Наполовину друг

Мори Юрий

– Я чуть ежа не родил, – признался наёмник. – Думал, всё. А оно вон как вышло…

Лес с этой стороны был реже, в нём видны были просветы.

– Дорога на Венецк идёт или где сворачивать? – спросил Вран. – И это… Воды бы набрать. Из фляжки-то допили.

– Туда. Сейчас, – ответил напарник, не вставая. – Портянки Трода, как же хорошо, а! Я ж нас похоронил уже, считай.

Он щёлкнул зажигалкой. Узкий язычок пламени послушно заплясал над сжатой в кулак рукой. Погас. Но и так понятно, что они вышли. Прорвались. Вран только чувствовал дикую

усталость, словно дрова колол полдня.

Сел рядом с Санчо, плевать, что прямо в пыль.

– Все проводники так устают?

– Ну, вы ребята молодые, все младше двадцати пяти… Но вообще да, некоторые напиваются прямо у выхода, если сразу обратно не идти. – Санчо встал, попутно вытаскивая пустую фляжку. – Сиди, посматривай, я за водой схожу. Этот… снайпер до нас не доберётся, не переживай. А засады нет, они бы нас уже взяли тёпленькими.

Он скользнул в ночь, бесшумно как дикий зверь.

Вран потянулся и лёг на дорогу, глядя на звёзды. Если бояться нечего, за чем тут присматривать. А руки-ноги гудели, даже мышцы подёргивались, как после тяжёлой работы.

Наёмник вернулся, протянул флягу. Потом они отошли от дороги в кусты, шуганув какую-то лесную мелочь – вон затопотал в чащу, улеглись и уснули.

Врану снилась Милка, как она раздевается, протягивает к нему руки призывно: иди сюда, любимый, иди, но потом сама исчезает, словно растворяясь в предрассветном тумане, уходит. Он пытался идти к ней, бежать, но ноги будто приросли к полу, он раскачивался, теряя равновесие, но не падал. Однако, и с места стронуться не мог.

– Кончай орать! – недовольно ткнул его в бок Санчо. Что снилось наёмнику, осталось неизвестным, но он уже сидел рядом, положив на колени автомат. Солнце взошло. Нависающая над ними стена Полосы отсвечивала алыми и белыми бликами, слегка клубилась там, где-то в глубине.

– Эй! – скривился от боли Вран, но тоже сел, протирая глаза. Сон… Эх, Милка.

– Я тут подумал, – сказал Санчо. – Нас этот выживший хорошо рассмотрел?

– Вряд ли. Темно было. А что, предлагаешь вернуться, его добить для ровного счёта?

– Да неплохо бы.

– А Клим? Мы и так уже полдня и ночь потеряли. Увезут духи знают куда, в жизни не сыщем. А у меня больше никого на свете не осталось.

– Резонно… Так, давай доедай, что осталось, воды я ещё наберу. А я пока сумку посмотрю, зря, что ли, тащил.

Лес вокруг оживал, снова затрещали кусты вдалеке – но не как ночью, тяжело, солидно. Не иначе кабанчик со своим семейством тащится, рылом водит.

Прямо сверху остального скарба в сумке лежала чистая синяя ряса, аккуратно выстиранная и сложенная явно женским руками.

– Слушай, парень! Так это ж патера инквизитора скарб. Эдак на что интересное наткнёмся.

Санчо выбрасывал вещи прямо на землю, нимало не заботясь об их сохранности. Не с собой же брать рясу, подштанники, набор стеклянных довоенных рюмок или небольшой рисунок, изображавший довольно симпатичную женщину. Со времён исчезновения фотографии как факта, в цене стали художники. Хоть кому-то после войны повезло.

На дне сумки лежало кожаное портмоне. Большое, не для денег, а, скорее, для бумаг. Санчо развернул его, потом ещё раз – широкое, точно для документов. Быстро перекопал ловкими пальцами письма, явно личные, обрывок карты напрочь неизвестной местности, точно, не Венецк и окрестности. Потом наткнулся на сложенный вчетверо листок.

– Эге… Не зря тащил. Распоряжение совсем свежее.

Верх документа был украшен крупной надписью Inquisicio secondi и рисунком всё той же стилизованной цифры семь – словно падающий на спину топор выглядела.

Дальше шла витиеватая, вся в росчерках, фраза «Канцелярия генерал-кардинала Лютополка. РАСПОРЯЖЕНИЕ». А потом уже и текст. Короткий, вроде бы и понятный по смыслу, но с напрочь неясной целью писаный.

«Сим приказываю советнику князя Венецкого примас-майору Алексею организовать поимку сына кожевенника Калинина из Излучья, с доставкой оного на Святую Базу 23 лично Его превосходительству Лютополку. Данный субъект предположительно упомянут в одной из речей известного вам Пленника. Исполнить немедленно». Ниже позавчерашней даты, другими чернилами и явно чужой, не писца, рукой – подпись.

– И что это всё означает? – дважды перечитав текст, спросил Вран. Наёмник пожал плечами, сложил листок и сунул его в портмоне.

– Если это при нас найдут – на кол после пыток. Здесь оставим. А смысл… Не знаю. Что за пленник – тоже не ведаю.

Врана трясло как от укуса гадюки, он неверяще посматривал то на валяющийся на земле бумажник, то в глаза Санчо:

– И из-за этого?.. Из-за этой сраной бумажки все мои погибли?! Из-за неё Антошка… Что за зверьё эти инквизиторы, а?! Хорошо я хоть этого… примас-майора уложил, суку такую.

– Такие бумажки – страшнее оружия, пацан. Она – приказ. А насчёт советника ты зря так думаешь, не он это, не по чину по лесам таскаться. Поручил первому попавшемуся офицеру, тот собрал отряд из тех, кто под рукой был, и вперёд. Велено доставить – доставят, а что кровь и смерти… Кто их считает. Лес рубят, щепки летят. Они, инквизиторы, своих-то послушников не берегут, за быдло держат, а уж деревенских жалеть…

Санчо пнул портмоне, оно улетело в глубь кустов, видимо, навсегда похороненное от людских глаз. Дожди пойдут – сгниет потихоньку.

– И что за Святая База 23? Куда Клима везут-то?

– Не в Венецком княжестве точно. Я в них не силён, в базах. Инквизиция наши вольные отряды не особо любит, нанимают только если война какая. Или мятеж разогнать крестьянский, так тоже бывало.

Вран уткнулся лицом в сложенные ладони, будто молился. У него в голове не укладывалась такая картина мира – ну понятно, княжеская дружина. Те и выпороть могут, если что не так. В крайнем случае, в тюрьму или – если вовсе уж зверь попался, убийца али насильник лютый – на плаху. А вот так, повинуясь спокойному деловитому приказу, перебить несколько человек, поджечь дома… Просто так.