Народная Русь
Шрифт:
С первым из названных слов в песнях и былинах, этих древнейших памятниках проявления духовной жизни народа, связан постоянный прислов «красно-солнышко». При этом все свойства прекраснейшего из светил переносятся и на князя, переливаясь на все лады воображения стихийного певца-сказателя. Всюду и всегда сопутствует слову «князь» слово «ласковый». Взять для примера хотя бы следующий отрывок, неоднократно повторяющийся в старинных русских былевых песнях:
«Во стольном было городе во Киеве, У ласкова осударь-князя Владимира. Было пирование, почестной пир, Было столование, почестной стол На многи гости, бояра И на русские могучие богатыри».Ласковый осударь-князь этого песенного сказания является олицетворением
Летописный рассказ, сохранивший княжескую Русь от забвения в потомстве, согласуясь с народом, напоминает нам о столь ласковых речах древнерусских князей к людям веча, как «Братия мои милые!»
— Ярослава Мудрого [27] , «Братья володимерцы!» — князя Юрия [28] , или «Братья, мужи псковичи! Кто стар — то отец, кто мал — то брат!» князя Довмонта [29] псковского.
27
Ярослав 1-й, Владимирович, сначала князь новгородский, а затем, с 1089 г., великий князь всея Руси. Он родился в 978 году, а умер в 1054 году. Княжение его ознаменовано целым рядом войн с непокорными князьями-родичами, но более того — мудрым управлением Русью. Он покровительствовал просвещению, созидал храмы (Софийские — в Новгороде и Киеве), строил новые города (Юрьев), составил первый сборник русских законов («Русская Правда») и, созвав собор русских епископов, учредил самостоятельную русскую митрополию (в 1051 г.). Он был женат на дочери шведского короля Эрика и прижил с нею восемь сыновей, которым и роздал перед смертью княжеские уделы
28
Юрий (Георгий) Всеволодович, князь владимирский и суздальский, сын князя Всеволода Большое Гнездо, родился в 1189 г., умер в 1225 году. На великокняжеский престол он вступил в 1219 году. Им основан Нижний Новгород. В его дни постигло Русь нашествие Батыя
29
Довмонт, в крещении Тимофей, — князь псковский (конца XIII века), родом из князей литовских. Он увековечил свое имя в русской истории защитою псковского княжества от внешних врагов (литовцев, ливонских рыцарей и друг.). В 1269 году была знаменитая осада Пскова магистром Ливонского Ордена, отбитая князем Довмонтом. В 1219 году этот подвиг его повторился; но вскоре любимый и справедливый из князей псковских умер. Церковь православная причла его к лику святых
Позднее — слово «князь» заменяется в народной речи, согласно с последовательным развитием жизни, словами «царь» и «государь», сопровождаемыми теми же самыми уподоблениями, что и прежде. «Государь-батюшка, надежа православный царь», «белый царь», «красно-солнышко», «царь-ласковый, славный, грозный, великий», — вот, что повторяет в продолжение многих веков русский народ о своем властителе. Слово «царь» является в его устах наиболее ярким воплощением необычной силы, необычайного ума, необыкновенной красоты — телесной и духовной.
Царь-государь, добрый-ласковый властитель народа-пахаря, рисуется в воображении последнего поставленным над всеми другими царями земными. «Ты еще скажи, сударь, поведай нам — который царь над царями царь?» На этот вопрос народной мудрости еще и теперь по светлорусскому простору неоглядному разносят народные певцы — калики-перехожие свой простодушный ответ, вложенный в вещие уста премудрого царя «Голубиной Книги»:
«У нас белый царь над царями царь, — Он и верует веру крещеную, Крещеную, богомольную, Он во Матерь Божью Богородицу И во Троицу нераздельную: Он стоит за дом Богородицы, Ему орды все преклонилися Все языцы ему покорилися…»Царь объединен с народом в памяти последнего, как Творец — с мирозданием. Это — одна неделимая стихия, самое существование которой неразрывно связано с обеими составными частями ее. Клич народа призвал князя-царя-государя на Святую Русь; слово народное возвеличило его на светлорусском просторе-приволье; это же самое слово говорит и об его самодержавии, никем и ничем — кроме Бога — не ограниченном. «Царь земной под Царем Небесным ходит!» — сказала народная Русь. «Никто против Бога, ничто против царя!», «Правда Божья, суд — царев!», «Одному Богу государь ответ держит!», «Царь — от бога пристав!»,
«Русской Земле нельзя без государя быта», — облетело всю Русь вещее слово истинно русских людей в смутную годину миновавших лихолетий и всегда находило живой отклик в народе, сказавшем про себя, что он — «душой Божий, а телом — осударев!». И всякий раз сердцем слышал самодержец, что отклик шел к нему из глубины стихийной души могучего богатыря-народа. «Без бога свет не стоит, без царя — страна не правится!», «Без царя народ сирота, земля — вдова!», «Светится солнышко на небе, а русский царь — на земле!» — яснее складывается мысль этого миллионоголосного отклика. «Народ — тело, царь — голова!» — мыслит русский человек и, видя в царе олицетворение высшей справедливости, заносит на скрижали своей вековой мудрости резкие слова: «Где царь — тут и правда!», «Где царь — там гроза!», «Близ царя — близ чести!», «Близ царя — близ смерти!».
