Наработка на отказ
Шрифт:
Анклав Коммуна дал о себе знать и предлагает обменяться постоянными представительствами. Не исключено, что речь идет о попытке прозондировать почву для вступления в Содружество. Межзона обратилась к членам Содружества с предложением повысить дотации на перспективные научные исследования до одного процента национального дохода. Большинством стран предложение уже отвергнуто как неприемлемое.
Началась сезонная миграция убегунов. Большое их скопление движется с севера, очевидно намереваясь проникнуть в Южные Земли, и, по-видимому, еще сегодня обтечет Порт-Бьюно с двух сторон. Слухи об оружии, якобы имеющемся у убегунов, лишены всякого основания.
На территории пищевой фабрики «Околополярная» разыгралась пурга. Сорванным ветром щитом с наглядной агитацией по технике безопасности был убит проходивший мимо мастер.
За последнюю неделю обнаружены и сожжены две подпольные плантации ползучего гриба. Доблестными сотрудниками Особой Охраны уничтожена перевалочная база в горах, во время операции убито восемь опасных преступников, не пожелавших отдать себя в руки правосудия. Среди наших ребят потерь нет.
Вчерашняя авария на энергоподстанции, случившаяся из-за разгильдяйства дежурной смены, ликвидирована. Виновные наказаны полугодовым продлением контракта. «Мало!»– подал голос кто-то сбоку. «Достаточно», – веско сказал Председатель. Сбившийся докладчик взглянул на рениевого Эриксона, набрал в грудь воздуху и перешел к следующему пункту.
Пунктов было много. Иногда они прерывались репликами с мест, но
Он очнулся. Докладчик продолжал бубнить и облизываться. Председатель сидел прямо и значительно глядел перед собой. Совет слушал докладчика, а по ту сторону колонны кто-то расслабленный и мерно дышащий угрожал пространству морщинистой лысиной. Наверно, спал. Что же это, ужаснулся Шабан, что же это я делаю? Зачем я здесь нужен, зачем мне нужны эти люди? Не полечу на Землю, останусь тут и буду служить, буду воспитывать в разведчиках чувство долга и собачиться со снабженцами; если не дам себя съесть, то через десяток лет займу место Позднякова, ну какой из него, в конце концов, руководитель, какое к нему уважение? Давно пора его менять, есть, знаете ли, хорошая кандидатура – молодой, энергичный, пользуется авторитетом… Не хочу. С ними – не хочу. Прав Менигон: не то сейчас время. Да что мне Менигон, сам я разве этого не понимаю? С ними нельзя, это же не правительство, это какая-то дикая, бездарная пародия, второе-третье поколение преемников изначальной колониальной администрации. Черт его знает, что это была за администрация, только каждое новое поколение власти получалось почему-то хуже и слабее предыдущего – закон, что ли, такой? Вести за собой людей по болоту? Очень хорошо, просто замечательно, давно пора, есть предложение поддержать, кто против? Никого? Ура-ура. А кто поведет? Эриксон? Да он, знаете ли, умер, а других таких ископаемых трилобитов уже не осталось… Да так ли уж нужно по болоту-то? Грязно же, неблагодарно, затянуть может в два счета, дойдем ли еще? И куда дойдем? И надо ли? Когда под ногами удобная кочка, почти не сыро и только следует посматривать, чтобы соседи не спихнули, – надо ли? Бесконечная игра на удержание счета. А кругом распад, усталое безразличие, общество деградирует, отработавшие по контракту требуют ренатурализации, люди звереют до потери естественного облика, снизу прет плесень, Кошкодавы разные, и единственная сила, еще способная спасти Редут от полного распада, – как ни странно, Живоглот со своими мерзавцами. Должно быть, и в Хинаго то же самое, и в Мелких Озерах, иначе гнить бы нам всем сейчас в лагере для военнопленных и ломать руду на благо человеческой цивилизации.
