Наперегонки со смертью
Шрифт:
– Отвернись, – вдруг смутившись, попросила Алина, собираясь выбраться из-под простыни.
– Вот еще! – парень чуть не задохнулся от возмущения. – Ты хочешь лишить меня самого большого удовольствия в жизни?!
– А что, тебе правда нравится мое тело? – девушка смотрела на него лукаво, чисто по-женски улыбаясь, и Банда не сумел сказать ничего другого, только как на выдохе, искренне и горячо:
– Очень!
– Да? – она на секунду задумалась. – Ну что ж, смотри!
И медленно откинула простыню, поочередно
Затем она встала, озаренная лучами врывавшегося в незашторенное окно солнца, и, вскинув руки над головой, крутанулась на месте, потягиваясь и как будто специально давая Александру возможность получше увидеть ее грудь, ее талию, ее бедра.
– Алина! – вздох восхищения вырвался из груди парня, и тут же веселые озорные огоньки заплясали в глазах девушки.
– Что случилось, Саша?
– Ты такая...
– Какая?
– Такая!
– Говори!
– Необыкновенная. Просто ужасно красивая.
И, заметив, что девушка потянулась за халатом, вдруг взмолился:
– Подожди!..
Он встал с кровати и подошел к ней так близко, что она почувствовала его неповторимый запах.
Он смотрел на нее некоторое время сверху, заглядывая в любимые глаза, а потом прикоснулся к ее животу, затем к соскам и снова повторил все движения, очень медленно, потом еще раз, словно животное в брачном танце в соответствии с предписанным ему природой древним ритуалом. Снова и снова прикасался он к ней и при этом целовал то ее лицо, то мочки ушей, то проводил языком вдоль ее шеи, вылизывая ее, как могучий леопард в высокой траве вылизывает свою самку.
Да, он походил на дикого сильного зверя. Мощный и гибкий самец, чья власть над девушкой хотя и не выражалась ни в чем явном, но была настоящей, абсолютной властью – именно такой, о какой и мечтала Алина.
Власть Александра над ней выходила за границы физического ощущения, хотя способность заниматься любовью так долго, как он мог это делать, была частью его власти.
Но ее любовь к нему была духовной, тонкой, пусть это и звучит банально. Она была именно и прежде всего духовной жаждой, а не заурядным физическим влечением.
Она прошептала:
– Банда, ты сильный. Мне даже страшно.
Он был очень силен физически, но не это она имела сейчас в виду...
Одной рукой он обхватил ее за талию, стремясь, чтобы их проникновение друг в друга было как можно более полным, чтобы оно стало совершенным.
Она уткнулась лицом ему в шею, плоть к плоти, и чувствовала, как вбирают ее ноздри его запах.
Снова и снова скользил по ее телу леопард, легкий и гибкий, и, колыхаясь под его тяжестью, она летела к желанному пламени, костру любви, зажженному для всех влюбленных.
Задыхаясь, она тихо шептала:
– Саша... милый... родной... я погибаю... я растворяюсь в тебе... Еще! еще!
Она выгибалась навстречу ему, из ее губ исторгались звуки – почти крики, неразборчивые, дикие.
Это был язык женщин, почти непонятный мужчинам, но сейчас Банда понял ее и с ответной благодарностью чуть не укусил ее в шею, не умея вложить в простой поцелуй все, что чувствовал в это мгновение.
Следующая неделя пролетела необыкновенно быстро.
Алина была занята своим дипломом, внося в него исправления, предложенные Гайворонским, и одновременно перепечатывая его набело, и даже Банде теперь приходилось сидеть в библиотеке и, всеми силами сдерживаясь, быть тише воды и ниже травы, не отвлекая девушку от учебы.
Он ничем не выдавал своих приготовлений, и поэтому даже для Алины появление его в воскресенье вечером во время дежурства Анатолия у них дома явилось полной неожиданностью.
На звонок у входной двери, как обычно, пошла открывать мама девушки, а телохранитель, сидевший на кухне, лишь отложил в сторону газету и положил руку на рукоятку пистолета – так, на всякий случай!
На пороге стоял... Банда!
Огромный букет темно-красных роз в руках, строгий черный выходной костюм, снежной белизны сорочка и дорогой, в бордовых тонах, итальянский галстук, идеальная выбритость и укладка волос, решительный блеск глаз и его чуть смущенная улыбка неоспоримо свидетельствовали – сейчас произойдет что-то исключительное.
– Добрый вечер, Настасья Тимофеевна. Извините, Бога ради, что потревожил вас без предупреждения, но, честное слово, дело мое не терпит более отлагательств.
– Здравствуйте, Саша, здравствуйте, – удивленно протянула Большакова, пропуская гостя в прихожую. – Входите, конечно, мы вам всегда рады.
– Это вам. Пусть они украсят вашу комнату, – протянул парень розы Настасье Тимофеевне и, вдруг еще более смутившись, робко спросил:
– Владимир Александрович дома?
– Дома. Вы проходите, Саша, в гостиную, я его сейчас позову, – мать Алины смущенно потопталась на месте и бросилась в кабинет отца, забыв даже поставить в вазу цветы.
Тем временем в прихожей появилась и Алина, и удивлению ее не было предела, когда она увидела Банду, к тому же такого торжественного.
– Саша? Что ты здесь делаешь?
– Сейчас, Алинушка, ты все поймешь. И не бойся. Хватит того, что я сам боюсь и волнуюсь, как последний мальчишка...
– Банда? – с кухни высунулся Анатолий. – Ты опять?!
– Толя, это не служба. Это личное. Имею я право в конце концов или нет?!
– Конечно-конечно, – поторопился исчезнуть за дверью дежурный телохранитель.
– Саша, но я все-таки ничего не понимаю... – девушка не могла оправиться от изумления.
– Сейчас, Алина. Сейчас все поймешь. Проводи меня в гостиную, будь добра. И останься со мной...