Второе и четвертое изречения должно, несомненно, отнести к «ослушникам — волкам стада государева, царскому добру досадителям» — в одно и то же время являющимися, в представлении сказателя пословиц, ослушниками, волками и досадителями народа.
«Царь — не огонь, да ходя близ него, опалишься!» — иносказательно обрисовывает простодушный краснослов опалу. «Гнев царев — посол смерти!», «До царя дойти — голову нести (повинную)!», «Царское осуждение — бессудно!»; но — «Ни солнышку всех не угреть, ни царю на всех не угодить!» — смягчает народ свое понятие о грозном царе, представляющемся ему прежде и после всего царем ласковым, милостливым и великодушным — при всей своей нелицеприятной справедливости. «Нет больше милосердия, чем в сердце царевом!», «Кто Богу не грешен, царю не виноват?», «До милосердного царя и Бог милостлив!», «Бог милостлив, а царь жалостлив!», «Бог помилует, царь — пожалует!», «Виноватого Бог простит, правого царь пожалует!» — дополняется одно крылатое слово другим. Известнее всех среди них то и дело звучащее на Руси: «За Богом молитва, а за царем служба, не пропадает!» — выражение, вошедшее в плоть и кровь народа, с малых лет воспринимающего понятие о том, что «жить — царю служить».
Как же и чем служить этому прообразу всего справедливого, всего могущественного, всего милостливого? — невольно зародился вопрос в пытливой душе народа. «Царю правда — лучший слуга!» — ответил он сам себе и, в строго последовательной цепи своих определений, дает подробный перечень всех родов службы верою и правдою. «Царь без слуг — как без рук!» — говорит он и, умудренный многовековым опытом, заявляет: «Холоден, голоден — царю не слуга!». В этой последней поговорке благосостояние страны как бы связывается с лучшей службой государю, и таким образом в пяти словах разрешается наиважнейший вопрос внутреннего уклада государственой жизни.
Высоко, превыше всего и всех, как город на горе, ставя царя-венценосца, народное слово окружает его тыном приспешников — ближних людей, советчиков, ни на пядь не отступая в этом случае от жизненной правды. Добрых советчиков, доблестных слуг истины, какими всегда славилась Святая Русь — эта родина богатырей духа, — именует крылатое слово «очами» и «ушами» государевыми. Они, по представлению народа, как лучи — свет и тепло красного солнышка, несут милость царскую на благо родной земли. Но многовековой опыт государственной жизни подсказывает народной мудрости и другие взгляды на окруженный живым тыном «город на горе». «Царево око видит далеко!», но «Из-за тына и царю не видать!», «Царские милости в решето сеются!», «Жалует царь, да не жалует псарь!», «До Бога высоко, до царя далеко!». Русский народ, однако, сознает свою стихийную силу, и это сознание является ярким лучом света во мраке его угрюмых взглядов на таких приспешников, которые — «Царю застят, народу напастят». И вот — из уст его вырываются речения: «Народ думает — царь ведает!», «Как весь народ вздохнет, до царя дойдет!»…
Могучий вздох народа, заслоненного приспешниками, огородившими тыном красно-солнышко Земли Русской, вздох богатыря-великана, вылетающий из миллиона грудей, звучит отголоском во многих песнях, навеянных по словам баяна-песнотворца недавних дней, «с пожарищ дымом-копотью, с сырых могил мятелицей». И чуткое сердце русского «белаго царя» неизменно отзывается голосу народного горя. «Ясныя очи государевы», те — по именованию народа — «очи соколиныя», увидеть которые всегда слыло счастьем для каждого русского человека, — видят силою проникновения: кто народу и государю друг, кто — враг. Они, эти зоркие очи, снимают тяготы непосильные, отводят от народа беду наносную. Наделяя царя всем, в чем видит силу и обаяние, народ налагает на него великую ответственность перед Богом. «Народ согрешит — царь умолит, а царь согрешит — народ не умолит!», «За царское согрешение Бог всю землю казнит!», — изрекает он со всею своей прямотою и резкостью, не щадя даже того, в ком видит олицетворение высшего начала на земле.