Напиши мне ответ
Шрифт:
— Уж не из этой ли железки ты собираешься бронзовый монумент делать?
— Ну, монумент не монумент, а небольшую скульптурку можно попробовать.
— И что же ты собираешься изобразить?
— Учительницу.
Я даже присел.
— Генка, — сказал я, — у тебя, может, не горло, а голова болит? Ты бы с врачом посоветовался.
Но Генка только отмахнулся.
— Ты слушай и не перебивай. Знаешь, какую скульптурку-то я собираюсь делать? Абстрактную. Ведь главное что?
Идея. Ты думаешь, обязательно, чтобы похоже было? Чтоб тебе и нос, и глаза,
На следующий день Генкина скульптура была готова. Надо отдать ему должное, подставочка у него вышла отлично, ничего не скажешь. Из сосновой доски, ровненькая, лаком покрыта. А вот что к этой подставочке было прикручено, сказать трудно. Обыкновенный железный прут, который к тому же извивался, будто червяк, а на конце было припаяно что-то вроде медных усов.
— Я бы на месте учительницы обиделся, — сказал я. — Ты бы хоть проволоку-то выпрямил.
— А это и не учительница, — сказал Генка.
— А кто же?
— Потом скажу. У меня есть предложение. Послезавтра Восьмое марта. Зайдем к ней, поздравим?
— Можно, — сказал я. — Только не вздумай своего червяка дарить.
Но Генка ничего не ответил.
Восьмого марта мы стояли у двери учительницы. Я держал в руках цветы, — Генка — коробку со скульптурой. Он все-таки ее взял.
— Только бы на тетку опять не нарваться, — сказал Генка.
К счастью, на этот раз дверь открыла сама Марина Александровна. Мне показалось, что она ожидала увидеть кого-то другого.
— А-а, это вы, ребята, — сказала она растерянно.
— Вот решили зайти, поздравить, — сказал Генка.
Я протянул цветы, Генка — коробку.
— Ой, какие вы молодцы, — оживилась она. — Да что же мы стоим, проходите.
Мы вошли.
— Ну какие же вы молодцы, что пришли, — повторяла Марина Александровна. — А цветы изумительные! — Она засуетилась, ища вазу. — А тут еще что-то. — Она подошла к коробке. — Посмотреть можно?
— Конечно, — хрипло сказал Генка. Учительница открыла коробку.
— Это скульптура, — сдавленным голосом сказал Генка. — «Весна» называется.
«Сейчас засмеется», — мелькнуло у меня в голове.
Но учительница и не думала смеяться. Она осторожно вынула Генкину скульптуру и, поставив на подоконник, сделала шаг назад.
— Какая прелесть, — тихо сказала она. — Стебелек и два только-только раскрывшихся листика.
Я посмотрел на скульптуру — и замер. Вот это да! В одно мгновение Генкин усатый червяк превратился в веточку с двумя маленькими цветочками на конце. Почему же я раньше этого не разглядел? И как это она сразу все увидела?
— Ребята, милые, — сказала она, — вы просто сами не знаете, какие вы умницы. Давайте-ка садитесь вот сюда, а я для вас любимое сыграю. А потом будем пить чай. У тети есть отличное варенье. Вы ведь любите варенье?
Она села к роялю и заиграла. Впервые в жизни кто-то играл специально для нас с Генкой.
Поход не отменяется (маленькая повесть)
Фанфары, трубите сборы!
Ох уж этот вторник! Посудите сами: пять уроков, дежурство по школе, а на шестом — классный час, или чистка мозгов, как говорит Санька Сапырин. Но меня сегодня, кажется, чистить не будут. На носу конец второй четверти, и Татьяна Андреевна говорит о Кольке Миледине и Людке Меньшиковой. У них намечаются двойки. А я сижу и тоскую о коржике, который ждет меня в парте, и рассеянно гляжу по сторонам. Справа на стене под плакатом «В здоровом теле — здоровый дух!» висит последний санитарный листок с двумя карикатурами. На одной нарисован смешной человечек с тонкими ногами и грязным лицом. Под ним подпись: «Миша наш не моет глаз, значит, он дикобраз». Это про Мишку Бурова. Только почему дикобраз? Непонятно. Другая карикатура изображает девочку, у которой вместо головы швабра. Здесь подпись такая: «Отрастила Зина множество волос, а с расческою вот дружбу не ведет». Верно подметили. Зинка Пилюгина всегда лохматая ходит. Вот только стих какой-то кривобокий. Как бы это получше сказать? «Отрастила Зина кудри…» И только я собрался это с «лахудрой» срифмовать, как по классу пронесся такой рев, будто шайбу забросили.
— А? Что? Что такое? — зашипел я, толкая Генку в бок.
— Что, что! Спишь ты, что ли? В поход мы идем на каникулах. В лыжный!
Все кричали, переговаривались, а Татьяна Андреевна даже не пыталась нас успокоить. Она стояла и улыбалась. Тоже, наверное, радовалась. Наконец, когда стало потише, она сказала:
— Вижу, что предложение принято единогласно. Только учтите: вы должны отнестись к этому очень серьезно. Во-первых, неуспевающих у нас быть не должно. Если будет хоть один двоечник, не пойдет никто. Во-вторых, всем учиться до последнего дня как следует. А то знаю я вас: все бросите и начнете в поход собираться. Ну, и, разумеется, следует продумать маршрут, подготовить снаряжение.
— У меня идея, — поднял руку Санька Сапырин. — Пусть это будет не просто поход, а поход астрономический. Все, наверно, знают, что сейчас весь ученый мир следит за кометой Когоутека. Такой кометы уже сто лет не было. Представляете, у нее один хвост в пятьдесят миллионов километров. Уникальное явление! Потомки нам будут завидовать.
— Очень нам нужен твой хвост, — запищала Зинка Пилюгина.
— Почему это мой? — обиделся Санька. — Он для всех людей важен.
— Все равно чей. Мне, например, на живую лису в сто раз интереснее посмотреть. И на ее хвост. А своей кометой ты можешь и с крыши любоваться.
— Серая женщина, — презрительно сказал Санька.
— Ерунда все это, — сказал Женька Капустин. — Главное — чтоб горок побольше. С горки — вжих! — и там…
— Ну чего вы заспорили, — сказала Татьяна Андреевна. — Посмотрим мы и на комету и на лисий хвост, если доведется. Теперь ведь скорее комету на небе увидишь, чем лису в лесу. Главное, ведите себя хорошо. Боюсь я за вашу дисциплину. — И Татьяна Андреевна замолчала, будто ей страшное представилось.