Шабан вздрогнул и помотал головой. Перед глазами маячил сивый поздняковский затылок. Арбитр молчал. Дежурный заместитель дочитал свое, сел позади Председателя и утерся платочком, а вместо него по мановению председательской руки встал для доклада начальник Аналитического отдела. Разомлевший обладатель морщинистой лысины издал было носом свистящий звук, но его пихнули в бок, и он засопел и заворочался.
«…Наконец, я рад отметить, что известные прогнозы относительно дальнейшего уменьшения численности населения Редута, к счастью, не оправдались. С начала этого года умерло естественной смертью, погибло, пропало без вести, а также покончило с собой в общей сложности тридцать четыре человека, родилось девять, последняя цифра значительно превышает прошлогодние показатели. Вопреки опасениям, статистика суицида практически не изменилась, но все еще продолжает вызывать беспокойство. Из числа отработавших по контракту покинуло Прокну сто девяносто восемь, прибыло новых – двести двадцать три. Таким образом, можно уверенно утверждать, что демографическая ситуация в Редуте имеет тенденцию к улучшению. Цифры однозначно показывают неуклонный рост благосостояния населения, расширяется также комплекс бесплатных услуг, однако нас должен насторожить тот факт, что только двадцать процентов опрошенных согласились с тем, что их жизнь действительно меняется к лучшему. Если исключить различные чисто человеческие факторы, как то: необоснованные опасения части опрошенных, завуалированное нежелание сотрудничать с Аналитическим отделом, проистекающее, очевидно, от слабой информированности населения о его методах и задачах, то следует принять неутешительный вывод о том, что истинное число наших сограждан, удовлетворенных нынешним порядком вещей, существенно меньше числа ответивших положительно. Одно из двух: либо в Редуте незаметно для нас происходит интенсивное имущественное расслоение с непропорциональным обогащением лишь незначительной части наших сограждан, чего мы никак не должны допускать, либо, что гораздо более вероятно, бесспорные положительные сдвиги происходят столь медленно, что основная масса населения попросту их не замечает. И здесь я намерен предъявить самые серьезные претензии к начальникам отделов Удовлетворения Нужд и Устройства Быта…»
Охаянные начальники пытались перебивать, но их заставили замолчать и дождаться конца выступления. Один из них раздраженно ерзал вместе со стулом и менялся в лице, цветом которого напоминал медицинскую иллюстрацию к ожогу первой степени, – другой же сидел спокойно и уверенно, всем своим видом давая понять, что вообще-то ему наплевать на инсинуации, но уж если его заставят отлягнуться, он отлягнется, и тогда пусть пеняют на себя. Связываться по раннему времени никому не хотелось. Аналитик метнул напрасный взгляд на Председателя, затем на Позднякова, выдержал паузу и, ничего не достигнув, в две фразы закончил доклад и раздраженно сел. Поздняков, как ни странно, не только не кинулся в атаку, но словно бы даже и не слышал. Кто-то сбоку явственно пробурчал: «Договаривались же!..»– но смотрел на Позднякова с уважением. Кто-то фыркнул в рукав. Поздняков не реагировал. Казалось, что он не понимает, зачем он здесь, почему он сидит с этими людьми и слушает вздор, в то время как где-то совсем рядом происходит что-то необыкновенное, стихийное, крайне важное, нужно только набраться сил, подняться и уйти, никого не слушая и ни на кого не глядя, чтобы в последний отчаянный момент попытаться встать у руля и успеть, все-таки успеть предотвратить страшные последствия – но нет сил встать у руля, нет сил даже встать со стула, и уже слышится тяжелый подземный гул, уже приходят в движение неумолимые равнодушные силы, уже сдвинулись с места и расползаются древние геологические пласты, не выдержавшие тяжести куба, почву выпирает дикими горбами, рушатся горы, осыпаются шахтные выработки, а глубоко под фундаментом Порт-Бьюно уже зреет готовая раскрыться трещина – она закроется, как только поглотит корчащийся куб, она обязательно закроется… Что может противопоставить Поздняков? Полсотни разведчиков, у которых он давно сидит в печенках? Мало, и те разбросаны кто куда, козырная карта не на руках… Да черт с ним. Шабан отвернулся и перевел осторожный взгляд на Живоглота. Живоглот улыбался.
