Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

Шредер Эрик

– Защитить одного и наказать другого, – сказал он, – будет хуже, чем одалживать для уплаты долга. – Он нахмурился, начал волноваться и, закипев от злости, стал ходить кругами, проклиная работу судей и всех, кто хочет ими стать, стонал, как стонут от боли, и наконец сказал: – Я попал в тупик. Я ранен двумя выстрелами в одно и то же место? Или нужно оправдать обе стороны? Откуда все деньги? И главное, откуда все это? – И, повернувшись к судебному служащему, он сказал: – Сегодня день не для суда и не для приговоров, сегодня несчастливый день, день, когда человек попадает в беду, переломный день, роковой день, подходящий день для воровства, но не для суда. Уведи прочь этих двоих, дай им две золотые монеты, чтобы успокоились. После закрой дверь и объяви, что сегодня дурной день и потому судья в скорби и не станет никого выслушивать.

– Да будет так, – отвечал служащий и, уронив слезу, заплатил две монеты Абу Зайду и его жене со словами: – Среди всех людей и дьяволов не найдется двоих умнее вас. Но отныне чтите правосудие: прячьте свою непристойность – потому что не каждый судья таков, как судья Тебриза.

Кладбище

Однажды мне стало вдруг тяжело на сердце – это случилось, когда я был в Саве. И мне вспомнилась заповедь: тяжесть на сердце можно излечить, придя к могилам. И когда я пришел к дому смерти, к огромному хранилищу гниющих останков, то заметил там горстку людей, стоящих над свежевырытой могилой и погребающих завернутого в саван.

Я повернул в другую сторону, размышляя о конце человеческой жизни и вспоминая тех, кто уже умер.

А когда тело предали земле и закончился погребальный плач, я увидел на могильном холме старика, он опирался на посох, и накидка скрывала его лицо. Он сказал:

– Пусть все, кто трудится, трудятся для конца, подобного этому.

Почему похороны подобного тебе не пронзили твое сердцеИ не ужасают тебя слезы над могилой?Оставит ли человек любимого друга червям и вернется к пению и лютням?Мало же заботишься ты о том, кто лежит здесь, разлагаясь.Слушай! Кто зовет тебя по имени?Не смерть ли это? Ты ничего не слышишь?Но ты забыл, как темно в могиле и что в ней происходит.Но я, мне кажется, вижу тебя и сейчас,Опущу тебя в склеп – да, родня оставила тебя здесь.Здесь тело твое лежит, отданное на пир червям, и будет лежать,Пока не рассыплются доски гроба и кости не превратятся в ничто.А после этого – суд над душой, которого не избежать.

Последняя встреча

Прошло много времени, и я встретил людей, возвращавшихся из путешествия.

– Есть новости? – спросил я.

– Есть новости чудеснее, чем Феникс, – отвечали они и рассказали, как, остановившись на ночлег в Сарудже, видели там великого Абу Зайда, он был одет как суфий и вел людей на молитву, так как стал известным праведником.

Вдруг я поддался порыву. Сборы, тяжелая дорога, и вот я там, у мечети, где он молился. Он был там один в своей нише, в накидке, застегнутой на зубочистку, в заплатанной одежде. Я стоял в благоговейном страхе, как будто неожиданно оказавшись перед львами. Он дочитал по четкам свою молитву и, приветствуя меня, поднял указательный палец, но ничего не спросил, а продолжил Чтение Книги, оставив меня удивляться его благочестию и завидуя тем из Его слуг, кому Всевышний указывает правильный путь. Он смиренно продолжал молитву, в самоунижении и раскаянии, пока не закончились пять молитв и не стал вчерашним нынешний день.

Тогда он отвел меня в свое жилище, разделил со мной свой хлеб и оливковое масло и ушел в свою молельню, где оставался наедине со своим Господом.

Когда утро выпустило свои стрелы, молящийся заслужил свою награду, он завершил свое бодрствование молитвой славы и тогда, только тогда, лег отдохнуть. Но и лежа он продолжал повторять то, что было на сердце.

