Напиши мне ответ
Шрифт:
— Все равно. Слушай, Серега, давай про них сатирический фельетон напишем. И назовем его…
Но Генка не успел придумать название, потому что из яслей вышел парень в перепачканном мелом ватнике. Он покрутил головой, почесал затылок, зевнул и, достав из кармана длинную, с карандаш, сигарету, закурил. Потом посмотрел на небо, выбил ногами чечетку и снова исчез за дверью.
— Ну и работнички тут, — сказал Генка. — Такие сто лет возиться будут.
— Давай зайдем, — предложил я, — и спросим, когда ремонт кончается. Может, и вправду
Мы вошли. Парень, которого мы только что видели, сидел теперь на ящике и сосредоточенно рассматривал кисть на длинной металлической ручке.
— Вам чего, голуби? — спросил он, увидев нас. — В ясли пришли записываться? Рановато еще. Вот через пару недель заходите, устрою по дружбе.
— Через две недели? — удивился Генка. — Так ведь к октябрю должно было быть готово.
— О, да это, оказывается, инспекция! — Парень встал и вытянулся. — Товарищи ревизоры, я не виноват. Прошу учесть смягчающие обстоятельства.
— Неужели тут на две недели работы? — спросил я. — Ведь вроде готово, все. Отделать только осталось, покрасить там, побелить…
— Ты, я вижу, большой специалист, — сказал парень, снова усаживаясь на ящик. — Стало быть, ты интересуешься, сколько потребуется времени для завершения, так сказать, отделочных работ. Отвечаю: потребуется… ну, скажем, три дня. Но что для этого нужно? Как вы думаете, а?
— Работать нужно, — сказал Генка.
— Эх, мальчик! Как ты еще наивен. Прежде всего, нужны производительные силы. Нужны люди. А где, я вас спрашиваю, работники кисти? Где они, энтузиасты малярно-штукатурных работ? Покажите мне школьника, который бы сказал: с детства мечтаю стать маляром. Вот ты, например, скажи, только честно: кем ты хочешь стать?
— Я-то? — Генка задумался. — Хочу стать эквилибристом.
— Ну, правильно! Ходить по проволоке в красной рубахе и ездить на гастроли за границу. Вот и получается, что маляров не хватает.
Почему-то я чувствовал: парень говорит неверно, но не знал, что возразить. Раньше я никогда не задумывался об этом. Действительно, ни я и никто из моих знакомых ребят не мечтал стать маляром. Тогда я сказал:
— А мы из-за вас в поход не пошли.
— Из-за меня? — удивился парень. — Не понял. Я в бюро экскурсий и путешествий не работаю.
Тогда мы с Генкой все ему рассказали.
— Сочувствую вам, гуси-лебеди. Но что делать. Ясли эти, скажу вам, какие-то невезучие. Мы сюда первый раз месяц назад пришли. И только начали — вдруг нас на другой объект перебрасывают. Еще более срочный. Теперь второй раз пришли. И пошло, поехало… Кто в отпуск, кто замуж, кому экзамены сдавать. В результате я один остался как перст. Насос покачать некому, какая уж тут работа.
Мы с Генкой переглянулись — и сразу поняли друг друга.
— Люди будут, — сказал я.
— Серьезно? И много?
— Много, — сказал Генка. — Целый класс. У нас завтра последний день занятий. Как придем всем классом, как возьмемся…
— И через два дня тут камня на камне не останется, — сказал парень. — Не фантазируйте, молодежь. Знаю я вас, сам пацаном был. Да и не разрешит никто. У меня ведь начальство есть, я ведь не маляр-одиночка. А вот, кстати, начальство идет.
Действительно, хлопнула дверь, и в помещение вкатился маленький толстый человечек в новеньком синем ватнике. Нет, он, конечно, не въехал на мотоцикле или велосипеде, но его короткие ножки переступали так стремительно, будто крутились, и мне показалось, что он сейчас врежется в стену. Но человечек успел остановиться посреди комнаты, и послышалось что-то вроде «пф-ф». Ну, точно как автобус, когда он к остановке подъезжает и открывает двери.
— Сидишь, мыслитель, — сказал он, уставившись на парня. — Предаешься, так сказать, медитации. О смысле жизни рассуждаешь. А работа, разумеется, не волк. В лес не убежит. Ну, скажи мне, Терехин: сколько можно к твоему сознанию апеллировать?
С этими словами человечек достал из кармана большой, с редкими зубьями гребень и, сняв шапку, причесал затылок. На макушке у него волос не было.
— Да вы не нервничайте, Семен Михайлович, — сказал парень. — Сделаем помаленьку. Вы же знаете, я один. Не разорваться же мне.
— Вижу я, как ты тут разрываешься. А вам, абитуриенты, что здесь надо? — Прораб кивнул в нашу сторону. — Давайте-ка на свежий воздух.
Снова послышалось «пф-ф», и человечек исчез за дверью.
— Видали, — сказал Терехин. — А вы говорите: всем классом.
Решение
— Надо действовать, — сказал Генка, когда мы вышли из яслей. — Не все еще потеряно. Предлагаю сначала сходить к Саньке.
Санька нас выслушал, потом снял очки, протер их специальной замшевой тряпочкой и сказал:
— А что, это идея. Правда, у нас нет никакой квалификации. А любое дело требует определенных знаний. Взять хотя бы звездное небо…
— Короче, профессор, — перебил Генка, — что ты предлагаешь?
— Надо с ребятами посоветоваться. Лично я думаю, что если всем вместе взяться, то, может быть… Не уменьем, так сказать, а числом. В конце концов, подсобная сила из нас должна получиться. Кстати, нас туда пустят? Вы договорились?
— Ну, Терехин, я думаю, разрешит, — сказал Генка. — Он парень ничего, свой. Вот с прорабом надо что-то придумать.
— А что он за человек, прораб этот?
— Да такой кругленький, в синем ватничке бегает. Мы с Серегой его синей тучкой прозвали. Слова непонятные говорить любит. Нас какими-то абитуриентами обозвал. И еще чего-то говорил по-гречески или по-японски, кто его знает.
— В слове «абитуриент» обидного ничего нет, — сказал Санька. — Это всего-навсего выпускник школы. Но у меня, кажется, есть идея, как к этой вашей тучке подобрать ключик. Значит, говорите, слова иностранные любит. — Санька полез в шкаф и достал оттуда какую-то толстенную книгу.