возможно, если он не будет против, нам удастся это как-то ускорить. Я все же надеюсь, что мне не придется идти в суд.
— Не могу дождаться, когда ты станешь моей…
Еду домой, а в ушах слова Степана звенят. Вспоминаю день, проведенный с ним. И мне кажется, что теперь я вообще не смогу о чем-то другом думать. Улыбаясь, поворачиваю ключ в замке, но улыбка замирает на губах, как только я переступаю порог.
— Явилась, — комментирует мой пока еще муж.
— Привет, Голубкин. Какими судьбами?
Стаскиваю пыльные кеды, мельком ловлю в зеркале свое отражение. Я выгляжу как чёрте что. Ужасно счастливое чёрте что. Мне нравится. Улыбаюсь.