Наполеон. Отец Евросоюза
Шрифт:
Князья и сановники соперничали друг пред другом в низком раболепстве. «Я не видел, – сказал Талейран, – чтобы хоть одна рука погладила гриву льва благородно». Пример лести подавал сам Александр; известно, как он подчеркнул стих Вольтера:
А дружба гения – высокий дар богов.Он называл Наполеона не только величайшим, но и лучшим из людей. Его брат, Константин, восхищался красотой французского войска и играл в солдат: он зазывал в свою комнату часового, стоявшего у его дверей, и приказывал ему стрелять, как на ученьи, причем вюртембергский король, сидевший тут же, однажды едва не был убит. Однажды на параде, проходя позади шеренги с губернатором города, Удино, он приподнял ранец одного из французских гренадеров. «Кто меня тронул?» – сердито спросил ветеран, обернувшись. «Я!» – находчиво отвечал Удино.
Эрфуртская жизнь была прервана поездкой в Веймар, герцогская династия которого была в родстве с русским императорским домом. Здесь Наполеон снова увиделся с Гете, пригласил к себе Виланда и долго беседовал с ними о различных предметах из области литературы, философии и истории, причем, между прочим,
Переговоры; Эрфуртское соглашение. Наружное согласие между императорами прикрывало собой очень серьезные разногласия и довольно острые пререкания. Однако насчет Востока удалось столковаться: раздел Турции был отсрочен на неопределенное время, и Наполеон, делавший сначала оговорки и искавший лазейки, в конце концов согласился немедленно и безусловно уступить России дунайские княжества в виде задатка под ее будущую долю в турецком наследии. В награду он требовал, чтобы Александр тотчас сделал строгое внушение Австрии и сосредоточил войска на границе Галиции, словом – «показал зубы»; это было единственным средством сохранить мир на континенте, так как Австрия, конечно, не осмелилась бы напасть одновременно на Францию и Россию и смирилась бы перед демонстрацией, обнаруживающей их тесную связь. Однако Александр противился этому, выставляя всяческие возражения. Это противодействие удивляло Наполеона: он не узнавал того Александра, которого знал в Тильзите; кто же из них переменился? Теперь история в состоянии ответить на этот вопрос, так как закулисная сторона эрфуртского свидания раскрыта. Несомненно, что недоверчивость Александра сама собой усилилась под влиянием последних событий; а сверх того, ее питал и обосновывал аргументами на тайных совещаниях Талейран. Он был привезен для того, чтобы способствовать осуществлению планов своего господина; вместо этого он тайком противодействовал им. Видя, что Наполеон все более и более зарывается, он отделяет свою судьбу от его судьбы и старается подготовить себе путь к примирению с Европой; главное, он отсоветует царю грозить Австрии. Этим он начал или возобновил длинный ряд своих вероломств, который он увенчает в 1814 году торжественной встречей союзников в покоренном Париже. В своих мемуарах, написанных в эпоху Реставрации, он ставит себе в заслугу свое поведение в Эрфурте и прикрывает его именем законного расчета; но история должна назвать его предательством.
Наполеон настаивал и раздражался, Александр продолжал увертываться. Однажды, когда они спорили, расхаживая рядом в кабинете Наполеона, последний тем движением, которое было ему свойственно в минуты гнева, бросил на пол свою шляпу и с бешенством растоптал ее. «Вы вспыльчивы, – спокойно сказал Александр, – а я упрям. Значит, гневом со мною ничего нельзя сделать. Будем обсуждать дело, иначе я уезжаю», – и он направился к двери. Наполеон вынужден был успокоиться и в конце концов отступиться от своих требований. Он только категорически отказался выполнить настойчивые просьбы Александра о возвращении прусскому королю крепостей на Одере и согласился сбавить Фридриху-Вильгельму лишь жалкую часть контрибуции – двадцать миллионов; письмо Штейна к Витгенштейну, перехваченное полицией, воскресило в нем всю его прежнюю ненависть к Пруссии.
