Наперекор инстинкту
Шрифт:
— Напомни мне в следующий раз просто заказать еды.
Тот негромко рассмеялся.
— Тебя даже траты не испугают?
— Нет, если платить будешь ты, — поддразнила она, выливая первую порцию смеси на сковородку.
Миа не ожидала, что на ее шутку он ответит на полном серьезе:
— Платить всегда буду я, — и, не давая ей возможности поспорить, спросил: — Почему именно блины?
— Потому что
Дрейк встал рядом и притянул ее к себе, поцеловав в висок.
— Мне нравится эта чушь.
Она смутилась и, неловко отстранившись, потянулась лопаточкой к сковородке, чтобы перевернуть блин. Дрейк перехватил ее запястье на полпути.
— Торопишься. — Он покачал головой. — Откуда в тебе столько нетерпения?
Его рука отпустила запястье, но легла ей на талию. Миа закатила глаза, но в душе разливалось неизвестное раньше тепло. Оказалось, вот так стоять рядышком и, разговаривая, жарить блины, невероятно приятно и в каком-то смысле даже интимно.
— Вот сейчас, — скомандовал Дрейк, и она послушно перевернула блин. — Почему ты не хочешь ничего узнать о родителях?
Миа закусила губу, подыскивая верный ответ. Горячая ладонь поверх футболки дарила спокойствие. Ей захотелось быть искренней.
— Я боюсь, — честно ответила она.
Даже не оборачиваясь, Миа почувствовала его удивление.
— Чего боишься? — спросил он.
Она вздохнула. Это было сложно объяснить, как и все то, что касалось чувств.
— Вдруг у них зависимость от алкоголя или сигарет? Я начну думать, что и у меня есть такая склонность и изведу себя.
— Маловероятно, — подумав, не согласился Дрейк. — Пора.
Миа аккуратно переложила первый целый и источающий восхитительный аромат блин на тарелку. Она недолго полюбовалась результатом их общей работы и вновь вернулась к сковородке.
— Другой вариант, — покладисто продолжила она. — Они могут оказаться в сложной ситуации: острая нехватка денег или тяжелая болезнь. Я, нехотя и проклиная тот час, когда узнала об этом, начну им помогать. Я не смогу повернуться и уйти. А я не хочу быть с ними никак связана, понимаешь? Они предали меня, бросили. Такое не прощается.
— Понимаю, — сказал Дрейк и после паузы заговорил снова: — После ссоры с отцом мне казалось, что я никогда его не прощу, но прошло несколько лет, и я все-таки стал с ним общаться. Мы с ним не близки, но опустошающее чувство в груди исчезло.
— Неравноценная ситуация, — пробормотала Миа. Она думала, что сейчас вспыхнет раздражением, как всегда, когда дело касалось родителей, но близость Дрейка, его неприкрытое сопереживание и желание помочь погасили весь негатив,
— Да, ты права, — кивнул он. — Но неплохая параллель, верно?
Второй блин улетел на тарелку, и Миа неохотно пожала плечами.
— Возможно.
— Ты можешь передумать, когда у тебя появится собственные дети. Говорят, это полностью меняет мировоззрение.
Она предпочла не продолжать опасную тему и перевести стрелки.
— У тебя сложные отношения с отцом?
Дрейк обхватил ее запястье, чуть направив руку, чтобы подхватить блинчик, не порвав его.
— Думаю, можно и так сказать.
— А как бы сказал ты?
— Он не любит меня. Слишком сильно в детстве я напоминал ему свою мать.
— Лару?
— Да. Он был влюблен в нее. А в омег, как известно, нельзя влюбляться.
Рука дрогнула, и лопаточка чуть не улетела на пол. Миа стоило большого труда удержать ее неверными пальцами.
— Ты тоже так считаешь?
— Я считаю, что мне повезло, — ответил он и оставил на ее губах долгий и нежный поцелуй.
Гора блинчиков росла, и вскоре Миа выключила плиту и с гордостью взглянула на дело своих рук. Ладно, не только ее.
Оказалось, что уютнее процесса приготовления блинчиков может быть только их поедание, особенно, если некуда торопиться.
Миа громко смеялась над поддразниваниями Дрейка и беззаботно шутила в ответ. Ей нравилось его чувство юмора, но еще больше нравился он сам. И с каждым проведенным вместе часом это чувство становилось все острее, обретало новые грани и начинало пугать ее своей силой.
Трель сотового телефона заставила Дрейка встать из-за барной стойки, где они сидели на высоких крутящихся стульях и поедали блинчики. Он ненадолго вышел и вернулся, уже приложив трубку к уху. Миа улыбнулась и уткнулась взглядом в блинчики, политые джемом. Дрейк разговаривал в ее присутствии, словно ему нечего было скрывать, и этот маленький жест доверия тронул ее.
— Мам, я не могу обещать, но мы попробуем. — Он помолчал, а затем, видимо, отвечая на вопрос, выделил первое слово: — Мы, ты верно услышала.
Миа поперхнулась джемом. Тот застрял в горле, и она закашлялась. Дрейк нахмурился и, подойдя ближе, заботливо постучал по спине.
— Хорошо, я понял. Передавай привет отцу. — Он повесил трубку и уже встревоженным тоном обратился к ней: — Сильно подавилась?
— Н-н-нет, — солгала она. — Ты называешь Одри мамой?
— Она мать мне в большей степени, чем Лара. В конце концов, она воспитывала меня с шести лет.
— Понятно, — пробормотала Миа. — Ты можешь больше не стучать по моей спине? Я боюсь, ты из меня легкие вытряхнешь.