Направленный взрыв
Шрифт:
— Ты всех обзвонила?
— Нет еще. Борису Александрову осталось и Дамскеру.
— Александрову не звони, я следователя Турецкого сама предупредила. Больше никаких новостей?
— Нет.
— Ну, хорошо. Я буду к половине двенадцатого.
Татьяна положила трубку.
Двое мужчин, которые сидели в «рафике» неподалеку от дома Холод, услышали ее последнюю фразу и напряглись. Эти двое занимались наружным наблюдением и прослушиванием всего, что делалось в комнатах квартиры Татьяны Холод. На стойке, прикрепленной к сиденью «рафика»,
— Давай! — приказал один другому, кивнув на телефонную трубку, и тот пальцем стал тыкать кнопки аппарата, похожего на телефонный…
Телефон зазвонил снова. Татьяна взяла трубку.
— Дрезден. Казань. Двадцать восемь двадцать пять бис. Икс девятьсот одиннадцать, как обычно, — произнес мужской голос, и в трубке тут же раздались короткие гудки.
Татьяна почувствовала, как внутри все напряглось, сердце заколотилось в груди с удвоенной силой.
Все было так, как она договаривалась: кто-то позвонит, назовет пароль и место тайника, куда будут заложены документы, которые она ждет вот уже несколько месяцев. Значит, на Казанском вокзале, второй зал, ячейка 2825, код X — Холод, 911 — 9 ноября была открыта граница между Восточной и Западной Германией. Это и день, когда они встретились. Все сходится…
Татьяна снова набрала номер телефона. Ее долго не хотела соединять секретарша Гусева, допытываясь, кто она такая и почему требует самого председателя правления банка.
— Слушаю, — услышала она мужской баритон.
— Гусев? — спросила Татьяна, хотя знала, что это был он. — Андрей, нам необходимо срочно встретиться — хотя бы на пару минут…
— Срочно? — переспросил Гусев и замолчал. — Ты знаешь, на сегодня у меня весь день уже расписан. На вечер? Семь вечера тебя устроит?
— Нет, не устроит. На двенадцать я назначила совещание редколлегии. Пришел тот материал, о котором я тебе говорила! Мне важно знать твое мнение. Хотя бы самое первое, а главное — твое «добро».
Снова пауза.
— До двенадцати… до двенадцати… — услышала она бормотание Гусева, который просматривал свои записи.
— Гусев, ты как фактический владелец газеты должен посмотреть эти документы. А вдруг нашу газету закроют сразу после публикации материала? Ты об этом не думаешь? Мне необходимо твое согласие!..
— Давай тогда так договоримся: если у тебя есть возможность выкроить пятнадцать минут по пути…
Невысокая женщина в коричневой дубленке вышла из последнего вагона на станции метро «Комсомольская» и направилась к выходу на Казанский вокзал. Дорогу ей преградили две женщины, тащившие по ступенькам тележку, нагруженную огромной, в половину человеческого роста, сумкой из парашютного шелка. Одно колесо у тележки отвалилось, и женщины, со сбившимися набок платками, тащили свой груз, отчаянно матерясь. Прохожие косились, осуждали, но никто не подошел, не помог.
Татьяна пристроилась сбоку, чтобы помочь, но толстая баба, что постарше, вдруг заорала:
— А брось! Брось, кому говорю! — и даже замахнулась.
— Да я ведь помочь… — оправдываясь, сказала Холод, но баба ее не слушала, ей нужно было только одно: излить на кого-то накопившуюся злость и раздражение.
— Иди ты на хер, такая помощница! — в сердцах сказала вторая и что есть силы дернула сумку вместе с тележкой. Грязное колесо жирно мазнуло по новой дубленке.
— Вот же люди-свиньи, — сказал кто-то рядом с Холод. Она обернулась и увидела сквозь навернувшиеся от обиды слезы мужчину, который остановился. — Вам же помочь хотят, а вы еще и хамите.
— Ты бы весь день помудохался, как мы, я тогда бы на тебя посмотрела, — сказала старшая баба, отирая пот.
— Кто же вас заставляет? — спросил мужчина, берясь за ручку. — Ну-ка вместе навалились…
Через несколько секунд сумка была наверху.
Татьяна уже шла дальше, на ходу пытаясь оттереть грязную полосу носовым платком. Она остановилась, увидела надпись, сопровождаемую стрелкой-указателем: «Камеры хранения».
В камеры хранения стояла длиннейшая очередь. Вставать в хвост было бессмысленно.
Татьяна отогнула рукав и посмотрела на часики. Прикинула: получалось, что, если сейчас она возьмет то, за чем пришла, ей все равно придется бежать к универмагу «Московский» бегом — там она через десять минут должна ждать Гусева.
— Куда!.. Куда! — закудахтала очередь.
От нее отделился здоровенный тип в зеленом китайском пуховике и высокой бобровой шапке. Он бесцеремонно потянул Холод за рукав.
— Эй, а ну в очередь!..
Татьяна развернулась к нему и ткнула в сытую морду корочкой удостоверения, на которой была золотая надпись: «Союз журналистов СССР».
— Ты у меня, говнюк, на нарах сегодня ночевать будешь, понял? — сказала Холод, задыхаясь от ярости и протискиваясь мимо регулировщицы, которая выступать не стала, заметив, что женщина без клади.
А мужика напугал то ли вид удостоверения, то ли агрессивный напор Холод, но он отступил, ворча:
— Ксиву сует… Я те тоже ксиву могу показать… Во! — Он действительно выхватил из кармана удостоверение, сунул под нос соседке, которая тряхнула в испуге головой, и, довольный, заржал. На темно-вишневой обложке золотыми буквами было вытиснено: «Удостоверение хохла».
В очереди тоже засмеялись:
— Ну дает хохол!..
Вскоре из дверей показалась Холод с «дипломатом» в руках.
— И всех делов-то? — удивился «хохол», имея в виду «дипломат» в руках Холод. — А шуму-то сколько!..
Возле универмага тоже была толчея: сотни и тысячи людей месили грязь, продвигаясь вдоль бесконечного ряда продавцов, держащих товар в руках.
Татьяна увидела «мерседес» стального цвета, который медленно двигался вдоль машин на стоянке, и рванулась к нему, пробив брешь в стене спекулянтов.