Напролом
Шрифт:
— Какая, Игорь Васильевич? — нахмурился Стас.
— Знаешь, как раньше дела делались, да и сейчас делается? Несется какой-нибудь пьяный оболтус на мотоцикле, сбивает пенсионера на пешеходном переходе, а потом старика же и судят. Потому что мотоциклом управлял сын Губернатора. За него и прокуратора, и следственный отдел МВД горой встанут. И засудят бедолагу за то, что он в мотоциклиста камень бросил… Нападавших было пятеро. Не исключено, что среди них был сынок какого-нибудь высокопоставленного чиновника. Ладно, чего воду в ступе толочь без толку…
«Ауди» выскочила на вокзальную площадь и остановилась перед
Самородов выключил зажигание. Стас заметил, что сегодня он был особенно бледен и, когда разговаривал, слегка кривился от боли. Давала о себе знать та ножевая рана в почке.
— Вот что, Стас. Вам в бюро надо бы набрать крепких ребят для охраны. Ну и… мало ли что может произойти. Ты как насчет этого?
Стас пожал плечами.
— Игорь Васильевич, вы же сами меня учите поступать только по закону. Вот мы и будем действовать по закону.
— Это правильно, — кивнул старый моряк. — Но если хочешь бороться с наркоторговлей в городе всерьез, крепкие лбы тебе не помешают. Хотя бы для прикрытия. Гебе же придется в опасных местах появляться, с крутыми людьми встречаться да скользкие разговоры вести. Да и с бюро у тебя, как я понял, проблемы начались… Из старого офиса вас выгнали?
Стас горестно вздохнул:
— Выгнали. Арендную плату взвинтили такую, как будто мы снимаем офис на Уолл-стрит.
— Выходит, вы уже кому-то костью в горле встали.
— Я знаю кому… — недобро усмехнулся Стас. — Мы вели недавно одно дело — ветеран войны судился с капитаном милиции, который его дочь изнасиловал. Дочка, правда, та еще шалава… Но все равно осудили капитана. Хоть и условную, но судимость он заработал и три месяца на нарах в СИЗО просидел.
— Вот-вот, об этом я тебе и толкую. Чем больше вы наживете себе врагов в городе, тем сложнее у вас будет жизнь. А уж коли ты решишься за «арбузы» эти взяться, то…
— А вы считаете, надо? — напрямик спросил Стас. — Я же понимаю, Игорь Васильевич, что все эти разговоры про «арбузы» из Таджикистана не просто так.
Самородов помрачнел.
— Я тебе не рассказывал об этом, Стасик. У меня племянница была в Питере. Семнадцать лет девчонке было. Подсела на героин, дуреха. Вколола себе однажды дозу и заснула… Вечным сном. А ее мать, моя сестра младшая, не вынесла и руки на себя наложила. Вот такие дела. Так что я эту наркоту… Вернее, не наркоту, а тех сволочей, которые ее толкают несмышленым мальчикам и девочкам… Я бы их без суда и следствия на месте к стенке ставил! По моему закону… — Самородов разволновался, отчего побледнел еще больше. Но он взял себя в руки и продолжал уже спокойно: — Открытая война с Таганцевым вам, ребятки, не по зубам. А вот кровь ему попортить, прижать его прихвостней по одному — дело хорошее. А заодно попытаться выведать, как идут поставки в городе. И самое главное — выйти на Петракова. Ведь именно он отслеживает канал между Таджикистаном и Мурманском.
— Что надо сделать конкретно? — спросил Стас. Ему было важно знать, ограничивает ли Самородов его деятельность какими-то рамками или же у него на этот раз полностью развязаны руки. Второе, конечно же, было бы предпочтительнее. У него уже чесались руки заняться городскими барыгами. Силы неравны, но, как говорится, «будем посмотреть»… Самородов ответил именно так, как и рассчитывал Стас:
— Смотри по обстановке. Сначала оцени общую ситуацию. Ты же еще толком ничего не знаешь. Только с моих слов. Не торопись и не наломай дров. То, что основная наша цель — развалить наркобизнес Таганцева, думаю, тебе и так понятно.
— Да уж сообразил, — с усмешкой отозвался Стас.
— Сразу ни во что не ввязывайся. Пока только наблюдай. Кстати, крепкие ребята тебе и тут понадобятся. За новые дела не берись пока, за исключением слишком серьезных случаев. Как с той девушкой, у которой машину отобрали и избили. Как она?
— В больнице месяц пролежала. Зубы ей выбили, сволочи… Такая красивая девчонка! Лицо порезали… Ужасно! Самородов взглянул на часы:
— Ну, брат, тебе пора, а то на поезд опоздаешь. Проходящий питерский стоит тут минуты две всего. Своих береги, Юлю особенно. На рожон не лезь. Отморозки Таганцева разговаривать много не любят — сразу же хватаются за ножи и стволы.
Самородов стал вылезать из машины.
— Не надо, Игорь Васильевич! — запротестовал Стас. — Чего вам ходить? Не маленький, сам сяду в вагон!
Отставной каперанг махнул рукой и сердито нахмурился:
— Чего я, совсем уже больной старичок? За кого ты меня принимаешь?
Они направились к покосившимся стеклянным дверям. В тесном зале царила обычная вокзальная сутолока.
Стас мысленно был уже дома, в Мурманске. Отдохнул он в коттедже на берегу озера здорово, теперь предстояло поработать. Искоса поглядывая на невеселого Самородо ва, он понимал его тоску. Ему действительно был плохо.
Они вышли на перрон. Лица обдал порыв студеного воздуха и запах гари. Раздался далекий свисток поезда, и гнусавый женский голос лениво произнес из невидимого репродуктора: «Скорый пассажирский поезд Петербург — Мурманск прибывает на первый путь. Будьте осторожны!»
Самородов обнял Стаса и тихо произнес на ухо:
— Удачи тебе, сынок!
Глава 6
Болт не спеша спустился по лестнице в гостиничный вестибюль. Он здорово устал от почти двухчасового толковища, но все же был доволен проделанной работой. Разговор с таджиками состоялся, и был он предельно конкретный. Найти их тоже не составило ему большого труда, хотя они и поселились в неприметной частной гостинице «Прибой» на окраине города. Снимали двухместный номер и уж точно не ожидали гостей.
Приятно было смотреть на их вытянувшиеся рожи, когда он объяснил им суть своего визита. Болт дискуссий не разводил и не церемонился. Прямо в лоб сообщил, что Плешивый им дает двадцать четыре часа на сборы. А после назначенного срока никто за их жизнь и ломаного гроша не даст.
Смуглый усач Махмуд сразу съежился: видно, понял всю серьезность положения. А здоровяк русский, его сопровождающий, казалось, прямо с кулаками на него кинется: желваки заходили, голубые глаза сузились, засверкали. Но чихал на него Болт. Пусть зубами скрежещет, все равно хвост поднять не посмеет. Да и кто в городе осмелится напасть на личного посланца смотрящего? Болт знал, что никто, и эта мысль приятно щекотала его самолюбие. К двадцати шести годам достигнуть такого положения — о таком он, парень с восьмилетним образованием и двумя судимостями, и мечтать раньше не смел.