Написанное с 1975 по 1989
Шрифт:
Но уже второго четверостишья.
Вот дотащился до третьей строчки,
А вот и до конца, Господи, дотащился.
Как в Петрозаводске проездом я был
Там петрозаводку себе полюбил
Тогда говорил я ей: петрозаводка
Беги, дорогая, скорее за водкой
Нет, не побегу, — отвечала, — за водкой
Навеки запомнишь ты петрозаводку
Куда
Нет утешения для взгляда
Кривулин вот из Ленинграда
Сказал: ужасен Ленинград
А мне казалось иногда
Что там как будто посветлее
И так похоже на аллею
У царскосельского пруда
Н-да-а-а
Когда в Наталью Гончарову
Влюбился памятный Дантес
Им явно верховодил бес
Готовя явно подоснову
Погибели России всей
И близок к цели был злодей
Но его Пушкин подстерег
И добровольной жертвой лег
За нас за всех
Словно небесной службой быта
Вся жизнь моя озарена
То слышу под собой копыта
То со двора колодца дна
Доносится мне трепет крыл
Я вся дрожу и позабыла
Что я хотел, и мог, и должна
Была сказать
Малая дитятя
Прибежала к тяте
Тятя, встань с кровати
Потяни-ка сети! –
А что тянуть их за концы?
Знамо дело — мертвецы
Одни и попадаются –
Факт
Желанья опали и голос осел
Когда я его вела на расстрел
А в нем
Желанья играли и голос бряцал
Когда он мне пел свой Интернацьонал
А у меня
Желанья окрепли, но все же не стало
Мне голоса и я его расстреляла
Как врага контрреволюции
В будущем как-нибудь детское тельце
К тельцу прижмется шепча горячо
Здесь вот покоится дедушка Ельцин
А рядом покоится вождь Горбачев
Ну, а другое такое же очень
Тихое тельце прошепчет в ответ:
А я вчера видела как среди ночи
По полю бродит Пригов-поэт –
Знаешь такого? –
Нет! –
Ну, и ладно
Премудрость Божия пред Божиим лицом
Плясала безнаказная и пела
А не с лицом насупленным сидела
Или еще каким таким лицом
Вот так и ты, поэт, перед лицом народа
Пляши и пой перед его лицом
А то не то что будешь подлецом
Но неким глубкомысленным уродом
Будешь
Когда я в Калуге по случаю был
Одну калужанку я там полюбил
Была в ней большая народная сила
Меня на руках она часто носила
А что я? — москвич я, я хрупок и мал
Однажды в сердцах я ей вот что сказал
Мужчина ведь мужественней и сильней
Быть должен — на том и рассталися с ней
Кто это полуголый
Стоит среди ветвей
И мощно распевает
Как зимний соловей
Да вы не обращайте
У нас тут есть один
То Александр Пушкин –
Российский андрогин
Когда мы с Орловым в Калуге лепили
Рельеф, там солдаты у нас уходили
А малые детки глядели им вслед
Маленькие такие
С Орловым любили мы то что лепили
И между собою любовно шутили:
Идеологический вот мол объект
Под самое же завершение вещи
Дело было, помню
Одна из живых там случившихся женщин
Застыла при виде дитяти лепного
И молвила тихо: Вот мне бы такого!
И был словно из-под земли этот глас
И члены все одеревенели у нас
Вот так мы искусством играем, бывает
А народ, Орлов
Искусство серьезно-таки понимает
Недвусмысленно
Мы будем петь и смеяться! –
И мы будем петь и смеяться! –
Да, но мы будем петь и смеяться как дети!
Эх-хе-хе, а нам это уже не под силу
Шостакович наш Максим
Убежал в страну Германию
Господи, ну что за мания
Убегать не к нам а к ним
И тем более в Германию!
И подумать если правильно
То симфония отца
Ленинградская направлена
Против сына-подлеца
Теперь выходит что
Два скульптора стоят перед стихией –
В их мастерской вдруг прорвало сортир
И жижа ползает между творений
Так в верхний мир ворвался нижний мир
Меж двух миров, обоим не ровня
Они стоят, не по себе им стало –
Вот верхний мир сорвется с пьедестала
И их расплющит столкновенье сил
Людмила Зыкина поет
Про те свои семнадцать лет
А что ей те семнадцать лет
Тогда она и лауреатом
Ленинской премии-то не была
Вот мне про те семнадцать лет
И плакать бы как про утрату
Что приобрел я за последующие двадцать лет?!
Оглядываюсь, шарю по карманам — ни премии,
ни почета, ни уважения, разве что