Наполеон. Попытка № 2
Шрифт:
Имеющий прекрасное чутье на все новое, Наполеон сразу просек фишку, когда в 1804 году ему доложили, что некий парижский повар Франсуа Аппер придумал способ невероятно долгого хранения пищевых продуктов, а попросту говоря, изобрел консервы. Снабжение армий было больным вопросом во все времена. Не забывайте, холодильников тогда не было, консервов не было, сублимацию еще не изобрели. Приходилось жрать свежее! Кошмар, конечно.
Изобретение консервов было гигантским шагом человечества вперед, сравнимым, быть может, с изобретением каравеллы или пороха. Не зря Наполеон не только моментально поставил изобретение консервов на поток для снабжения армии, но и назвал изобретателя «благодетелем человечества».
А вот наручные часы, возможно, изобрел лично Бонапарт. До того все носимые часы были карманными. Наполеон же заказал Абрахаму Бреге часы с необычным способом носки – на руке, к которой часы крепились при помощи браслета. Неизвестно, сам Наполеон придумал такие часы или кто ему подсказал, но документы, обнаруженные в архивах компании Бреге, говорят о том, что первым заказчиком таких часов был именно Бонапарт. Часы предназначались в подарок для сестры Наполеона Полины. Их браслет мастера сплели из тонкой золотой проволоки и человеческих волос, а сами часы оснастили еще и термометром.
Немалая заслуга Наполеона состояла и в распространении в Европе телеграфа. Это была, конечно, не та штука, которую мы привыкли понимать под словом «телеграф». Это был так называемый оптический телеграф. В 1792 году братья Шапп обратились в Конвент с идеей покрыть всю Францию семафорами. Семафоры представляли собой вышки, на которых располагались подвижные планки, которые могли менять взаиморасположение. Вышки должны были ставиться в пределах видимости друг от друга, а ночью на них зажигались огни. Взаимное расположение планок, которыми рулил телеграфист, являло собой кодировку. Сообщение передавалось от вышки к вышке.
В разных странах и до этого предлагались подобные системы передачи сигналов, но начало массовому их применению положила именно Французская революция, что было вполне символично: революция вся была соткана из новаций. Первая телеграфная линия была устроена в 1794 году между Лиллем и Парижем. На протяжении 225 километров построили 22 телеграфных станции, то есть вышки. Телеграфисты наблюдали за знаками на соседних вышках в подзорные трубы. Именно по этой линии было получено сообщение о победе французов над австрийцами у города Конде.
Наполеон стал горячим сторонником телеграфа и, обретя всю полноту власти, начал быстро объединять Европу не только штыком, но и системой быстрой связи. При нем протяженность телеграфных линий в Европе достигла 50 000 километров. Связь действительно была почти моментальной для того времени! От Парижа до Бреста депеша передавалась за 7 минут, от Берлина до Кёльна за 10 минут. А сообщение от Парижа до Берлина летело менее часа.
Да неужели такой гений войны, как Наполеон, не понял бы военного значения быстрой связи!.. В апреле 1809 года неугомонные австрийцы заняли Баварию и подошли к Мюнхену. Сообщение об этом вопиющем беспределе было послано из Мюнхена в Париж по оптическому телеграфу. Получив его, Наполеон резко собрался, молниеносным маршем двинулся вперед и вскоре обрушился на противных австрийцев, как снег на голову.
Главное внимание Наполеон уделял техническим новшествам и точным наукам, не сильно обращая внимание на развитие искусств и прочих поэзий. Один из общественных деятелей, характеризуя позже наполеоновскую эпоху, писал: «Только цифрам все разрешали, только цифры чествовались, осыпались благами и награждались». В этом сквозит некое осуждение, но я бы Наполеона осуждать не стал, а решительно поддержал. Как математик по духу, он прекрасно понимал, что сила страны – в скорости научного прогресса, а не в том, напишет какой-нибудь гениальный художник очередную картину, а поэт – гениальный стишок, или нет. От того, что очередной Леонардо не нарисует очередной шедевр, ничего не изменится. В конце концов, это всего лишь пропаганда… А вот консервы – вещь стратегического значения! И вообще в современном мире выигрывает та нация, у которой больше научно-технических инноваций, а не картин. А картины, если надо, всегда можно просто купить.
Мало кто в ту эпоху это понимал! Французский писатель Шатобриан писал: «Поэт с несколькими стихами уже не умирает для потомства… Ученый же, едва известный в продолжение жизни, уже совершенно забыт на другой день по смерти своей…» Знаете, о ком были сказаны эти потрясающие по своей ошибочности слова? О Жан-Жаке Ампере – сыне великого физика. Он был поэт. И был действительно известен гораздо больше своего отца. И что в итоге? Сейчас даже во Франции никто не знает поэта Жан-Жака Ампера. Но есть бронзовый памятник его отцу-физику. Есть город Ампер. Железнодорожная станция Ампер. Общество друзей Ампера. Научно-исследовательский центр Ампера… Но главное, есть «ампер» с маленькой буквы – единица силы тока в международной системе единиц – лучший памятник ученому. Так что Шатобриан елозил по поверхности. А Наполеон смотрел в будущее. И понимал: «скрипач не нужен». От того, что вместо Паганини в театр приедет на гастроли какой-нибудь Башмет, ничего, по сути, не изменится. А вот если стратегическое преимущество в научно-технической сфере получит соперник, это может плохо кончиться для нации…
Впрочем, до этой великой эпохи расцвета наук еще годы. А мы вернемся туда, где пока только всходит звезда Наполеона, – в завоеванную им Италию. Уже тогда Наполеон почувствовал себя самостоятельной фигурой. Он заключал с побежденными державами мирные договоры самостоятельно, без оглядки на Париж, а иногда и вопреки мнению Парижа. Часто он просто ставил Директорию перед фактом: мир заключен на таких-то условиях. Он имел на это моральное право: Директория плевала на его просьбы о помощи, а он плевал на ее мнение, подписывая договоры.
При этом весьма показательна одна из фраз в наполеоновском письме, которое он отправил представителям австрийского двора. Многократно разбивший австрияков Бонапарт писал, что стремится прекратить войну и заключенному миру будет рад больше, чем «печальной славе, добытой военными успехами. Разве мы не достаточно убили народу и причинили зла бедному человечеству?»
Многие обвиняют Наполеона в том, что он любил войну. Это правда, любил. Как гроссмейстер шахматы, как художник – рисовать. У кого что хорошо получается, тот то и любит, простая психология. На войне он действительно преображался.
Но.
Но если бы у него был выбор – воевать или не воевать, Наполеон предпочел бы мир: в мирном созидательном труде он чувствовал не меньшее удовольствие, чем в азарте боя, поскольку строительство ему удавалось ничуть не хуже, а возможно, и лучше, чем разрушение. В 1805 году он писал министру финансов: «Жизнь, которую я веду, очень огорчает, унося меня в лагеря и походы, она отрывает меня от главного предмета моих забот, первой заботы моего сердца: хорошей и солидной организации, относящейся к банкам, мануфактурам и торговле».