Иди же прочь, душа моя, от памяти,Пустынных весен, и шатров, и встреч.Прочь от того, с чем я навек прощаюсь,Настало время плакать об отцветших и растраченных напрасно днях,О всех страницах, что впустую пролистали,Искать тревог в ночах, что в грех погружены,Никем не совершенный прежде;Похоть, что добилась своего,В тиши покоев, на подушках сладострастия.Как часто в этот миг раскаянияДаешь обеты трудновыполнимые и легко их предаешь забвению,Как часто страх суда отбрасывался прочь.Но человек, едва седеет голова,Предупрежден: недалеко до смерти,Ты завтра дома будешь, этот дом – могилы дно.О одиночество, о ужас пустынного жилища без утех,Столь многие уже вошли туда, но больше тех,Кому еще спускаться,Ступив на берег несвободы; лечьВо мрачную постель, что всех зовет, и не вставать до Страшного суда.О Ты, надежду давший,Как мой страх растет всечасно,Но прости раба, заблудшего, в слезах,О Милосердный, к Которому восходят все молитвы.

После, тихо, с рыданием и вздохами, я плакал вместе с ним, оплакивая его в прежние времена.

Очищенный ночными бдениями, он пошел в мечеть. Я сопровождал его и молился среди тех, кто молился за ним, а когда верующие разошлись, он снова начал с плачем тихо читать Слово.

Я знал теперь, что он один из семи праведников, и решил уйти и оставить его одного. Казалось, он догадался о моем намерении, потому печально вздохнул и сказал:

– Если ты готовишь себя к своей цели, верь во Всевышнего.

И я убедился, что есть люди, вдохновленные нашими заповедями. И я, идя рядом с ним, взял его за руку и сказал:

– Сделай мне подарок на память, Слуга Всевышнего, дай мне истинное наставление.

– Помни о смерти, – сказал он, – а теперь пришло время нашей разлуки.

Таким было наше прощание. Из моих глаз текли слезы, и я плакал из самой глубины своей души, и больше мы никогда не встречались».

Человек, который больше никогда не смеялся

Однажды человек высокого сословия, владевший золотом, слугами и рабами, покинул этот мир, оставив единственного сына. Когда тот возмужал, он начал предаваться праздникам и пирам, игре на музыкальных инструментах и пению, был щедр и раздавал дары и растрачивал богатство своего отца, пока не растратил все до конца. Ему пришлось продать рабов и женщин, земли и дома, и таким образом ушло все, чем владел его отец, пока в конце концов он не стал нищим и не начал искать себе работу.

Так он жил много лет, и вот однажды, когда он сидел у стены, в надежде, что его наймут на работу, появился красивый, хорошо одетый старик и приветствовал его.

– Ты когда-то был моим другом? – спросил молодой человек.

– Я никогда не был среди твоих друзей, мой мальчик, но я вижу, что ты когда-то был вельможей, кем бы ты ни был сейчас.

– Юность не вернуть. То, что предопределено и предсказано, должно случиться. Но нет ли у тебя какой-нибудь работы для меня?

– Да, – отвечал он, – есть несложная работа. Я найму тебя.

– Что мне следует делать? – спросил молодой человек.

– Я живу с десятью товарищами, и за нами никто не ухаживает. Если ты будешь прислуживать нам, то получишь еду и одежду, разделишь нашу роскошь и деньги, и, быть может, через нас Всевышний вернет тебе твое богатство.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечал юноша.

– Но есть одно условие, – продолжал тот.

– Какое?

– Мой мальчик, что бы ты ни увидел, ты должен будешь держать все в тайне, если застанешь нас плачущими, не спрашивать, о чем мы плачем.

– Я согласен.

– Тогда, по благословению Всевышнего, пойдем со мной.

Сначала он повел юношу в общественную баню, где тот помылся, затем одел его в красивую одежду и привел в дом к своим товарищам. Это был богатый особняк, высокий и просторный, с арочными проемами во дворе и гостиными, в каждой из которых бил фонтан. Повсюду пели птицы, и юноша заметил окна во внутренний сад. Старик отвел его в комнату, отделанную мозаикой, с мерцающим золотом потолком и застеленным шелковыми коврами полом. В этой комнате причитали и плакали десять старцев в траурных одеждах.