Наплевать на дьявола: пощечина общественному вкусу
Шрифт:
– Вот и Путин у вас получился растерянным и слабым.
– По-моему, нет.
– Ну, например, у вас президент говорит: «Россию способно спасти только чудо»… Согласитесь, в этом есть что-то неспокойно-истерическое.
– А мне кажется, что это шуточка как раз в стиле ВВ. Так что не вижу, на что там обижаться.
– И читая книгу, и глядя на вас в программе «К барьеру», часто невозможно понять – с кем вы? На чьей стороне? Вы так легко и незаметно перемещаетесь с одного поля на другое, демонстрируя поразительную гибкость! В чем ее секрет? Вы готовы отождествиться с точкой зрения
– Я очень люблю людей. Мне люди очень интересны. И их мнения, точки зрения. Вы работали когда-нибудь в школе? Ты видишь в ученике зерно, и ты это зерно растишь, убирая сорняки… То же самое и здесь. Вот он умница, он высказал замечательную мысль, и ты рад за него, что он смог это высказать, а ты всего лишь помогаешь ему избавиться от сора.
– Так что обвинения Владимира Соловьева в гибкости, граничащей с беспринципностью, – происки врагов?
– Это у меня-то беспринципность? Ну-ну. У меня очень жесткие принципы, и я никогда не меняю своих взглядов. Никогда. У меня бывают ситуации, когда у меня нет взгляда на проблему, но если у меня взгляд сформировался, он не меняется.
– Еще одно телезрительское впечатление: я всегда поражаюсь вашему абсолютному внутреннему спокойствию в эфире. Как вам это удается?
– Я всегда очень четко понимаю, что я делаю. Я глубоко убежден, что я – гений. Я глубоко убежден, что любой человек – гений. Гениальность всегда состоит только в одном – это осознание ответственности за дарованные Богом таланты. Отсюда необходимость пахать в сто раз больше, чем обычный человек. И я действительно спокоен, даже когда кричу, на радио, например. Это просто форма, я понимаю, что когда человек едет в машине в пробке, ему довольно сложно концентрировать внимание, надо его не убаюкивать, а вздергивать. Я много лет занимался борьбой. И я всегда нападаю, не меняя выражения лица, как медведь. Это очень огорчало моих партнеров.
– Ваша книга – провокативна, вопросы, которые адресуются в ваших программах аудитории, тоже. Провокация вам близка как жанр?
– Она мне совсем не близка. Просто существуют формы мыслительного процесса, особенно свойственные еврейской традиции. Форма диалога и вопрос «А если бы?». Эта форма мне как раз близка. А в моих передачах нет провокации, это алармизм. Я показываю обществу, какое оно на самом деле, чтобы оно могло одуматься. Я показываю это людям, которые влияют на государственную политику, отвечают за государственную идеологию. Неужели вы считаете, что я не задавал себе вопроса: «Зачем ты приглашаешь Макашова?» Но неужели вы считаете, что я имел право его не пригласить – после того, как они написали это письмо?
– Зачем лишний раз накалять общественные страсти? Зачем выпускать джинна из бутылки?
– Вы когда-нибудь видели скороварку? Сначала вам кажется, что все хорошо, а потом вы выковыриваете из головы металлические фрагменты. Все, что касается ксенофобии, необходимо высвечивать, чтобы с ней бороться. Я сейчас много езжу, встречаюсь со студентами, часть из них – «Наши». Я приезжаю к ним, я читаю их манифест. Я им говорю: «Что вы здесь написали? Это же стыдно. С этим я согласен, а с этим нет». И когда демократы начинают говорить мне: «Как ты мог, как ты смел пойти к “Нашим”?» – я отвечаю: «Они дети, студенты, им по 22–23 года. Если за их души не бороться, то как потом жить стране?»
– Но почему вы боретесь за юные души именно на площадке «Наших»?
– Я борюсь на всех площадках. Я езжу ко всем, кто зовет. «Наши», по крайней мере, антифашисты и демо-краты. И я им объясняю: если вы демократы,
– Так вы за «Наших», но как старший и мудрый товарищ?
– Нет, я за своих. Что же, я отдам им детей? Представьте себе, что еще через несколько лет вся молодежь будет либо РНЕ, либо лимоновцы – и кого выбирать?
– Возвращаясь к ветхозаветным мотивам, процитирую один известный текст: «Блажен муж иже не иде на совет нечестивых». «Наши» – организация одиозная.
– Чем одиозная? Вы прочитали статью о них в трех газетах и видели лицо Якеменко. Но я тоже считаю: то, что делает Якеменко, – ужасно. В СПС был Чубайс, вот уж одиознее не придумаешь, но я всю жизнь голосовал за СПС.
– За что вы так Чубайса?
– За тот путь, которым пошла страна в результате приватизации, за создание олигархической структуры, за раздачу имущества своим, за введение цензуры на телевидении. Именно он ввел практику бесед главных редакторов с представителями администрации президента.
– С вами беседуют?
– Со мной нет. Хотя, ой, забыл, я же этот, как его, кремлевский соловей. Я все делаю по указанию Кремля. А знаете почему? Потому что я учился в одном институте с Сурковым и Фридманом, они были на год младше, и я действительно знаю их с 1981 года. Мы в английский клуб ходили все вместе. Это правда. Интеллигенция всегда всем недовольна. Никогда ничего не предлагает и всем недовольна. Посмотрите, какая беда происходит на демократическом фланге. Они же все время ссорятся, все время друг друга в чем-то подозревают, постоянно что-то выясняют – все это ужасно напоминает трагедию белой эмиграции. До слез. Хотя я плакать не буду. Но очень печально смотреть, как они рвут рубаху на груди, а когда появляется возможность, увольняют на всякий случай ведущих журналистов из газеты «Москоские новости».
– Кстати, об увольнениях. Как бы вы прокомментировали исчезновение из телепространства Леонида Парфенова?
– Леонида Геннадьевича правильно уволили. Вполне можно было сказать: а вот в этом месте должен быть сюжет, но мне его не дали поставить. И все. Дать интервью, в конце концов. Но передавать внутреннее письмо в «Коммерсантъ» – это как-то криво.
– Любопытно, что каждая телеэпоха имеет свое лицо. Начало 1990-х – вальяжные Киселев, Доренко, конец 1990-х – начало 2000-х – нервный, заводной Парфенов, теперь – предельно спокойный, ровный, хладнокровно провоцирующий публику Соловьев. Вы не видите тут закономерности, смена «культовых» ведущих отражает смену политических эпох?
– Я никогда не задумывался над такими вещами, я просто делал свою работу и давал рейтинг. Я никогда никого не подсидел, ни у кого ничего не своровал и не собираюсь. Мне это не надо, у меня замечательная команда замечательно талантливых людей. В целом телевидение сейчас переживает подъем. У нас есть обойма замечательных ведущих и высочайших профессионалов. Андрей Малахов, Леонид Якубович, Леонид Ярмольник, очень остроумно работает утреннее шоу на НТВ – словом, ведущих – разных, тонких, умных – сколько угодно. Брилев, Познер, Сорокина, наши новостники. «Профессия репортер» – это просто шедевр. Потрясающие репортерские работы – остается только снять шляпу.