Наполеон и женщины

Бретон Ги

Итак, хитрость удалась, и через несколько дней Наполеон дернул дверной звонок особняка на улице Шантэрэн где креолка жила с 10 вандемьера. Принятый весьма радушно, он был очарован элегантной женщиной, которая казалась ему богатой и аристократичной.

Если она стремилась найти нового покровителя, то он рассчитывал на состояние, которое предполагал у мадам де Богарнэ.

Первая встреча внушила надежды Мари-Розе: пылкий молодой генерал буквально раздевал ее взглядом.

Она надеялась на повторный визит, но Бонапарт, в своей новой должности занятый множеством дел, заставлял себя ждать.

Тогда она написала ему записку, которая не оставляла новому поклоннику никаких сомнений в ее желаниях:

"Вы не приходите навестить женщину, которая питает к Вам самые нежные дружеские чувства. Вы делаете ошибку, пренебрегая ими.

Приходите завтра обедать со мной, я должна поговорить с Вами о Ваших же интересах.

Добрый вечер, мой друг, обнимаю Вас.

Вдова Богарнэ".

Слегка ошеломленный, Бонапарт тем не менее ответил немедленно:

"Я не понимаю, что могло вызвать Ваши упреки. Поверьте мне, что никто так горячо не желает Вашей дружбы, как я. Я готов на все, чтобы доказать это. Если мои служебные обязанности не воспрепятствуют, я сам занесу Вам это письмо. [5]

Бонапарт".

В тот же вечер он явился к обеду в особняк на улице Шантэрэн, и после десерта она увлекла его в свою спальню. Там он мигом накинулся на нее, повалил на кровать и стремительно задрал ей юбки. Виконтессе было по нраву такое обращение. Потом он в мгновение ока разделся, завернулся в простыню и, нахмурив брови, нырнул в глубину постели с таким целеустремленным видом, как пожарный бросается в пламя.

5

Вuоnа Раrtе (итал.) — «хорошая сторона».

В два часа ночи Жозефина [6] (отныне она будет носить это имя) задремала, истомленная ласками.

На следующий день Наполеон написал ей письмо, орфографию которого мы сохраняем в неприкосновенности:

"7 часов утра.

Я просыпаюсь, полный тобой. Твой портрет и воспоминание о вчерашнем вечере не дают мне покоя. Моя нежная, несравненная Жозефина, как странно Вы волнуете мое сердце! Вы сердитесь? Может быть, я увижу Вас грустной? Встревоженной? Я не найду покоя, если Вам плохо; моя душа разорвется… Но мое счастье в том, что я могу излить свое бездонное чувство на Ваши губы, и вдохнуть пламень, что меня сжигает, в Ваше сердце! Сегодня ночью я ощутил, что Ваш портрет не может мне заменить Вас — живую.

Мы увидимся только в три часа; в ожидании, посылаю тебе тысячу поцелуев, — но не возвращай мне их, твои поцелуи слишком горячат мою кровь. Б. П."

6

Моя нежная любовь (итал).

Некоторое время любовники встречались тайно; став главнокомандующим Внутренней армии, Бонапарт решил жениться на Жозефине.

Хотя он пылал любовью к прекрасной вдове, но хотел бы посоветоваться с другом, а так как судьба — злорадная насмешница, то он обратился за советом к Баррасу.

Увидев входящего к нему озабоченного Бонапарта, член Директории понял, что его план осуществился. Чтобы Бонапарт не догадался о том, что Баррас заинтересован в его браке, он начал упрекать генерала, что тот расходует деньги армии на подарки Жозефине.

— Лучше бы ты послал денег своей семье, которая бедствует!

— Бонапарт покраснел, — пишет Баррас в своих мемуарах, но не отрицал, что он делает Жозефине значительные подарки; когда я начал подшучивать над его щедростью, он тоже засмеялся и возразил:

— Я никогда не делал подарков метрессе, не соблазнял девушек; в любви я предпочитаю срывать зрелый плод, а не пестовать его, как заботливый садовник… Ну а если я тебе скажу, что мои отношения с мадам де Богарнэ серьезны и подарки можно рассматривать как свадебные?

Баррас едва не рассмеялся, но постарался сделать вид, что обдумывает вопрос, и ответил:

— Ну, что ж, идея не так уж плоха…

— И, знаешь ли, мадам де Богарнэ богата!

