Наперегонки с темнотой
Шрифт:
Едва завидев его, молодой дежурный, минутой ранее клевавший носом, подскочил, вытянулся по стойке смирно и козырнул. В полиции он работал совсем недавно, поэтому каждый раз при виде начальника испытывал панику, начинал краснеть, бледнеть и нервически заикаться. Услышав его голос, Роб и я тоже непроизвольно поднялись на ноги, одна только Терри почти не отреагировала. Она лишь ненадолго приоткрыла глаза, сонно моргнула и, свернувшись поудобнее в кресле, продолжила спать.
Билл является шефом полиции последние лет тридцать и знает каждого жителя в нашем городе. Сейчас ему, должно быть, уже за шестьдесят,
За его спиной тенью маячил Том Броуди. Этому худому, высокому парню на вид можно дать около сорока. Своими густыми рыжеватыми бакенбардами он смахивает на горную альпаку и взгляд его карих, задумчивых глаз вместе с заметно выступающей вперед верхней губой значительно усиливает это сходство. Последние десять лет он занимает должность помощника Билла и практически всюду следует за ним по пятам.
– Привет, Билл. – Сделав к нему шаг, я протянул для приветствия руку. – На нас напали у реки. Их было трое.
– Да что ты говоришь? Напали, значит… – проревел он, но тут же огляделся по сторонам, принюхался и заорал: – Дьявол! Откуда такая вонь?
– Это от меня.
– От тебя? Ты что, в скотомогильник свалился, черт тебя подери?
– Нет, хуже, – подошел к нам Роб. Обмениваясь рукопожатием с ним и Броуди, он предложил: – Мы можем поговорить в твоем кабинете? Дело серьезное.
В нашем захолустном городишке серьезные происшествия случаются крайне редко. Он совсем маленький, почти все друг друга знают, поэтому основным занятием местной полиции, состоящей всего из шести человек, являются выписывание штрафов за пьяную езду, разнимание потасовок и расследование пустячных краж. Еще иногда подростки чудят, обдолбавшись наркотой или Терренс, местный алкоголик, напившись, подерется с женой, но в целом у нас все спокойно.
– Надеюсь, что серьезное, иначе… – Увидев спящую Терри, Билл прогудел: – А что здесь делает твоя девчонка, Уилсон? Ты что это, таскаешь ее с собой по ночам?
– Мы были на рыбалке, Билл. С палатками. Может, все-таки обсудим все в более спокойной обстановке?
– Покомандуй мне еще тут! Так! Пол, мелкий говнюк, ты так и будешь стоять с разинутым ртом?
Когда-то мелким говнюком Билл называл и меня. Он делал это так долго, чуть ли не с моего рождения, по крайней мере, с тех пор, как я себя помню, а потом вдруг перестал. Что послужило тому причиной – мне неизвестно, просто в определенный момент он неожиданно стал звать меня по имени. Когда именно это произошло, сейчас и не вспомнить, но, возможно, после того, как заболела Анна, а может, уже и после ее смерти.
Переключившись на дежурного, о нас с Робом он как будто забыл, но спустя минут пять мы наконец сидели в его тесном прокуренном кабинете. За единственным, выходящим на городскую площадь окном медленно занимался рассвет. До восхода солнца оставалось не больше часа.
Кабинет освещал желтоватый свет маленькой настольной лампы. Ее тусклое сияние четко обозначало наши лица, но было не в силах разогнать тени по углам комнаты. Там скрывался высокий шкаф с документами, массивный металлический сейф, большая, в полстены географическая карта и остальное, менее значительное барахло.
В общем-то, видеть, что прячется в полумраке мне было не обязательно – я отлично помнил этот кабинет при свете дня. Успел изучить еще в юности, когда попадал сюда за мелкие правонарушения, а в прошлом году и вовсе имел возможность ознакомиться с самыми мельчайшими его подробностями.
– Так вы утверждаете, что какие-то парни ни с того ни с сего напали на вас. Оружия они при себе не имели, чего хотели, вы не знаете и раньше их не встречали. Все верно? – спросил Билл.
– Верно. Таких, как они, я никогда не встречал, – ответил Роб за нас двоих. – Они очень странно себя вели.
Ворот его синей футболки был разодран, на шее проступали крупные царапины, а темно-русые с проседью волосы торчали в разные стороны. Выглядел он так, будто участвовал в схватке со зверем, что по сути и являлось правдой.
– Что значит странно? – задал вопрос Броуди.
– Не знаю, как лучше объяснить, – осторожно начал Роб. – Поначалу мне показалось, будто они обычные наркоманы…
Собираясь с мыслями, он сделал паузу, на что Броуди тут же нетерпеливо спросил:
– Выходит, они были под наркотиками?
Не успел Роб опровергнуть его предположение, как Билл взревел:
– И вы, придурки, не придумали ничего лучше, как поднять меня с постели в половине пятого утра из-за потасовки с обдолбанными торчками?
Всем своим мощным корпусом он подался вперед и опустил обе ладони на крышку заваленного бумагами стола. Его буравящий взгляд вперся в Роба, но менее чем через секунду переместился ко мне. В прежние времена этим взглядом Билл мог вогнать меня ступор – ребенком я боялся его до полусмерти. С тех пор утекло много воды, но я и сейчас еще испытывал перед ним некую смесь из опаски и робости.
– Какие, к черту, наркотики? – наплевав на предосторожности, вскипел я. – Я видел, как ведут себя под наркотой! Да что говорить, и сам несколько раз баловался, пока учился в школе. Они были будто мертвые, Билл! Как зомби, понимаешь?
От такого заявления глаза его подозрительно сузились, а я тотчас понял, что не стоило этого произносить. Необходимость пересказывать подробности прошедшей ночи приводила меня в раздражение, кроме того, в голове раздавался непрерывный монотонный гул, от которого никак не получалось отделаться, а веки казались до того тяжелыми, что лишь усилием воли удавалось держать их в открытом положении. В данную минуту я мог думать только о том, чтобы поскорее покончить со всеми расспросами, отправиться домой, рухнуть на свою кровать и уснуть.
– Эй, полегче, Джон! – остановил меня Роб, присовокупив к сказанному незаметный пинок по ноге. – Билл, он хочет сказать, что те трое вели себя не совсем нормально. Как бы поточнее описать… Они двигались необычно, звуки издавали странные… У них из глоток все время раздавалось какое-то чавканье. Такое гнусное чавканье, будто идешь в дождь в резиновых сапогах, а их то и дело засасывает в жидкую грязь. Я и сам знаю, как дерьмово все звучит, но это правда.
– Еще они без конца смеялись и скалились, – добавил я. – Но это и смехом не назовешь, больше на хохот гиены смахивало.