Наркосвященник

Блинкоу Николас

– Если бы я знал, что ты столько времени потратишь на наведение блеска своей тачки, я бы пошел и купил себе костюм получше! – крикнул ему Дэвид. Тони повернулся и посмотрел на него.

– У тебя было два дня, чтобы купить себе костюм, так что сиди теперь и отдыхай. – Он обошел машину и сел рядом с Дэвидом на канапе. – Ты знаешь, последний раз я помню тебя таким на твоей предыдущей свадьбе. Ты нервничал, был обкурен и ничего не успевал сделать вовремя.

– Это было бессознательно. Я не хотел жениться.

– Похоже, тебе повезло тогда, что полиция сама явилась. В противном случае их следовало

бы пригласить. Зато теперь ты женишься на прекрасной женщине.

– Да, но только не по-настоящему.

Голос Тони слегка дрогнул, когда он ответил:

– Как бы то ни было, но это должно выглядеть по-настоящему.

Он отвернул лацкан своего пиджака и показал Дэвиду коричневый пакет, лежавший во внутреннем кармане.

– У меня есть для тебя свадебный подарок. Дэвид догадался, что это.

– Ты передал Софии бумаги на дом? – спросил он.

– Куда спешить, ведь вы еще не поженились. – Это прозвучало резко, почти грубо. – Помни, что твоя забота – контакт с израильтянами. Если потеряешь бдительность, они тебя кинут.

Дэвид еще не говорил ему, что сам уже стал израильтянином.

– Я, может, задержусь здесь на некоторое время, после того как это все закончится, – сказал он. – Они обещали позаботиться обо мне.

– Как они позаботились о том парне из полицейского участка в Вифлееме? – Тони фыркнул.

– Да, а почему бы и нет? С ним все в порядке, он где-то на побережье.

– А ты слышал, как они вытащили его из тюрьмы? – Тони сделал паузу, Дэвид явно не знал. – Его сын погиб в автомобильной аварии где-то под Тель-Авивом. Палестинские полицейские разрешили ему присутствовать на похоронах. Оттуда его и выкрали израильтяне, с похорон его единственного сына.

Дэвид ужаснулся.

– Может, сын все-таки остался жив?

– Все так подумали. Вот почему полицейские сделали эксгумацию. Установили, что это действительно его сын. Единственное, в чем вопрос, была ли катастрофа случайной. И если нет, то кто ее подстроил?

Это начинало напоминать пародию на "Обезьянью лапу" [51] – в какую сторону ни повернешься, обязательно на что-нибудь наткнешься. Дэвид ни в чем не был уверен, уж больно здешняя жизнь хитра для простого парня. Единственное, что он мог, так это просто расслабиться – его карман был набит закрученными косяками.

Тут прибыл другой механик Тони, на белом "кадиллаке", украшенном лентами и цветами. Механик вылез из машины, он тоже был одет для свадьбы – в парадный серый костюм. Тони поднялся и, сказав "секундочку", направился в свой офис.

51

"Обезьянья лапа" – повесть английского писателя начала XX в. У. У. Джекобса, классический образец "литературы ужаса".

"Кадиллак" приехал из Восточного Иерусалима. Тони одолжил его у одного из своих партнеров по бизнесу. Дэвид не был специалистом по "кадиллакам", чтобы определить возраст машины, но выглядел "кадиллак" совсем неплохо, разве заваливался слегка направо, хотя – может – это из-за неровного асфальта у Тони на дворе. Дэвид подошел и кивнул водителю. Тони вышел из офиса с серым кепи в руке. Он надел его на голову водителя и сказал:

– Ну вот, теперь все выглядит достаточно правдоподобно.

Дэвид должен был отметить, что Тони действительно постарался ради этой свадьбы.

– На сей раз, по крайней мере, я могу констатировать, что у меня самый лучший шафер из всех возможных, – сказал он.

– Мой день настал, аллилуйя! – провозгласил Тони.

Они обнялись, и Дэвид сел в машину. Водителю надо было сделать несколько маневров, чтобы выехать со стоянки. Тони снаружи давал отмашку, руководя поворотами "кадиллака". Когда "кадиллак" начал подниматься на холм, ведущий к церкви в Бейт-Джале, пришлось притормозить, чтобы пропустить автобус с туристами из местной гостиницы. Дэвид смотрел в окна автобуса, пока тот проезжал мимо. Его взору, одна за другой, предстали милые старушки-христианки в не менее христианских шляпах. Любая из этих пожилых леди могла бы быть его бабушкой. Бабушка Грэнни из Пинска... Она всегда любила читать ему лекции о том, как важно быть хорошим мальчиком. Чем, возможно, и способствовала формированию у него криминального менталитета. Интересно, почему она скрывала свое еврейское происхождение? Может, его милый добрый дедушка был скрытым антисемитом? В это трудно было поверить. По опыту Дэвид знал: если ланкаширский протестант и испытывал какие-то тайные чувства к евреям, так прежде всего зависть. Какой бы примитивной они ни старались сделать свою религию, евреи всегда были на шаг позади, где-то на грани анахронизма.

Он оглянулся. Тротуар перед отелем вел к террасе, отделанной мрамором, над которой в ряд возвышались колонны. И среди этих колонн металась сестра Хильда – автобус с туристами мешал ей пробиться к "кадиллаку". Прошло еще несколько секунд, пока она подобрала свои юбки и взбежала по ступеням, ведущим от террасы мимо автобуса к "кадиллаку". Подбежав к машине, сестра Хильда принялась требовательно стучать ладонью по стеклу. Но методичные движения ее мясистой ладони не были жестом благословения, монахиня явно пыталась добиться, чтобы Дэвид опустил стекло.

– Она хочет что-то сказать, – повернулся водитель.

Еще немного, и они бы успели объехать автобус. Даже сейчас у Дэвида было искушение попросить водителя, чтобы тот подтолкнул автобус вперед. Но он знал, что уже поздно. Монахиня была здесь, и это чревато неприятностями. Придется с ней разобраться.

Он открыл дверцу. Первыми ее словами, когда она забралась в машину, были:

– Вы не можете совершить такой ужасный поступок, отец Дэвид!

– Слишком поздно. Я принял решение. – Дэвид поймал в зеркале взгляд водителя и кивнул в знак того, что можно ехать дальше.

– Нет, никогда не поздно, – настаивала сестра Хильда, – никогда! Вам надо молиться!

– Я молился. И, я думаю, Бог одобряет мое решение.

Они приближались к церкви. Перед церковными воротами выстроилась очередь из автомобилей, и полицейские из участка по соседству пытались регулировать этот поток. Водитель выехал на встречную полосу, надеясь проскочить вне очереди. Дэвид подался вперед и велел ему продолжать ехать.

– Что?

Водитель не расслышал, все заглушал голос монахини, которая уже не мямлила, как вначале, а вещала все громче и догматичней.