Наперекор судьбе
Шрифт:
– D’accord [8] . В таком случае идемте, мадемуазель Адель. Конечно, если вас интересует архив.
– Да, – поспешно ответила Адель. – Уверена, мне будет очень интересно. И вы, Люк, зовите меня просто Адель. Не надо этих формальностей.
– О, – пробормотал Люк, выражая учтивое удивление. – Но я думал, что формальности нужны. Ваш отец, как-никак, мой patron. Я чувствую себя обязанным выказывать его старшей дочери определенную долю уважения.
– А откуда вы знаете, что я его старшая дочь?
– От вашей матери. Это она мне рассказала.
–
– Когда мы виделись в прошлый раз. Она показывала мне ваши фотографии.
– Вы серьезно? – изумилась Адель.
Ее мать была вовсе не из тех женщин, которые обожают показывать фотографии своих детей всем подряд, включая малознакомых иностранцев. Еще меньше Селии было свойственно сообщать столь интимные подробности, как, например, кто из близняшек родился первой. Однако Адель понимала, почему мать поведала об этом Люку Либерману. В нем было что-то располагающее к откровенному разговору; более того, к рассказу о весьма сокровенных вещах. Он обволакивал тебя силой своей личности, и ты чувствовала, что заблудилась в его странном обаянии.
– Не могу представить, почему такие вещи должны вас интересовать, – сказала Адель, поигрывая застежкой своей сумочки.
– Мадемуазель Адель, – с серьезным видом произнес Люк, – я бы с удовольствием узнал о вас все. Абсолютно все.
Обед в ресторане «Максим» был сплошным удовольствием. Близняшки не уставали восхищаться великолепием заведения, картинами Тулуз-Лотрека, обстановкой, освещением, официантами в длинных белых фартуках и удивительно шикарными парижанами, с необыкновенным изяществом поглощающими французские деликатесы. Сестры заметили, что волосы у парижанок гораздо длиннее, а юбки – значительно короче. И конечно же, эти изумительные дорогие шляпки с маленькими полями, плотно облегающие голову. Все эти наблюдения требовалось запомнить и увезти домой.
Но сегодня для Адели эти наблюдения отошли на задний план. Она сидела рядом с Люком, стараясь внимательно слушать все, о чем он говорил, а говорил он о весьма сложных вещах. Раньше такое ей было несвойственно. У нее по-прежнему слегка кружилась голова. Более того, внутри у нее все всколыхнулось, затронув самые потаенные глубины. Вместо привычной ей Адели за столом сидела какая-то нервная, осторожная девица, внимательно думающая над каждым своим словом, прежде чем его произнести, а зачастую предпочитающая молчать, чтобы не показаться глупой. И в то же время эта девица была как-то странно, мучительно счастлива.
– Теперь у нас появилась замечательная новая книга, которую мне просто не терпится издать, – сказал Оливер, улыбаясь через стол дочерям. – Автора открыл мсье Либерман. Книга называется «Lettres tristes» – «Печальные письма». Роман в эпистолярном жанре. Переписка между английским солдатом и девушкой, которую он встречает, возвращаясь домой после ранения. Уже дома он понимает, что успел полюбить эту девушку, но он понимает и то, что больше
– Вы правы, мсье Литтон. Кстати, Марсель Лемуан – автор романа – очень милый человек. Хочу вам предложить: если вы планируете небольшой reception [9] по случаю выхода книги в Англии, Лемуан охотно приехал бы в Лондон. Уверен, он понравился бы англичанам. Он сам воевал, знает окопную жизнь и свою книгу написал не по чужим рассказам.
– Да, – подхватил Люк Либерман, – Марсель – исключительный человек. Единственная сложность: его английский не таков, чтобы общаться с аудиторией. Возможно, леди Селия согласится нам помочь. Уверен, она хорошо знает французский.
– Я тоже неплохо знаю французский, – заявила Адель. – Я была бы рада познакомиться с мсье Лемуаном. Думаю, это прекрасная идея – пригласить его в Лондон после выхода этой книги на английском языке. А вы, мсье Либерман, тоже могли бы приехать на правах первооткрывателя великого таланта.
– Я был бы польщен, – ответил Люк.
– Ну и ну, – сказала Венеция. – И когда это у тебя успел проявиться талант к французскому языку? Адель, теперь тебе придется спешно брать уроки.
– Заткнись, – отмахнулась Адель. – Я хотела сказать, tais-toi [10] . Как видишь, я до сих пор многое помню. Французский был одним из моих любимых предметов.
– Таким словарным запасом ты французов не очаруешь. И надо же, у тебя вдруг проснулся большой интерес к издательским делам. Ладно, сестренка, все нормально. Думаю, он был…
– Ты уловила? Такой… такой сексуальный.
– Да. Хотя и одет ужасно.
– Ужасно. Я подумала: наверное, это означает…
– Возможно. Правда, еще не факт. Они не все…
– Никакая француженка не позволит, чтобы ее муж ходил на работу и в прочие места одетый как чучело, – уверенно заявила Адель.
– Может, у него есть невеста?
– Не думаю. А ты? В любом случае мы должны…
– Я спрошу папу. Маму нельзя, она догадается. Она никогда…
– Нет, но он и ей понравился.
– Откуда ты знаешь?
– Она ему рассказала, что я старшая. Из нас двоих.
– Какое абсолютно чрезвычайное преимущество.
– Я знаю. Венеция, я просто чувствую, что он… что он…
– Важный? – подсказала Венеция.
– Да. Очень важный.
– Барти, дорогая… – Его голос, донесшийся из кабинета, настиг ее в коридоре.
– Да, Уол.
– Барти, можно тебя на пару слов?
У Барти сжалось сердце: она знала, о чем будет их разговор.
– Мне… трудно об этом говорить, – признался Оливер, откидываясь на спинку большого кожаного вращающегося кресла. – Ты присаживайся, дорогая. Присаживайся. Дело в том…
Барти молча села, решив ни в коем случае не помогать ему.