Роскошь в доме Жозефины ослепила Бонапарта; он не знал, что она у всех берет взаймы, а имение на Мартинике в действительности принадлежит ее матери. — Ну, что ж, — сказал Баррас, — если ты пришел со мной посоветоваться, я отвечу тебе: а почему бы нет? Ты живешь один, ничем не связан… Ты говорил мне, что не хочешь терять времени: так женись! Женатому человеку легче завоевывать положение в обществе…

* * *

Именно в таком одобрении и нуждался Бонапарт; он поблагодарил «друга» и ушел с легким сердцем, оставив Барраса упиваться своим торжеством.

Действие развертывалось, как в хорошо поставленном водевиле: Жозефина тоже пришла за советом к члену Директории.

Послушаем рассказ Барраса об этой сцене:

"Несколько дней спустя ко мне пришла мадам Богарнэ. Она начала с того, что в предполагаемом союзе сердце ее не участвует, что этот «кот в сапогах» — последний из мужчин, которых она могла бы полюбить, но увы! Выбирать не приходится. Он из нищей семьи, никто из его родни не преуспел в жизни, кроме одного брата, который выгодно женился в Марселе и обещал помогать братьям и сестрам…

Мадам де Богарнэ рассказала мне, что Бонапарт делает ей богатые подарки.

— Так что, может быть, он богаче, чем я думаю. Он не знает о моих стесненных обстоятельствах, — продолжала она, — он думает, что у меня есть состояние и большие надежды на Мартинику. Вы не должны проговориться об истинном положении дел, Баррас, — не то все сорвется. Вы не будете возражать против этого брака, раз я не люблю Бонапарта, — я всегда буду любить только Вас. Роза всегда будет Вашей, как только Вы пожелаете. Но Вы меня больше не любите, — воскликнула она, залившись потоком слез, которые умела проливать в необходимый момент, — и в этом мое горе; ничто не может меня утешить. Никого в мире я не любила так, как Вас!..

— А Оша? — ответил я, сдерживая улыбку, — Его Вы тоже любили превыше всего, однако же были и его адъютант Ванакр, и tutti guanti [7] . О, Вы ретивая обольстительница!

Обескураженная мадам Богарнэ залилась слезами и начала целовать руки Барраса. Измученный Баррас вызвал звонком лакея и приказал заложить карету, чтобы отвезти посетительницу домой в сопровождении своего адъютанта. "Ее слезы мигом высохли, лицо приняло спокойное и кокетливое выражение.

Вернувшийся лейтенант сообщил, что довез даму домой в добром здравии. Правда, по дороге она иногда вздыхала и роняла обрывочные фразы:

— Почему собственное сердце не повинуется мне? Зачем любить такого человека, как Баррас? Почему мне не удается разлюбить его? Как я смогу полюбить другого? Заклинаю Вас, скажите ему, что я принадлежу ему навек и никого больше не полюблю…"

7

tutti guanti (итал.) — многие другие. Мари-Роза стала любовницей Оша в тюрьме Карм, где они оба находились в 1793 году. После Термидора Мари-Роза хотела развестись с Богарнэ, чтобы выйти за него замуж, но Ош отказался, заявив напрямик, что «шлюха годится на роль любовницы, но не законной жены». «Я спокоен за нее, — добавил он, — я передаю ее Ванакру, моему конюху». Ванакр (или Ван Акер) действительно был любовником Мари-Розы, она даже подарила ему свой портрет в золотой рамке. Будущая императрица была довольно неразборчива, когда ей хоте лось переспать с мужчиной; ее любовниками были адъютант Оша, садовник, гвардеец и даже негры. Баррас. Мемуары. Т. IV.

Само собой, эти слова польстили Баррасу, и все же он благословил судьбу за то, что вовремя толкнул неудобную любовницу в объятия Бонапарта.

Между тем Жозефина на улице Шантерэн, встретившись с «нареченным», поведала ему о свидании с Баррасом.

— Он был ужасен… Он пытался изнасиловать меня. И раньше он меня домогался, но на этот раз он схватил меня, хоть я отбивалась… Мы упали на ковер, я потеряла сознание…

Негодующий Бонапарт заявил, что он немедленно потребует объяснений у человека, посягнувшего на честь его будущей супруги.

Жестом, который вдохновил потом знаменитого художника Гро, он схватил свою шпагу.

Испуганная Жозефина удержала его и принялась ласкаться.

— Послушай, Баррас, конечно, груб, но в общем-то он человек добрый и услужливый. Он верен друзьям и стойко поддерживает их. Надо принимать людей такими, каковы они есть. Ведь Баррас может быть нам сейчас полезен, не правда ли? Это бесспорно. Будем исходить только из этого.

Эта небольшая речь успокоила Бонапарта, который умел извлекать свою выгоду в самых сложных ситуациях, и он произнес, улыбаясь, фразу, которую историки-наполеонисты редко цитируют: