Наполеон Бонапарт
Шрифт:
Наполеон отдает приказы. Один из основных — наложение трехдневного эмбарго на все суда, находящиеся в порту.
Учитывая, что бриг «Непостоянный» и трехмачтовое судно «Этуаль» были недостаточны для транспортировки людей, он договаривается с хозяевами трех или четырех лучших торговых судов. Тем же вечером сделки заключены, и суда переходят в распоряжение императора.
Ночью с 25 на 26 февраля, то есть с субботы на воскресенье, Наполеон, вызвав к себе представителей власти и ряд видных горожан, создает нечто вроде регентского совета. Затем, назначив полковника Национальной гвардии Лапи комендантом острова, он отдает под защиту граждан острова мать и сестру. Наконец, не указывая точно цели экспедиции, он говорит об успехе общего дела,
Утром он занимается некоторыми домашними делами и, простившись с семьей, приказывает отплыть. В полдень пробили общий сбор.
В два часа Наполеон сказал своим старым друзьям по оружию, что они должны делать во имя Франции. В надежде близкого возвращения на родину вырвался крик энтузиазма, потекли слезы, солдаты разомкнули ряды, бросаясь друг к другу в объятия. Они бегали как безумные, падали на колени перед Наполеоном, как перед Богом.
Мать императора и принцесса Полина со слезами смотрели на эту сцену из окон дворца.
В семь часов погрузка была закончена. В восемь часов Наполеон вышел из порта на шлюпке. Несколько минут спустя он был на борту «Непостоянного». Когда он ступил на борт, раздался пушечный выстрел. Это был сигнал к отправлению. Маленькая флотилия при юго-восточном, достаточно свежем ветре вышла на рей, направляясь из залива на северо-запад, огибая берега Италии. В тот момент, когда ставились паруса, эмиссары направились в Неаполь и Милан, а один из высших офицеров — на Корсику, чтобы попытаться поднять там восстание и подготовить убежище для императора, если во Франции произойдет крах.
Двадцать седьмого на рассвете все поднялись на палубу, чтобы убедиться, сколько было пройдено ночью. Удивление было великим и ужасным, когда заметили, что прошли от силы шесть лье. Выяснилось, что, как только суда обогнули мыс Сент-Андрэ, ветер стих и наступил безнадежный штиль.
Когда солнце осветило горизонт, к западу, у берегов Корсики, стали видны французские фрегаты «Цветок линии» и «Мельпомена». Это встревожило всех. Ужас на бриге «Непостоянный», который вез императора, был настолько велик, положение казалось настолько критическим, опасность столь близкой, что стали обсуждать вопрос о возвращении в Порто-Феррайо, чтобы ждать там попутного ветра. Но император, сразу прервав совет, приказал продолжать путь, уверяя, что штиль прекратится. И действительно, ветер будто был у него в подчинении. К одиннадцати утра он начал свежеть, и в четыре часа они уже двигались между Капрая и Горгоной к Ливорно. Но тут возникла новая, еще более серьезная опасность. По правому борту, приблизительно в пяти лье, показался один фрегат, другой у берегов Корсики, а в отдалении еще одно военное судно, полным ходом идущее к флотилии.
Некогда было вилять, нужно было быстро принимать решение. Наступила ночь, и под прикрытием тьмы можно было ускользнуть от фрегатов. Но военное судно все приближалось, и невозможно было не признать в нем бриг. Один император утверждал, что эти суда случайно оказались в позиции, которая кажется враждебной. Он был уверен, что экспедиция, проведенная так тайно, не могла быть выявлена вовремя, чтобы послать так скоро против нее целую эскадру. Однако, несмотря на это, он приказал снять бортики, решив в случае атаки броситься на абордаж, полностью уверенный, что с его экипажем старых солдат он захватит бриг и сможет затем спокойно продолжать свой путь, отвлекаясь только на погоню за фрегатами. Однако, все еще надеясь, что только случай свел эти суда вместе, он приказал всем солдатам и людям, способным вызвать подозрение, спуститься в трюм. Сигналы передали тот же приказ всем судам. После принятия этих предосторожностей стали ждать продолжения событий.
