Наречённая ветра
Шрифт:
Эвинол обхватила запястья ветра и убрала его ладони от своего лица. Как бы он ни был хорош собой и добр к ней, она не даст себе так просто забыть события последних месяцев, к которым Инослейв приложил руку… раз уж у него есть руки.
— Инослейв, я вижу, ты хочешь восстановления прежней дружбы между нами.
— Можно сказать и так, — он снова улыбнулся своей загадочно-беззаботной улыбкой, от которой у Эви кружилась голова.
— И что ты сделал для восстановления этой дружбы? Стал разрушать мою страну ураганами, озлобил мой народ и пробудил в нем ненависть ко мне, тем
— Сколько сарказма, моя принцесса. А ты можешь быть той еще язвочкой, если захочешь. В детстве ты так не умела.
— Подобные таланты развиваются временем и обстоятельствами, — парировала Эви.
— Эвинол, не трать напрасно слова, пытаясь воззвать к моей совести. У меня ее нет. Я ветер, и мое видение жизни сильно отличается от вашего. Мне плевать на страдания твоего народа. Все эти люди — ничто для меня. Единственный человек, который для меня важен, — это ты. Да, я хотел спасти тебя и забрать. Жертвоприношение было единственным способом это сделать. И добровольность жертвы — обязательное условие. Что мне оставалось, кроме как вынудить тебя пожертвовать собой во имя драгоценной страны и людишек, ответственность за которых ты взвалила на себя? Мой расчет оказался верным.
— Это ведь ты швырнул мне тогда на балкон листок со словами о жертве? — Эви осенило запоздалое прозрение.
— Я, — Инослейв улыбнулся так довольно, словно она его не упрекнула, а похвалила. — И я же разбрасывал такие листочки на площадях, в тавернах, на порогах домов. Как легко оказалось пробудить в людях память о давно позабытых богах! Они с радостью ухватились за эту простую мысль: убить королеву во имя собственного благополучия.
— Я не понимаю, ты гордишься этим? — у Эвинол дыхание перехватило от гнева.
— Не то чтобы горжусь, просто отдаю должное удачной идее, которая сработала. Не стоит сердиться на меня, Эви. В твоих глазах меня должно оправдывать то, что я хотел спасти тебя.
— Кстати, с чего ты решил, что я не больна? — лучше сменить тему, раз уж упреки на него не действуют.
— А ты сама не заметила, что стала поправляться в последнее время?
— Заметила, но… Я думала, все дело в природе и горном воздухе.
— Думаю, это лишь ускорило твое выздоровление, но истинная причина в том, что тебе перестали давать яд.
— Что?!
— Не знаю, Эви, чему учил тебя отец целых четыре года, если тебе самой не пришла в голову столь простая мысль.
— Но ведь ты же тоже не понял, — тут же нашлась Эвинол.
— Но меня и не готовили в правители, — парировал Инослейв. — Я ветер, мне все ваши человеческие подлости и интриги чужды. Зато твой герцог сразу понял, что к чему. Должно быть, сам из той же породы.
— Айлен знал?! — это откровение поразило Эви чуть ли не сильнее первого.
— Знал. И, если честно, именно он спас тебя, — нехотя признал ветер.
— Да уж, спаситель, — растерянно пробормотала она.
В голове все перепуталось. Слишком много ошеломляющих известий разом. Ее медленно убивали, а спасителем оказался тот самый человек, которого она успела яростно возненавидеть. Боль острыми лезвиями принялась кромсать ее сердце. Она привыкла испытывать к Айлену симпатию и благодарность. Если бы не сомнения в искренности его чувств, возможно, даже полюбила бы. Зато узнав, чего стоила его любовь на самом деле, какой темной и порочной она оказалась, Эвинол позволила жгучей ненависти без остатка вытравить все прежние чувства. И вот теперь получается, что она обязана жизнью тому, кого считает злейшим своим врагом.
— Лучше бы ты этого не говорил, — растерянно пробормотала Эвинол.
— Возможно. Я понимаю, как тебе тяжело.
— Вряд ли. Для того, чтобы понять, нужно быть человеком.
— Тебе совсем не интересно, кто тебя травил? — ветер казался удивленным.
— И кто же?
Едва задав вопрос, она поняла, что не хочет знать ответа. Каждая раскрытая тайна несла в себе боль.
— Шанари.
— Нет! Это неправда! Он любил меня!
Даже зная, что правда ранит ее, Эвинол и представить не могла, насколько. Она знала, что ветру незачем врать, но при этом поверить оказалось выше ее сил.
— Это какая-то ошибка, — она продолжала упорствовать, зная, что выглядит жалко. — Шанари не мог…
— Еще одна вещь, которой лучше не знать? — в голове ветра звучало искреннее сочувствие.
Она не ответила. Закрыла лицо руками, изо всех сил стараясь сдержать подступившие слезы. Не хватало еще во второй раз расплакаться. Когда-то давно мысль поплакать на плече у Инослейва могла показаться заманчивой. В те времена она поверяла ветру и свои детские радости, и горести. Но сейчас перед ней незнакомец. Негоже показывать ему свою слабость. Она лучше прибережет эти слезы до того времени, когда останется одна… если, конечно, он позволит ей остаться одной в этом странном месте.
— Эви, ты плачешь? — ветер осторожно отвел ее руку от лица.
— Нет!
— Зря. Тебе стало бы легче.
— А я не хочу, чтобы мне становилось легче. Меня предал человек, которому я верила всю свою жизнь. Это куда больнее, чем предательство Айлена. Но зачем он это делал? Ты знаешь?
— Говорил что-то о благе страны, о том, что негоже женщине править, предлагал Райн’яру безраздельную власть. Но тот отказался и пригрозил казнью, если канцлер не перестанет травить тебя.
— А ты-то как об этом узнал?
— Подслушал их разговор, когда стал следить за герцогом.
— За герцогом? Не за Шанари?
— Теперь я считаю себя дураком, но мне и в голову не приходило следить за канцлером. В отличие от Райн’яра, он не вызывал подозрений. А зря. Если бы я раньше понял, что задумал старый мерзавец…
— Не говори о нем так! — с болью воскликнула Эви.
— Но он ведь хотел тебя убить, — напомнил Инослейв с искренним недоумением.
— Я помню. И по-своему он был прав. Если бы отец четыре года назад послушался Шанари, все было бы по-другому. Я не прощу его, но теперь он мертв, а потому… — она оборвала себя на полуслове. — Смерть Шанари — такая внезапная и нелепая… это Айлен устроил, да?