Наркосвященник

Блинкоу Николас

Дэвид повернулся к ней.

– Может, вы заткнетесь?

– Нет, отец. София Хури околдовала вас, но это не пройдет. Вспомните ваши обеты.

Она вцепилась ему в руку. Дэвид силой пытался вырваться, но это ему не удавалось, у монахини была бульдожья хватка. Он наклонился к водителю и шепнул:

– Давай прямо в сторону КПП.

– Что?

– Пожалуйста, прямо.

Похоже, водитель был не в ладах с английским. И то хорошо, может, он не понял, что сестра Хильда говорила про Софию. Дэвид махал рукой вперед: "Зона С, Зона С".

Они проехали церковь, дорога стала круче и, извиваясь, привела их к тому месту, где солдат останавливал их, когда они возвращались

с концерта в университете Бир-Зейт.

– Она провоцирует вас сексуально, но секс – это ничто. Ваше целомудрие принадлежит Богу.

– Прошу вас, сестра Хильда. Секс здесь ни при чем.

– Это все, что у нее есть. Я монахиня, но не идиотка. Она уже отдалась вам, – я понимаю. Но еще не поздно покаяться в этом.

Они приближались к КПП. Дэвид положил руку на сиденье водителя.

– Останови здесь.

Когда он выпрыгнул из машины, монахиня тоже вылезла и пошла за ним. Он повернулся и сказал:

– Спокойно, я никуда не убегаю. Он открыл дверь водителя.

– Выходи. Дальше я поведу сам.

– Что?

Дэвид потянул его за плечо. Ему повезло, что парень был такой худой, он почти ничего не весил.

– Мне нужна машина. Мне нужно поговорить с монахиней.

Парень был мусульманин, он не знал, может, у христиан так полагается уединяться с монахинями перед женитьбой. Если он и выглядел растерянным, то, скорее, из-за того, что боялся расставаться с "кадиллаком".

– Вы аккуратно обращаться "кадиллак", пжалста?

Дэвид кивнул. Он обещает.

Сестра Хильда не осталась на заднем сиденье. Она пересела на переднее, рядом с ним. Пока Дэвид проезжал мимо солдата, она сделалась совсем серьезной. Было похоже, что его клюет большая черная ворона.

– Вы дали обеты. Вы отдали свое целомудрие Богу, но вы пали. Это не важно. Если вы покаетесь, вы обновите свои обеты.

Дэвид вел машину вдоль линии холма над новой развязкой, как раз недалеко от того места, где они с Софией следили за Бродецким с его контрабандными яйцами. Когда они поравнялись со следующим КПП, на старой Зеленой линии, он держал в руке свой новый израильский паспорт. Солдат, взглянув на обложку, отдал честь и сказал:

– Шалом.

Он махнул вперед рукой, не поинтересовавшись, куда Дэвид везет монахиню.

Дэвид планировал выбросить сестру Хильду где-нибудь в лесу на территории Израиля. Та, похоже, пока не подозревала о его зловещих намерениях. Он надеялся, что ему не придется прибегать к чрезмерному насилию. Дэвид припарковал "кадиллак" на полянке для пикников, почти раздвинув носом машины небольшие деревца на краю. Затем, хлопнув дверцей, вышел из машины, предоставив монахине самой решать, стоит ли ей следовать за ним. Шагая по поляне, он запел. Поскольку гимнов Дэвид не знал, он запел "My Sweet Lord", Джорджа Харрисона [52] .

52

Джордж Харрисон (1943 – 2001) – гитарист и певец легендарной группы "Битлз", автор музыки и песен, музыкальный и кинопродюсер.

