Наполеон
Шрифт:
«Скажите генералу Бонапарту: счастье его, что к нему назначили такого доброго человека, как я; другой посадил бы его на цепь за его проделки», — говорит Лоу [1085] «Добрый человек» — слишком сильно сказано; но мог быть и хуже.
«Мои инструкции таковы, что их даже сказать нельзя», — признается он однажды и пишет английским министрам, ходатайствуя за императора. [1086]
«Генерал Бонапарт плохо принялся за дело: ему бы следовало сидеть смирно, в течение нескольких лет, и, в конце концов, судьбой его заинтересовались бы». [1087] Может быть, так оно и есть, и, кажется, самому Лоу искренно хочется, чтобы так было.
1085
Ibid. P. 251.
1086
Ibid. P. 261.
1087
Gourgaud G. Sainte-H'el`ene. T. 2. P. 478.
Он
— Я не знал, что генералу Бонапарту нужно себя кипятить в горячей воде столько часов и так часто повторять эту церемонию! — смеется почти добродушно, по поводу горячих ванн императора, для которых в Лонгвуде не хватает воды. Крайние злодеи неостроумны.
— Он был величайшим врагом Англии, а также моим, но я ему все прощаю, — скажет над гробом Наполеона. [1088] Что это, гнусное лицемерие «палача»? Как знать? Во всяком случае, палачу простить жертву не так-то легко.
1088
Masson F. Napol'eon `a Sainte-H'el`ene. P. 484.
Впрочем, каждый из них — палач и жертва вместе. Мучают друг друга, истязают, убивают; сводят друг друга с ума, — кто кого больше, трудно сказать.
Лоу, в самом деле, душевно заболевает от вечного страха, что Наполеон убежит; знает, что может убежать, а отчего не бежит, — не знает.
Узник требует от тюремщика невозможного — свободных прогулок и сношений с жителями острова — это значило бы открыть клетку орла. Требует, чтобы тюремщик не показывался ему на глаза — это значило бы перестать стеречь.
«Император говорит, что скорее умрет, чем пустит к себе Лоу». [1089] Когда же тот хочет войти к нему насильно, кричит:
— Он переступит только через мой труп! Дайте мне мои пистолеты! [1090]
В спальне его всегда лежат наготове заряженные пистолеты и несколько шпаг.
Каждое утро является в Лонгвуд английский офицер и, когда император прячется от него, — смотрит в замочную скважину, чтобы убедиться, что арестант в сохранности. Однажды, сидя в ванне и заметив, что офицер смотрит на него, Наполеон выскочил из ванны и пошел на него, голый, страшный. Тот убежал, а он грозил его убить.
1089
Las Cases E. Le memorial… T. 1. P. 256.
1090
O'M'eara B. E. Napol'eon en exil. T. 1. P. 40.
— Первый, кто войдет ко мне, будет убит наповал!
— Он мой военнопленный, и я его усмирю! — кричит Лоу в бессильном бешенстве, но знает, что ничего с ним не поделает: может его убить — не усмирить.
Тюремщик становится узником. «Когда он смотрит на меня, у него такие глаза, как у пойманной гиены», — говорит император. «Между нами стояла чашка кофе, и мне показалось, что он отравил его одним своим взглядом; я велел Маршану (камердинеру) выплеснуть кофе за окно». [1091] Так «пойманная гиена» превращается в существо могущественное и сверхъестественное — сатану лонгвудского ада.
1091
Ibid. P. 43.
За последние пять лет они ни разу не виделись, но между ними продолжался глухой, бесконечный спор, уже не из-за главного, а из-за пустяка — императорского титула.
— Лучше мне умереть, чем назваться генералом Бонапартом. Это значило бы, что я согласился не быть императором. [1092]
— Я, сударь мой, для вас не генерал Бонапарт. Ни вы и никто в мире не может отнять у меня принадлежащих мне титулов! — кричал император на Лоу в одно из последних свиданий.
1092
Ibid. T. 2. P. 350.
Но разве он не отрекся дважды и сейчас не отрекается: «я довольно нашумел… мне нужен покой: вот почему я отрекся от престола»? [1093] Нет, не отрекся: «я отказываюсь от моего отречения… я его стыжусь… Это была моя ошибка, слабость…» [1094] То помнит, но забывает жертву. Или прав Гурго-хам: «история скажет, что вы отреклись только из страха, потому что жертвуете собою не до конца».
Но бывают минуты, когда он все помнит и надо всем торжествует.
1093
Ibid. T. 1. P. 117.
1094
Las Cases E. Le memorial… T. 3. P. 266.
«Он (Лоу) ничего со мной не поделает: я здесь так же свободен, как в то время, когда повелевал всей Европой» [1095] — «Других унижает падение, а меня возвышает бесконечно». [1096] — «Моей судьбе недоставало несчастия. Если бы я умер на троне, в облаках всемогущества, я остался бы загадкой для многих, а теперь, благодаря несчастию, меня могут судить в моей наготе». [1097] — «Вы, может быть, не поверите, но я не жалею моего величия: я мало чувствителен к тому, что потерял». — «А почему бы мне вам не верить, государь? — отвечает Лас Каз. — Вы здесь, конечно, более велики, чем в Тюльерийском дворце… Ваши тюремщики — у ваших ног… Дух ваш покоряет все, что к нему приближается… Вы, как Св. Людовик в плену у сарацин, — истинный владыка своих победителей…» [1098]
1095
O'M'eara B. E. Napol'eon en exil. T. 1. P. 131.
1096
Las Cases E. Le memorial… T. 4. P. 8.
1097
Ibid. T. 1. P. 310.
1098
Ibid. T. 3. P. 267.
Или как «Прометей на скале». [1099]
Старый малайский раб Тоби — огородник в Бриарской усадьбе. Есть чудная и страшная связь между бедным Тоби и бедным «Бони». [1100] С Тоби английские матросы сделали то же, что английские министры — с Бони: обманули, увезли и продали в рабство.
Император подружился с Тоби и хотел выкупить его на волю. Полюбил и Тоби Наполеона, называл его не иначе, как «добрым господином», «good gentleman», или просто «добрым человеком», «good man». [1101] «Часто Наполеон расспрашивал старика о его молодости, родине, семье и о теперешнем положении: он, казалось, хотел понять чувства его». [1102]
1099
Ibid. T. 4. P. 55. «Napol'eon clou'e sur un roc `a la facon de Prom'et'e».
1100
«Bony» — английское уменьшительное от Bonaparte.
1101
Abell L. E. Napol'eon `a Sainte-H'el`ene. P. 64; O'M'eara В. Е Napol'eon en exil. T. 1. P. 17.
1102
Las Cases E. Le memorial… T. 1. P. 305.
Однажды, гуляя с Лас Казом в Шиповниках, — увидел Тоби, копавшего грядки в саду, остановился перед ним и сказал:
«Что за жалкая тварь человек! Все оболочки схожи, а сердцевины разные. Этого люди не желают понять и оттого делают столько зла. Будь Тоби Брутом, он убил бы себя; будь Эзопом, — может быть, сделался бы советником губернатора; будь пламенно верующим христианином, — носил бы цепи во имя Христа и благословлял бы их. Но бедный Тоби ни о чем этом не думает, в простоте сердца, гнет спину и работает…»