В шесть часов вечера два судна сошлись на расстояние голоса. Несмотря на то, что ночь быстро наступала, они узнали французский бриг «Зефир» с капитаном
Бриги, отсалютовав друг другу, продолжили свой путь. Капитаны обменялись несколькими словами о цели путешествия. Капитан Андрие ответил, что идет в Ливорно, а ответ «Непостоянного» гласил, что он направляется в Геную и охотно передаст приветы этому краю. Капитан Андрие, поблагодарив, спросил о самочувствии императора. При этом вопросе Наполеон не смог побороть в себе желания вмешаться в столь приятный для него разговор. Он выхватил мегафон из рук капитана Шотара и ответил: «Чудесно!» Два брига продолжали свой путь, постепенно пропадая в темноте.
Продолжая идти при очень свежей погоде под всеми парусами, они 28 февраля обогнули Корсику. На следующий день заметили еще одно военное судно, идущее на Бастию, но его появление не произвело никакого волнения. С первого взгляда было видно, что у него нет дурных намерений.
Перед тем как покинуть остров Эльба, Наполеон составил две прокламации, которые, когда он захотел переписать набело, никто, и даже он, не смог расшифровать. Тогда он бросил их в море и стал диктовать новые; одну — адресованную армии, другую — французскому народу. Все, кто умел писать, разу превратились в секретарей, а барабаны, банки, шапки — в пюпитры. Труд этот не был еще закончен, когда они заметили берега Антиб, которые были встречены криками энтузиазма.
Первого марта в три часа флотилия бросила якорь в заливе Жуан. В пять часов Наполеон ступил на землю. В оливковом лесу был разбит бивуак. Здесь еще до сих пор показывают дерево, у подножия которого сидел император. Двадцать пять гренадеров и офицер гвардии были сразу же отправлены на Антиб, чтобы попытаться перевербовать гарнизон. Увлеченные собственным энтузиазмом, они вошли в город с криками: «Да здравствует император!» О высадке Наполеона здесь еще никто не знал, и их приняли за сумасшедших. Комендант приказал поднять мост, и двадцать пять храбрецов оказались пленниками.
Подобное событие было настоящий неудачей, и несколько офицеров предложили Наполеону захватить Антиб силой. Но, чтобы предупредить дурной эффект, который могло произвести на настроение народа сопротивление этого местечка, Наполеон ответил, что идти надо не на Антиб, а на Париж, приказав снять бивуак, как только взойдет луна.
В середине ночи маленькая армия достигла Канна, к шести часам утра она пересекла Грасс и остановилась на вершине, доминирующей над городом.
Весть о его чудесном освобождении мгновенно распространилась, и вскоре Наполеон оказался окруженным жителями. Он принимал их так же, как когда-то в Тюильри: выслушивал жалобы, получал петиции, обещал справедливо во всем разобраться. Император надеялся найти в Грассе дорогу, по которой проходил в 1813 году, но она оказалась в плохом состоянии, а поэтому пришлось бросить в городе карету и четыре маленькие пушки, привезенные с Эльбы. По горным дорогам, еще покрытым снегом, они отправились на поиски места для ночлега. Вечером, сделав 20 лье, они остановились в деревне Серенон; 3 марта пришли в Барем, 4-го в Динь, 5-го в Гап. В этом городе они задержались дольше, чем было необходимо, чтобы напечатать прокламации. Со следующего дня они тысячами будут разбрасываться по пути.
Однако император шел вперед не без волнения. До сих пор он имел дело с гражданским населением, энтузиазм которого не вызывал сомнений. Но пока ни один солдат не встретился им по дороге, ни одна часть не присоединилась к маленькой армии. Наполеон надеялся, что его присутствие окажет положительное действие на солдат, направленных ему навстречу. Эта встреча, которой он так боялся и так желал, наконец наступила. Генерал Камброн, маршировавший в авангарде с сорока гренадерами, встретился с батальоном, отправленным из Гренобля, чтобы закрыть Наполеону дорогу. Командир батальона отказался признать генерала Камброна, и тот послал предупредить императора об этом.