Дэвиду всегда нравилось добавлять немного элвисовской реверберации в голос, когда он пел. Ему казалось, что таким образом он страхуется от того, чтобы его пение не звучало смешно, у него есть голос, черт возьми. Да, у него прекрасный голос, надо только чуть-чуть напрячься. Дойдя до "Hare Krishna, Hare Rama", Дэвид уже и сам не был уверен, он ли производит все эти сладостные звуки, или они просто аккумулируются из воздуха. Он шел среди сосен и пел, и голос его был таким же естественным и сильным, как хвойный аромат, царивший в лесу. Он просто вдыхал и выдыхал этот благоуханный тенистый полумрак. В конце концов Дэвид понял, что надо где-то остановиться и успокоиться. Он вспомнил, что главный трюк контрабандиста наркотиками – это спокойствие. Скажи безумию "гуд-бай", и оно уйдет туда, откуда пришло. И ты снова дома, вот он ты. Он сел у подножия большого старого дерева и достал из кармана один из готовых косяков. "My Sweet Lord". Тут между деревьев нарисовалась сестра Хильда.

– Вы курите, сестра? – спросил он ее.

Она затрясла головой.

– Хотите попробовать?

Она не могла говорить, ее трясло. Дэвид взорвал косяк, сделал глубокую затяжку. Выдохнув хорошую порцию дыма, он протянул ей косяк и сказал:

– Прошу вас, ради меня...

Она робко протянула руку. Он аккуратно вставил дымящийся косяк в ее толстые пальцы. Она сделала затяжку и тут же закашлялась. Дэвид кивнул ей, предлагая попробовать еще раз.

Она снова затянулась, теперь уже стараясь вдыхать дым не так резко.

– Я должен кое в чем вам признаться, сестра. По поводу моего священства. Имеет право монахиня принять исповедь у священника в случае если он не настоящий священник? Мне кажется, я где-то читал, что да.

Сестра Хильда смотрела на него чистым взглядом. Она по-прежнему сжимала меж пальцев дымящийся косяк, но не курила. Ее лицо приобрело какой-то зеленоватый оттенок, хотя, возможно, то было просто отражение от деревьев на ее бледной коже.

– Я хочу признаться, что никогда не был священником. Все это недоразумение. Но самое смешное, что началось это все с исповеди. – Тут он почувствовал, что надо рассказать предысторию. Например так: " Когда-то, давным-давно, маленькая девочка бежала по прекрасному саду. Она была очень печальна".

И вдруг он увидел все как наяву. Маленькая София хватается своими ручонками за его рясу. Ее личико искажено страданием, по нему струятся слезы, и она просит принять ее исповедь. Чем больше он пытался от нее отделаться, тем сильнее она впивалась в его облачение. Она не отпускала его. Ему пришлось смириться и выслушать ее. Они прошли уже половину сада, а она все повторяла, что согрешила. И он сказал:

– Хорошо, продолжай, дитя.

Она поведала ему, что потеряла своего отца. Он смотрел не отрываясь на ее покрасневшее, как слива, лицо и на расходящиеся по нему тысячи складочек, в каждой из которых скрывались слезы. При виде такого расстройства он даже засомневался, не ослышался ли. Потеряла отца? Вроде не повод для исповеди священнику. Вокруг было полно полицейских, к которым она могла обратиться за помощью. Вот они, прямо перед ними, Дэвид видел, как они подтягиваются к воротам парка и устраивают кордон.

Да, София сказала, что не потеряла, а бросила своего отца. Теперь-то он вспомнил. Она сказала, что отец ее слишком доверчив и считает ее ангелочком, хотя это совсем не так.

Дэвид склонил голову и повернул в обратную сторону подальше от ворот. Не стоило светиться перед полицейскими. София повернула за ним, намотав его рясу на кулак, чтобы он не смылся. Но ему и так было некуда деваться. У других ворот, что на Карлос-плейс, уже окопались полицейские. Ему оставалось лишь озираться вокруг в поисках хоть какого-то выхода. Справа между церковью и прилегающим к ней кварталом особняков протянулась узенькая аллейка на Фарм-стрит. Но, едва свернув на нее, он тут же заметил оранжево-бело-голубой окрас полицейской машины.