Заслушали еще один короткий доклад и перешли к прениям. Медленное время скользило по поверхности, утреннее заседание успешно продвигалось к концу. О семипалой ноге и учиненном разведчиками скандале никто не поминал. О щитоносцах тоже: очевидно, тема считалась запретной. Дважды голосовали какие-то предложения, которые Шабан пропустил мимо ушей, и обнаружили таинственную недостачу одного голоса, после чего со смехом будили морщинистую лысину и коварно предлагали немедленно проголосовать. Морщинистая лысина был «за». Председатель пожурил нарушителя порядка, сурово указав на то, что праздники существуют для народа, а не для правительства, а Арбитр, выпросив в порядке исключения слово, рассказал длинную, абсолютно непонятную, но несомненно поучительную историю из жизни первопоселенцев, к которым в свое время имел честь принадлежать, и, досказав, заперхал довольным старческим смешком. «Вот то-то и оно, – веско сказал Председатель, подняв кверху указательный палец. – Вот так и бывает, когда забывают свои обязанности, я припоминаю еще один случай…»
Господи, думал Шабан, чувствуя тупое отчаяние, – что же это? Ему мучительно хотелось зажать уши, сдавить голову руками, коленями, чем угодно, чтобы только до хруста, до лиловых кругов в глазах, и ничего, кроме хруста, не слышать. После Председателя говорили уже все. Шум нарастал, каруселью мелькали возбужденные лица – рядовые члены Совета старались не отстать. Они уже вскакивали с мест, они хватали друг друга за рукава и кричали: «А помнишь?..» Молодежь, пряча иронию, почтительно прислушивалась. Глаза Арбитра заволоклись ностальгической дымкой. Господи, ведь так не бывает, так не должно быть, это же какой-то кошмар, их невозможно остановить, это стихия, а значит, ей все равно, она даже не заметит…
Но его заметили сразу, как только он встал, а когда он шагнул вперед, двадцать лиц повернулись в его сторону. Он заговорил, и они замолчали. Они смотрели в недоумении, но они слушали, и это было главное. Изумленно молчал Председатель. Дежурный заместитель забыл закрыть рот. Живоглот поднял брови и улыбнулся шире. Поздняков просвистел сквозь зубы неслышное: «С-сядь!» и отвернулся. Только бы не сбиться, подумал Шабан. Нельзя… Он с удивлением, будто со стороны, слышал свою речь. Говорил не он, он только шевелил губами, а говорил какой-то совсем другой, незнакомый человек, которому не было дела до того, что с ним будет, когда он кончит говорить, его не волновало, что его могут оборвать и унизить, он хорошо знал, что у него лишь один шанс из многих тысяч, и он как мог боролся за этот шанс, не собираясь его уступать. Неужели это я? – изумился Шабан. Нет, размечтался, я же так не умею, я просто боюсь, трус я обыкновенный, вот кто. Или все-таки я?.. Речь текла свободно и мощно – ухоженная, выпестованная, тщательно продуманная речь, – к ней нечего было добавить, и из нее ничего нельзя было убрать, он и не подозревал, что она уже давно сложилась в его голове, пошел хоть раз на пользу синдром Клоцци! Так вас всех! Слушайте. Поймите хоть раз, хоть на пять минут, что нельзя так жить дальше, поймите, что существуют иные методы мышления, кроме метода мозгового штиля, поймите и ужаснитесь. Попробуйте в качестве упражнения быть людьми! Справляйтесь с Порт-Бьюно сами, это ваше личное дело, не требующее вдобавок особой квалификации. Но оставьте в покое разум, если обладаете им сами. Засыпьте тоннель! Он уже выполнил свою основную функцию – теперь можно затеять другую грандиозную стройку, раз уж вам это так необходимо для управления страной. Допускаю, что