Народный праздник
Шрифт:
Кошельку господина Туссо приходилось нелегко, но супруги не досадовали на непрерывные расходы и даже вымогательства. Напротив, они смеялись над теми ухищрениями, которые делали люди для того, чтобы заработать полфранка или даже несколько сантимов.
Но вот неожиданно супруги Туссо встретили знакомого господина. Это был молодой американец, с которым они познакомились еще в Париже, в гостинице.
Мадам Туссо весело воскликнула, увидев его:
— А, вот вы где, господин Уитмор! Все-таки нашли себе местечко, где даже вы не можете не повеселиться?
На это американец медленно ответил:
— Нет, лично я не нахожу удовольствия в том, чтобы видеть, как люди, у которых нет денег, валяют дурака перед теми, у которых есть деньги!
— О, вы неисправимы, господин Уитмор! — засмеялась молодая женщина. — Но все же я сделаю вам комплимент за отличный французский язык, на котором вы сегодня изъясняетесь.
Они обменялись еще несколькими словами и расстались, так как господин Уитмор собирался тотчас уехать в Париж. Толпа сразу же разъединила их.
Однако то, что сказала мадам Туссо американцу, было больше, чем комплимент. Этот деловой американец изъяснялся по-французски так, что даже слезы могли выступить у слушателей. Но та первая фраза, которую он сказал мадам, была построена грамматически совершенно правильно. И уже это одно наводило на мысль, что ответ господина Уитмора был заранее им продуман, что в нем он выразил целый ряд своих впечатлений.
Может быть, именно поэтому его грамматически правильный ответ крепко врезался в память супругов Туссо.
Нет, супругам Туссо вовсе не показалось, что слова американца были остроумны или удачны; напротив, они оба нашли, что, вероятно, очень нелегко жить человеку, у которого такой тяжелый характер, как у этого их знакомого. Тем не менее его слова запали им в душу. Они уже больше не могли по-прежнему беззаботно смеяться. К тому же мадам Туссо устала, и надо было думать о возвращении домой.
Супруги направились по дороге между лавками вниз, чтобы там разыскать свою коляску. Однако навстречу им двигалась шумная толпа. И тогда господин Туссо сказал своей супруге:
— Давай пойдем по другой дороге.
Супруги Туссо пробрались между двух лавок и вышли на заднюю сторону торгового ряда. Здесь они то и дело спотыкались о какие-то корни деревьев, но потом их глаза все же привыкли к слабому свету, который полосами падал между палатками. Здесь они натолкнулись на собаку, которая что-то грызла. Эта собака с рычаньем поднялась и утащила свою добычу в темноту леса.
Здесь, с этой стороны, торговые лавчонки были прикрыты каким-то тряпьем и полотнищами старых парусов. Повсюду в щелях виднелся свет.
Возле одной торговой палатки мадам Туссо увидела человека, лицо которого ей показалось знакомым. В самом деле, это был тот самый продавец, у которого они купили бесподобный медовый пряник. Половина этого пряника и сейчас еще лежала в боковом кармане господина Туссо.
Но лицо этого продавца было тогда совсем иным. Продавая свои медовые пряники, он любезно улыбался и, восхваляя свой товар, расточал комплименты собравшимся покупателям. И, в частности, он что-то приятное сказал красивой мадам Туссо. Однако сейчас нельзя было без удивления смотреть на этого человека. Он сидел на земле, съежившись, и жадно пожирал какую-то непривлекательную еду, которая лежала на его клетчатом носовом платке. Он ел торопливо и даже не поднял глаз на людей, прошедших мимо.
Пройдя несколько шагов дальше, супруги Туссо услышали приглушенную брань. Мадам Туссо, несмотря на протесты мужа, заглянула в щель балагана. Впрочем, и господин Туссо вскоре последовал ее примеру. Перед ними сидел старый клоун и скрюченными пальцами пересчитывал медяки. При этом он грубо бранил молодую девушку, которая стояла перед ним в умоляющей позе. Было видно, что она мерзнет.
Старый клоун изрыгал проклятия и даже топал ногами, а девушка, завернутая в длинный дождевой плащ, что-то лепетала, видимо упрашивая старика дать ей несколько монет.
В этот миг за маленькой дверью, которая вела на сцену, раздались нетерпеливые выкрики и хлопки. Девушка сбросила с себя плащ и стояла теперь полунагая, в костюме, напоминающем костюм балерины. Не говоря ни слова, не поправив ни волос, ни своего наряда, она поднялась по ступенькам, которые вели на «сцену». На секунду лицо ее приняло очаровательное балетное выражение. Но тут она снова обернулась к старому клоуну, и теперь ее лицо стало совсем иным. Рот ее лишился всякого выражения, а глаза устремились к старику с жалкой, молящей улыбкой; так пролетело одно мгновение. Старик пожал плечами и протянул ей медяки. И девушка снова обернулась, нырнула под занавес и оказалась на сцене, где была встречена радостными возгласами и аплодисментами.
У большого дуба по-прежнему стоял человек, который продавал билеты своей замечательной лотереи. Но теперь, когда стемнело, остроты этого дельца стали совсем двусмысленны и неприятны.
Да и вся публика вокруг как-то резко изменилась. Мужчины смеялись развязно, а дамы вели себя нагло. Глашатаи-паяцы стали еще более тощими. Впрочем, может быть, супругам Туссо все это теперь так казалось.
Во всяком случае, когда они проходили мимо шатра для танцев и услышали фальшивые звуки кадрили, мадам Туссо воскликнула, прижавшись к мужу:
— Боже мой! Только подумать, что мы там танцевали!
Они торопливо пошли вперед, пробираясь в толпе, с тем чтобы разыскать свою коляску. Как приятно будет забраться в нее и уехать прочь от всего этого гама!
Теперь уже недолго идти. Нужно только миновать эту огромную палатку, где разместился цирк.
В цирке шло представление, и у входа было сейчас пустынно. Старуха кассирша дремала в своей будке. А несколько поодаль стоял какой-то крошечный мальчонка. Он был одет в трико, одна сторона которого была красная, а другая зеленая. На голове парнишки красовался шутовской колпак с рогом.