Написано кровью моего сердца
Шрифт:
У него перехватило горло, потому что вдруг вспомнилась разбросанная по дому целлофановая трава, Мэнди, перемазанная (как и вся комната вокруг) шоколадом, Джем, старательно расписывающий для отца пасхальное яйцо: вот он замирает над баночками с синим и красным красителями, выбирая, какой же цвет лучше…
– Господи, пусть он будет здесь! – прошептал Роджер и заспешил вниз по изрытой колесами тропинке, поскальзываясь на камнях.
Дорожка к дому ухоженная: хорошо выметена, с кустами желтого шиповника, уже подстриженного на зиму. Роджера накрыло
– Черт, – пробормотал Роджер. – Не хватает еще разрыдаться прямо на крыльце.
Он постучал в дверь, и из-за угла выскочила большущая псина – вылитая собака Баскервилей. Она остановилась в паре шагов, оглушая Роджера злобным лаем и, точно змея, покачивая огромной головой с прижатыми ушами – словно ждала, когда же он сделает хоть одно неловкое движение, которое позволит ей с чистой совестью сожрать незваного гостя.
Роджер понапрасну рисковать не стал: как только завидел собаку, прижался к двери и заорал:
– Эй! Кто-нибудь! Уберите зверя!
Внутри послышались шаги, через мгновение дверь распахнулась. Роджер почти ввалился в коридор.
– Тише, пес, – примирительно велел высокий темноволосый мужчина. – Входите, сэр. О собаке не тревожьтесь. Она все равно вас не съест – только что ужинала.
– Рад слышать… И да, спасибо вам, сэр!
Сняв шляпу, Роджер последовал за мужчиной вглубь темного коридора: до ужаса знакомого, все с теми же половицами, хоть и не столь истертыми. Сейчас они, отполированные пчелиным воском, тускло блестели. В углу тоже стояла вешалка, хоть и другая: более крепкая, из кованого железа, иначе просто смялась бы под грузом бесчисленных плащей, пальто, платков и шляп.
Роджер невольно улыбнулся и вдруг застыл, словно его ударили под дых.
Стенные деревянные панели оказались девственно пусты. Ни одной сабли красномундирников, которые те побросали, раздосадованные неудачей, упустив лорда Лаллиброха. Сабли бережно хранились на протяжении многих веков; они хоть и потемнели от возраста, но по-прежнему украшали дом Роджера… Точнее, дом, который будет принадлежать ему несколько веков спустя.
– Мы храним их для детей, – говорила Бри со своим дядюшкой Йеном. – Чтобы сказать им: вот кто такие англичане.
Роджер не успел оправиться от шока: мужчина, сказав что-то собаке на гэльском, закрыл дверь и с улыбкой повернулся.
– Добро пожаловать, сэр. Отужинаете с нами? Мы уже накрываем на стол.
– О… Да, благодарю. – Роджер поклонился, вспоминая о манерах восемнадцатого века. – Я… Моё имя Роджер Маккензи. Из Кайл-оф-Лохалша, – добавил он: каждый благовоспитанный мужчина обязательно упомянул бы место своего происхождения, а Лохалш находился достаточно далеко, чтобы этот человек (а кто он, собственно,
Он надеялся, что ему тут же ответят: «Маккензи? О, вы, должно быть, отец малютки Джема!»
Однако – увы – мужчина лишь поклонился и протянул руку:
– Брайан Фрэзер из Лаллиброха. Рад знакомству, сэр.
На мгновение Роджер ослеп, оглох и онемел. Потом раздались слабые щелчки, похожие на звук стартера, когда аккумулятор машины полностью разряжен. Сперва сквозь туман в голове он подумал, что их издает его собственный мозг. Однако потом увидал собаку, которой не дали его сожрать; та вошла в дом, и это ее когти цокали по паркету.
«А. Значит, вот откуда царапины у кухонной двери», – смутно подумалось ему, а пес привстал на задние лапы, навалился на двери в конце коридора и проскользнул внутрь.
– Все хорошо, сэр? – Брайан Фрэзер тревожно приподнял густые брови. – Пройдемте в мой кабинет, сядем. Может, выпьем немного.
– Я… благодарю, – отрывисто выговорил Роджер. Колени подгибались, но он сумел-таки пройти вслед за хозяином Лаллиброха мимо гостевого салона и курительной комнаты в хозяйский кабинет. Его собственный.
Шкафы были такими же, и за спиной хозяина стояли те же бухгалтерские книги, чьи пожелтевшие страницы Роджер не раз листал, вызывая в фантазии образ раннего Лаллиброха. Только тут они новехонькие, а призраком казался самому себе Роджер. Отвратительное чувство!
Брайан Фрэзер протянул невысокий плоский стакан с толстыми стенками. Виски, причем отборный. Крепкий запах спиртного понемногу развеял туман в голове, а жгучий глоток снял в горле спазм.
Как же теперь задать самый важный вопрос? Какой сейчас год?!
Роджер взглянул на стол, но, увы, там не оказалось ни недописанных писем с удобно проставленной датой, ни альманаха, который можно словно невзначай взять в руки и пролистать. От книг на полках тоже мало толку, Роджер узнал лишь «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка» Дефо, опубликованную в тысяча семьсот девятнадцатом. Однако он и без того знал, что год сейчас более поздний; в тысяча семьсот девятнадцатом Лаллиброх еще не был построен.
Он еле сдерживал панику. Не важно, без разницы, какой сейчас год, если Джем здесь же. А он здесь. Наверняка!
– Простите, что отвлекаю, сэр, – заговорил Роджер, откашлявшись, когда поставил стакан. – Дело в том, что я потерял сына и теперь ищу его.
– Потеряли сына?! – удивленно воскликнул Фрэзер. – Господь с вами, сэр! Как же так вышло?
Правду сказать Роджер не мог, оставалось лишь одно:
– Его похитили два дня назад. Мальчику всего девять. Есть причины полагать, что человек, похитивший его, откуда-то из этих мест. Вы, случайно, не видели высокого мужчину, худощавого, темноволосого, который путешествовал бы с рыжеволосым мальчиком вот такого роста?