Напряжение: Коронный разряд

Ильин Владимир Леонидович

Словарь не подвел! За что и был упрятан под матрас – еще найдут и отнимут, а такое волшебство и самому нужно!

Вроде бы непонятные и странные слова оказались не такими и сложными – просто взрослые любили назвать одним загадочным словом пять простых. И надо было всего-то: добиться, чтобы мой дар покрыл два раза весь кулак, а затем ударить! Ну там еще было две страницы, как все это сделать, но, когда на улице было совсем-совсем темно и тихо, я все-таки справился!

Удар прозвучал упавшим с верхней полки

чемоданом и разошелся по всей комнате дрожью пола, звоном подпрыгнувших чашек, дребезжанием окон и матом проснувшегося дяди Коли.

– Ты что сделал, гад?! – в ужасе смотрел он на огромную дыру в кирпичной кладке стены.

– Это вообще не я, – замотал я головой, огромными глазами глядя на дядьку.

– А кто?!

– Т-тараканы?

Но главное – стену я победил! И потом гордо ходил мимо нее, потому что сидеть было больно.

Рядом бродил кругами сторож, то и дело бросая разъяренный взгляд на рисунки из раскраски, которыми мы прикрыли дыру. А зря, рисунки отличные: с сине-красным жирафом и сине-красным слоном. Сам делал!

– Ты хоть понимаешь, что было бы, ударь ты чуть сильнее?

– Что?

– Улица тут была бы! Это же капитальная стена! Скажи спасибо, что половина интерната не сбежалась.

– Спасибо.

– А если кто-то узнает о твоем даре, что будет?

– И что в этом плохого? – шмыгнул я.

Сторож схватился за голову рукой и сел на кровать. Долгое время молчал, о чем-то напряженно думая, а когда поднял голову – посмотрел собранно и строго.

– Вот скажи мне, пистолет – это хорошо или плохо?

– Плохо? – неуверенно предположил я, растерявшись.

– А если он в руках у человека, который защищает себя и свою семью?

– Тогда хорошо, наверное.

– А если он перейдет в руки преступнику?

– Ну…

– Пистолет – не плохой и не хороший. Пистолет – просто пистолет до тех пор, пока он не попадет в руки хорошего или плохого человека. Твой дар – это такой же пистолет, он тоже не плохой и не хороший. Но многие плохие люди захотят получить его себе.

– Но он принадлежит мне! – искренне возмутился я.

– Нет, – хлопнул он рукой по постели, – у тебя нет покровителей, нет защитников! Если твой дар обнаружит директор, именно она будет решать, что с ним делать – продать, отдать или оставить себе.

– Да как вообще можно продать чужой дар!

– Вместе с человеком. Вот так, – выставил он протез вперед и приподнял штанину, показывая тусклый металл вместо ноги. – Я сам продал свой дар. Смотри на результат!

– Вы, сами? – не веря, повторил я вслед.

– Да. Продал на двадцать лет. Это называется «служба». Но это мой выбор, – отвел он взгляд. – А тебя, если обнаружат дар, продадут без твоего ведома. Если уже не продали.

– Но так же нельзя? Я – против!

– Тебя никто не спросит. Тебя заставят. Ты не владеешь

даром в той мере, чтобы защитить им себя и свою свободу.

– Так научите!

– Не могу! – повысил он голос. – Что мне скажут твои родители, когда… – неожиданно замолчал он и продолжил совсем иначе: – Поэтому нам надо держать все в тайне.

– Мои… родители? – Что-то во мне щелкнуло, включив совсем другой звук. Холодный, лязгающий, чужой.

– Я хотел сказать – твои родители наверняка бы хотели…

– Николай…

Дядька как-то съежился, будто от удара, и совсем иначе посмотрел на меня. Раньше-то я видел всякие взгляды, от рассерженных до добродушных, но этот – он был с испугом. Справился с собой дядька быстро, вернув прежний усталый вид, но теперь старался смотреть мимо меня. Я хотел было извиниться, но сосед заговорил первым.

– Я не знаю, живы ли они, – пробормотал он. – Скорее всего, нет. Извини. Но есть шанс, что живы дедушки, бабушки, тети или дяди, это почти наверняка.

– И зачем я им нужен?

В интернате были те, у кого остались родственники, но они как-то не торопились забирать детей к себе.

– В таких семьях, как у тебя, родство очень сильно. Ты не представляешь насколько. Троюродный брат, двоюродный дядя, крестные твоих родителей – все они будут счастливы с тобой встретиться и забрать к себе.

– Так почему я все еще здесь? – тихо, уже своим голосом, проговорил я.

– Тебя записали под чужим именем, документы спрятали. Наверное, так тебя хотели защитить от врагов, – понурился дядька и принялся медленно приводить штанину в порядок, что с одной рукой не очень-то удобно.

Я присел рядом и поправил складки брюк.

– А как вы узнали, ну… про меня?

– Твой дар – он как вторая фамилия, – улыбнулся он сверху.

Дядя Коля переставил ногу поудобнее, оперся рукой на клюку и начал медленно рассказывать историю о своих поисках, неприятных открытиях, опасениях и их подтверждении. О злой ведьме-директрисе и ее сподручнице. О потерянном принце и калеке-помощнике. О главном злодее-людоеде, скрытом где-то во тьме. О его, дяди Коли, решении ничего мне не говорить, но продолжить поиски. Все смотрелось увлекательной сказкой, в которой пока не было счастливого конца. И самое страшное – я был главным героем.

– А если они не найдутся? Мои родные… – хмуро смотрел я в пол. – А я так и останусь слабым.

– Даже если мы продолжим тренировки, я не смогу дать тебе что-то больше той паршивой книжки! – качнул дядька головой. – Этого недостаточно.

– Вот так просто сидеть и ждать? – возмутился в ответ, собираясь всерьез обидеться.

– У тебя есть козырь. Твоя родовая Сила Крови. Изучи ее, поставь себе на службу, – без тени улыбки посоветовал он мне. – Она сильнее всего, чему я могу научить.