12 октября оба императора подписали соглашение, которым их союз возобновлялся и которое они условились десять лет держать в тайне. Они обязывались прежде всего торжественно предложить мир Англии на условии uti possidetis: мирный договор должен был формально признать перемену династии в Испании и присоединение к русской империи Финляндии и дунайских княжеств. Относительно последних в акт был внесен особый параграф, который, по настоянию императора Александра и Румянцева, был формулирован так ясно и категорически, что не оставлял никакого места сомнениям: по отношению к Наполеону они считали необходимым принять все возможные меры предосторожности. «Его величество император Наполеон, – говорилось здесь, – соглашается на то, чтобы русский император владел на правах полной собственности Валахией и Молдавией, считая границей Дунай, и с этого же момента признает их включенным в состав русской империи». С другой стороны, если Австрия объявит войну одной из союзных империй, последние должны действовать сообща и оказывать одна другой вооруженную помощь; но о том, чтобы сейчас произвести совместно дипломатическое давление на венский двор и заставить его прекратить военные приготовления, не было речи. Александр даже весьма благосклонно отнесся к барону Винценту, присланному императором Францом в Эрфурт. В общем, Наполеон не достиг своей главной цели, состоявшей в том, чтобы парализовать Австрию через посредство России и предотвратить новую войну в Германии: дипломатическое единоборство, разыгравшееся в Эрфурте, кончилось для него лишь половинным успехом – почти поражением.
Вопрос о браке Наполеона. На совещании двух императоров был затронут еще один вопрос. Уже с год Наполеон серьезно помышлял о разводе. В 1807 году смерть унесла старшего сына его брата, Луи, не по летам умного мальчика, которого он иногда намечал себе в преемники. В это же время одна из его фавориток родила ему сына; это внушило ему уверенность в том, что он способен плодоносным браком обеспечить будущность своей династии. Зимой 1807–1808 гг. он едва не развелся с Жозефиной, и распространился слух о его женитьбе на русской принцессе. В Эрфурте он желал, чтобы Александр заранее обещал ему одну из великих княжен на тот случай, если он решится на развод. Будучи стороной предупрежден об этом, Александр повел речь о своей младшей сестре, великой княжне Анне, которой не было еще и пятнадцати лет, и намекнул императору на возможность этого брака, под тем однако условием, если на это согласится его мать, так как ей-де принадлежит право распоряжаться
Переговоры с Англией; отозвание Наполеона из Испании. 14 октября императоры после нежного прощания расстались; они снова увидятся лишь сквозь дым орудий. Не зная, каково будет окончательное решение Австрии, Наполеон решил, что во всяком случае успеет лично двинуться в Испанию и усмирить ее; по его расчету, для этого достаточно было трех месяцев. Он лишь проездом посетил Париж, куда привез и водворил Румянцева, уполномоченного вместе с Шампаньи руководить мирными переговорами, к которым была приглашена Англия. Переговоры действительно начались, но ни одна из сторон не относилась к ним серьезно: к Англии вернулось все ее высокомерие, с тех пор как она снова приобрела союзников в Европе в лице восставшей Испании и вооружавшейся Австрии, а Наполеон желал прежде всего сломить мятеж за Пиренеями и поставить Англию перед совершившимся фактом. Он явился в Испанию в начале ноября; он и его сподвижники отметили свое движение рядом побед – при Бургосе, Туделе, Эпиносе. Атака Сомо-Сиерры открыла ему путь в Мадрид. Он не удостоил Мадрид посещения и ограничился тем, что восстановил в нем власть своего брата (4 декабря), а затем направился в северо-западную часть полуострова, против английской армии, высадившейся здесь под начальством генерала Мура. Он едва не настиг ее: она ускользнула от него, но он захватил ее отсталых, обоз и запасы. Он тесно сжал ее в галисийских горах и бешено гнал к побережью, рассчитывая опрокинуть ее в море; но в первых числах января 1809 года он вдруг приостановил преследование и отступил от Асторга к Бенавенту, а затем – к Вальядолиду. Уже несколько дней курьер за курьером привозили ему тревожные известия, которые и заставили его бросить Испанию, чтобы дать отпор другим врагам.
