Наперегонки со смертью
Шрифт:
– Моя фамилия Бондарович...
– Боюсь, это мне ни о чем не говорит.
– Вы занимаетесь похищением у ГУМа?
– Похищением... Скорее, хулиганством с нанесением тяжких телесных повреждений.
– Нет, вы не поняли. Сегодня утром у ГУМа...
– ...плеснули человеку в лицо кислотой.
– Да, я знаю. Это мой коллега, охранник из "Валекса".
– Так вы тоже оттуда?
– Да... Но девушка, которую он охранял... Она похищена.
– Понимаете, дело о похищении пока заведено быть не может. Прошло слишком мало времени. Свидетелей нет. Кто докажет, что это не любовная
– Это я – жених.
– Ах, вот как!
– И я был ее вторым телохранителем. Просто сегодня не моя смена. Я знаю, ее украли.
– Да ты садись. Тебя как по имени? Ничего, что на ты?
– Нормально. Я – Александр.
– А я Виктор... Тут вот какое дело, Александр... Я тоже не сомневался в похищении, искал свидетелей, думал о причинах. – Машков, закуривая, замолчал, и Банда нетерпеливо подогнал следователя:
– И?
– Довольно темная история.
– В каком смысле? Слушай, не тяни, Виктор, говори толком, что тебе удалось узнать.
– Почти ничего. Старушенция там одна у входа какую-то тряпку продавала. Так она что-то брякнула о чеченцах, но подписывать показания отказалась категорически.
– Чеченцы?
– Кавказцы, азиаты... Словом, люди нерусской наружности. Пострадавший Нежданов...
– Анатолий?
– Да. Так вот, он тоже что-то успел заметить. Но с ним до сих пор возятся врачи, и толком снять показания пока не было возможности. Но и это еще не все сюрпризы.
– Господи, Виктор!
– Ты знаешь, почему я здесь, а не на месте преступления или не в больнице у Нежданова? Почему я не отрабатываю версии? Не задействую систему перехвата черного "мерседеса" с транзитными немецкими номерами? Почему, черт возьми, не роюсь в картотеках в поисках знакомого почерка или не трясу старушку, запугивая ее пятнадцатью сутками за отказ от дачи показаний?
– Ну?
– А я больше этим делом не занимаюсь.
– Как? – Банда от удивления аж привстал. – А чего мне дежурный про тебя сказал? Чего я здесь с тобой время теряю?
– Дежурный тебе все верно сказал.
– Тогда я ничего не понимаю.
– Я тоже, – Машков старательно, затушил сигарету, раздавив ее в пепельнице, и внимательно посмотрел Банде в глаза. – Я тоже сейчас ничего не понимаю. Только кое о чем могу догадываться.
– О чем?
– Полчаса назад дело забрал лично начальник отделения и отвез в другое учреждение. Им теперь занимается то ли безопасность, то ли контрразведка. Гэ-бэ, одним словом. Подсекаешь?
– Что это может означать?
– Одно из двух – либо Большакова была слишком важной персоной в системе государства, раз ею заинтересовались органы безопасности...
– Была? – Банда почувствовал, что вздрогнул от этого короткого слова, и с ужасом уставился на старшего лейтенанта милиции.
– Извини, Саша, это профессиональное. Так вот, трудно представить себе, чтобы студентка юридического факультета интересовала эти конторы. Значит, на ее похищении замыкались чьи-то очень серьезные и крупные интересы.
– У нее отец – крупный ученый, военный. Он мог попросить кого-нибудь посодействовать...
– Поверь, – Машков с некоторым разочарованием, как на неопытного юнца, взглянул на Банду, – эти ребята пальцем не пошевелят, если дело чисто уголовное или не затрагивает интересы государства. К тому же, если бы все было так просто, они дали бы мне время сделать всю черновую работу, а уж только потом подключились бы сами. Атак... Буквально несколько часов спустя после происшествия, в пожарном порядке, используя начальника отделения, изымать дело и раскручивать все самим!.. Что-то здесь явно не так.
Банда в задумчивости барабанил пальцами по столу, тупо уставившись на телефонный аппарат, пытаясь переварить полученную информацию. В голову ничего подходящего не приходило, и Александр с надеждой взглянул на Машкова:
– Ты что-нибудь придумал?
– Нет. Я ведь толком даже не познакомился ни с ней, ни с обстоятельствами... Ты ведь больше моего знаешь, может, ты что-нибудь подозреваешь?
– Ни хрена! Черт... Ладно, спасибо. А кто там, в ФСБ, занимается этим делом?
– Я уже тебе говорил, что даже не знаю толком, ФСБ это или ФСК. А может, вообще президентская служба безопасности. Я знаю только то, что дело у меня забрали ребята из каких-то таких органов.
– Ясно. Хоть ничего и не ясно... А где Анатолий? В какой больнице лежит?
– Нежданов?.. Записывай... – и следователь продиктовал Банде адрес ожогового центра, куда отвезла "скорая" пострадавшего телохранителя. – Что, попробуешь копать дальше?
– А что мне остается делать?
– Да... Ну что ж, удачи тебе, парень, – Виктор протянул Банде руку. – Я на твоем месте поступил бы точно так же...
Странно, конечно, но удостоверение Банды из "Валекса" оказало на врачей центра, где лежал Анатолий, просто-таки магическое действие. Слова "служба безопасности" настолько зачаровывают россиян, хорошо помнящих Комитет госбезопасности, что произошло почти невозможное – Банду без препятствий пропустили в реанимационную палату.
– Он как раз отошел от болевого шока, состояние стабилизировалось, так что можете поговорить. Только недолго, – напутствовал Банду лечащий врач.
– А как он вообще? – Банда в последний момент почувствовал, что боится взглянуть на Толика.
– Как сказать... Глаза вроде целы, рефлексы нормальные, видимо, успел зажмуриться. Кожа, конечно, пострадала. Мы определили ожог первой степени, будем делать пластические операции, но, боюсь, жениться теперь ему будет трудновато – Он женат.
– Тем лучше для него, если, конечно, жена не стерва.
– Ясно, – и Банда решительно толкнул дверь палаты.
Нежданов лежал на койке, со всех сторон окруженный странными жужжащими аппаратами. Множество проводков тянулось от него к этим приборам, в руку переливалось лекарство из капельницы.
Лицо его было сплошь забинтовано, и только для глаз и рта оставались небольшие щелочки. Куда-то под бинты, видимо, в нос, убегали две прозрачные трубочки.
– Толя! – сглотнув солоноватый комок, почему-то шепотом позвал его Банда.
– М-м? – лишь промычал тот в ответ, приподняв свободную от капельницы руку.