Напарник чародея
Шрифт:
— Просто Лона их не помнит. Эти воспоминания у нее тоже подавлены.
— Но сны она видит сейчас! А несчастный случай произошел несколько месяцев назад!
— Это так, — задумчиво ответила доктор, — но девочка может считать, что неправильно видеть сны.
— Во имя неба, почему?
— Она могла рассердиться на родителей, — объяснила доктор Росс. — Так часто бывает, когда детей наказывают или отказывают им в чем-то. Они хотят ответить родителям, причинить им боль, сказать им «умрите»... И если она в таком настроении легла спать накануне катастрофы...
— Ей могло присниться, что она их убила?
— Что-то в этом роде. А потом она проснулась и обнаружила, что родители на самом деле умерли. Поэтому она подавила все воспоминания о папе с мамой, потому что они напоминают ей об ее вине.
— Мне кажется это сомнительным.
— Возможно, — согласилась доктор. — Это всего лишь мое предположение, мистер... Уайти.
Он тяжело вздохнул.
— Мистер Уайти подойдет. У нас ведь не хватает информации, мы можем только строить предположения, верно?
— Да, пока полной информации нет.
— Ну, хорошо, будем считать, что вы правы, доктор. И что же мне делать?
— Докажите Лоне, что одно лишь желание не может вызвать действие, мистер... Уайти.
Уайти неожиданно задумался.
— Наверное, так это выглядит с ее точки зрения. Но почему она так послушна?
— Потому что считает: если будет плохо вести себя, произойдут не менее ужасные вещи, чем тогда, во время гибели купола, — пояснила доктор.
— И если ты плохо себя ведешь...
— ...то будешь наказана, — закончила за него доктор. — Да.
— Ну что ж, — Уайти с улыбкой встал. — Ей ведь не нужно все делать самой, верно?
И вот он начал ее наказывать. Неустанно, непрерывно, безжалостно, не обращая внимания на сердечную боль. Заставлял ее выскребывать полы. Мыть всю посуду. Натирать мебель. Все вручную.
Она могла бы возразить, что со всем этим справится робот-мажордом.
Но Лона молчала и работала.
Он заставлял ее расчесывать волосы и внимательно следил, чтобы не оставалось ни узелка. И подавлял при этом боль в груди. По щекам ее катились слезы, она дергала волосы, вырывала их, но не говорила ни слова.
И никаких игр. Впрочем, она и так не играла. Никакого телевидения, никаких компьютерных игр типа «Наряди Золушку» или «Укрась свое гнездышко».
Он заставлял ее делать все. Она пахала побольше папы Карло, прилежничала почище Мальвины, совершала подвиги потруднее Геркулесовых. И только когда принялась разбирать Авгиевы конюшни на чердаке, где дед хранил в пыли и паутине не только свои записи, но и редчайшую коллекцию пустых пивных жестянок, не выдержала и взорвалась:
— Хочу, чтобы ты улетел в космос, дед!
И тут же застыла, окаменела от ужаса. Но слова уже были произнесены.
— Не надейся, — со злобной улыбкой ответил Уайти, — и не подумаю!
Пришлось выполнять слово, данное доктору Росс. Если с дедом сейчас что-нибудь случится, Лона, вероятно, никогда не оправится. Ему страшно надоело и днем и ночью торчать в космическом скафандре, но через неделю девочка увидела, что с ним ничего не происходит, и начала успокаиваться. А когда окончательно поняла, что Уайти не собирается в обозримом будущем покидать Цереру, стала даже проявлять раздражение:
— Дедушка, а ты злой!
— Знаю. Но ты еще не кончила прибирать, Лона.
— Дедушка, ты просто ужасен!
— Все равно выскобли пол, Лона.
— Дедушка, я бы хотела, чтобы ты знал, что я чувствую!
— Заканчивай расчесывать волосы, Лона.
Именно волосы поставили последнюю точку. Однажды вечером она дернула особенно густой узел и воскликнула:
— Ай! — и по щекам заструились крупные, с горошину, слезы.
— Бедная девочка, — Уайти весь исходил сочувствием. — Но плач тебе не поможет.
Лицо ее покраснело от настоящего, непритворного гнева:
— Чтоб ты сдох, дед!
— Как видишь, я не сдох, — заявил Уайти удовлетворенно. — И очень неплохо себя чувствую.
— Правда? Я ужасно рада! Но тогда перестань носить этот противный скафандр, дедушка.
— Прости, девочка, не могу.
— Но все дети над тобой смеются.
— Насмешки мне не повредят.
Он видел, что Лона усвоила это. Однако девочка продолжала настаивать:
— Ты так смешно выглядишь.
Бард покачал головой.
— Прости, детка. Тут уж ничем не поможешь.
— Поможешь! Тебе нужно только снять скафандр!
— Не могу, — ответил он. — Если со мной что-нибудь случится, ты решишь, что это твоя вина.
— Не решу! Это глупо! С тобой ничего не может случиться только из-за моих слов! — она застыла с широко раскрытыми глазами, услышав собственные слова.
— Очень важно, что ты это поняла, Лона, — доктор Росс сидела с наветренной стороны от Уайти, держась как можно дальше от него.
— Значит, дедушка теперь может снять скафандр?
— Конечно, но только не здесь, — содрогнулась врач.
— Ты действительно поняла, что простое пожелание не может привести ни к чему плохому? — спросил Уайти.
И пришел в ужас, когда Лона не ответила.
— Почему ты считаешь, что может? — мягко спросила врач у малолетней пациентки.
— Так сказали по телевизору, — ответила Лона. Уайти перевел дыхание, а женщина-врач откинулась на спинку кресла.
— Но это просто выдумка, Лона. Сказки.
— Нет! Это было, когда рассказывали про мистера Эдисона!