После эрфуртского свидания Австрией овладела предательская самоуверенность, ускорившая ее решение. В беседах с Меттернихом Талейран выдал этому двору, на который он смотрел как на своего личного союзника, тайну разногласия, возникшего между обоими императорами, причем выразил убеждение, что «Александра уже не удастся вовлечь в войну против Австрии». Язык русской колонии в Вене, кружка интриганов обоего пола, фанатически ненавидевших Францию, подтверждал это мнение. Считая несомненным то, что Александр не зайдет ей в тыл и не станет ей поперек дороги, Австрия все более и более увлекалась своими шовинистскими замыслами. В декабре 1808 года в Вене принципиально было признано необходимым начать войну; решено было перейти в наступление весною 1809 года, и был тайно выработан договор с Англией о субсидиях. Уже теперь усиленные приготовления, передвижения войск, оживленная деятельность австрийской дипломатии, открыто начавшей кампанию, и целый ряд интриг, о которых отовсюду извещали французские агенты, указывали на близость войны.
В то же время Наполеон узнал о факте более странном – об интриге, возникшей в самом Париже, средоточии его могущества. Талейран и Фуше возобновили игру, которую они начинали каждый раз, когда им казалось, что жизнь или судьба Наполеона висит на волоске: в этих случаях они начинали изыскивать средства к тому, чтобы выжить, или заменить его другим лицом, или, в случае надобности, ускорить его падение с целью самим спастись при крушении империи. В этот раз они спекулировали на возможность гибели Наполеона в Испании от пули фанатика, равно как и на опасности новой войны в Германии, и новые злоключения, которые, как можно было думать, вызовут окончательную реакцию в общественном мнении. И вот они организуют за кулисами новое правительство на смену Наполеону, которое они намереваются вывести на сцену, лишь только обстоятельства это позволят: во главе его, разумеется, должны стать они оба, но на верхушке этой наскоро сколоченной постройки, в качестве конька, будет водружен Марат. Меттерних узнал кое-что об этом заговоре и дал знать своему правительству. Перехваченные на почте письма отчасти открыли Наполеону секрет, не осведомив его, однако, о той тайной связи, которая существовала между заговорщиками и внешним врагом.
Он понял, что ему необходимо тотчас вернуться в Париж, чтобы личным присутствием упрочить свое положение, и в то же время принять меры предосторожности против Австрии. Он сел на коня, во весь опор примчался из Вальядолида в Бургос и отсюда за шесть дней достиг Парижа. 23 января он явился в Париж, точно упав с неба. В знаменитой сцене, которую он 28-го устроил Талейрану, он дал волю своему гневу: он осыпал его обвинениями и бранью, ставя ему в упрек даже участие в убийстве герцога Ангиенского и в испанской катастрофе. Талейран выдержал грозу с невозмутимым хладнокровием; говорят, что после этого свидания он заметил только: «Как жаль, что такой великий человек так дурно воспитан!» На следующий день император велел отнять у него обер-камергерский ключ и временно удалил его от своей особы, но тем и ограничил наказание; быть может, он боялся слишком взволновать общественное мнение при столь критических обстоятельствах. Следовавшие затем недели, т. е. февраль и март, он, не покидая Парижа, употребил на то, чтобы передвинуть часть своих военных сил к Рейну и верхнему Дунаю, отрядить Даву к Бамбергу, Удино к Аугсбургу и Массену к Ульму и мобилизовать контингенты рейнской конфедерации, Варшавского герцогства и Италии, словом – по всей линии выставить войска против Австрии. Свою ярость против последней он изливал в неистовых словах: «Какие доводы приводит Австрия: что ей грозит опасность? Так разве она в своем образе действий следует басне о волке и ягненке? Любопытно было бы видеть, как она докажет мне, что я – ягненок, и как сама будет силиться стать волком». Он грозил, что тотчас пойдет против нее, разрежет ее на куски и испепелит.