необходимо. Проройте шахту под радиоактивный горизонт или осушите шельф, оградив его титанической дамбой, да мало ли что еще можно придумать. Хотите воевать – воюйте, но только с умом и недолго, я тоже вспомню, как летает флайдарт. Но не трогайте вариадонтов. Что? Пора бы знать о них хоть что-то, затребуйте из Межзоны отчеты Симо Муттика. Поймите, если вы не недоумки: они превосходят людей во всем, они будут мудрее и чище нас, они только лишь на взлете и у них еще все впереди, тогда как у человечества впереди в лучшем случае столько же, сколько за плечами. Вы хотите быть преступниками? Забыли, кто такие убегуны? Наши же потомки, все у них от нас, разве что не нам, а им не повезло с войнами и натурализациями. Почему они дохли от радиации и позволяли кремировать своих покойников в плазме направленных взрывов? Вы это очень хорошо знаете: за обещанный путь в Южные Земли! Туда-где-Тепло! За свой рай земной по ту сторону хребта, с блаженным климатом и отсутствием враждебных племен. Они еще не знают, что такое южная сельва, а предгорья их не вместят. Их миллионы. Они очень быстро вымрут или перебьют друг друга, но прежде выплеснутся, как гной из нашего нарыва, затопят собой все, что смогут, и, разумеется, уничтожат всех до одного вариадонтов. Если до той поры вариадонтов не уничтожите вы сами. Хотите подогнать под это моральную базу? Я вам подскажу, как это сделать. Сначала чужой разум следует просто не заметить. И не замечать как можно дольше. Потом, когда это станет уже невозможно, нужно отказать чужому разуму в гуманности. Проще простого: гуманность у негуманоидов?! Бей их!! Но лучше все-таки напустить на них убегунов, а потом, через десяток лет, если напор общественного мнения станет ощутимым, если вообще найдется хоть какая-то общественность с мнением, можно объявить случившееся трагической ошибкой и учредить день траура, а то что-то мало в Редуте поводов надраться в дым, непорядок…
– …я хорошо понимаю все практические соображения, подвигнувшие народ Редута к грандиозному прорыву на Юг, – говорил тот, решительный, человек. – Но даже в наше напряженное время нельзя, как бы нам этого ни хотелось, руководствоваться одними лишь практическими соображениями, нельзя, если мы, люди, тоже мним себя разумной расой. Я обращаюсь к вам потому, что верю в вашу государственную и человеческую мудрость. Я обращаюсь к вам потому, что мне больше не во что верить…
Только однажды в жизни Шабан чувствовал подобное: давным-давно, в кадетской школе. Двое парней со старшего курса подстерегли его в туалете. Может быть, они ждали кого-то другого, а подвернулся он; может быть, им просто было скучно или не понравилась его физиономия, но насели они основательно. После первых плюх, неумелого отмахиванья, крови из носа и боли в заломленных руках намерения верзил определились вполне: затолкнуть салагу лицом в писсуар. Нечего было и сомневаться, что им это удастся – каждый из них шутя сделал бы котлету из троих таких Шабанов. Вот тут и появился тот, другой, человек. На несколько секунд Шабан отключился и не помнил потом, как все произошло, только один из верзил вдруг оказался без сознания на заплеванном полу, а другого, пустившегося в бега, Шабан гнал через всю школу и догнал бы, но налетел с размаху на директора, был кругом виноват и провел сутки в карцере. Юность, юность… Вьюность. Девочки. Битье морд. «Дур-рак! – учил впоследствии Менигон. – Что за удовольствие одержать верх, нанеся противнику десять ударов и получив девять? Лучше нанести один удар и не съесть взамен ни одного…»