Нарты. Эпос осетинского народа, Автор неизвестен

Нарты. Эпос осетинского народа

1957 г.

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

ИЗДАНИЕ ПОДГОТОВИЛИ:

В.И. АБАЕВ, Н.Г. ДЖУСОЕВ, Р.А. ИВНЕВ И Б.А. КАЛОЕВ

ОТ РЕДАКЦИИ

Осетинский эпос о героях нартах — один из древнейших в мировой эпической литературе — пользуется широкой известностью.

В основу настоящего издания положено собрание сказаний о нартах, подготовленное и изданное Юго-Осетинским научно- исследовательским институтом на осетинском языке в 1942 г. в гор. Сталинир [1] . Опубликование в серии «Литературные памятники» русского перевода указанного юго-осетинского собрания без привлечения северо-осетинских вариантов оправдано тем, что северо-осетинские собрания уже неоднократно переводились (В. А. Дынник, Ю. Н. Либединским).

«Нарты. Осетинский народный эпос». Материал собрали и обработали: Андиев Б., Багаев Э., Ванеев З., Качмазов И., Плиев X., Санакоев П., Туганов М., Чочиев Р., Шавлохов М. Под редакцией Качмазова И., Санакоева П., Шавлохова М. Сталинир, 1942.

Русские подстрочники, которыми пользовался автор русского поэтического изложения Р. А. Ивнев, составлены Юго-Осетинским научно-исследовательским институтом, принявшим также активное участие в редактировании поэтического перевода.

Переводчик не ставил целью филологическую буквальность, а стремился дать свободный литературный перевод, который, не изменяя духу оригинала, был бы доступен широкому кругу читателей. Легкости восприятия должна способствовать и рифма, которая для осетинского оригинала не характерна.

Филологическая редакция перевода — старшего научного сотрудника Юго-Осетинского научно-исследовательского института Академии наук Грузинской ССР Н. Г. Джусоева, послесловие написано старшим научным сотрудником Института языкознания Академии наук СССР В. И. Абаевым и кандидатом исторических наук Б. А. Калоевым, комментарии составлены Б. А. Калоевым, общая редакция — В. И. Абаева.

СЛОВО О НАРТАХ

Здесь собраны древнейшие сказанья О нартских героических деяньях. Сказители их завещали миру, Отдав всю душу звучному фандыру. Во времена далекие, седые, Проникли нарты в небеса впервые. Они не раз пересекали страны, Где жили уаиги-великаны. В скитаниях не находя покоя, Они спускались и на дно морское. К донбетрам шли, терк-туркам и гумирам: Они всегда кончали битвы пиром. В подземном царстве жили далимоны. У всех — свой нрав, у всех — свои законы. Но вот огонь сверкнул во мгле зарницей, Чтоб до конца земли распространиться. И люди, озаренные огнем, Не в силах были позабыть о нем. Герои-нарты, мощь огня изведав, Считать устали славные победы. Так утверждались нарты на земле, С огнем в глазах, со славой на челе. На пиршествах, в сраженьях, на охоте Вела их смелость, честь была в почете. Отвергнув зло, насилие и гнет, Искал свободы нартовский народ, Он даже небу бросил смелый вызов — И ринулся к воздушным далям снизу. Но в этих битвах, страшных и неравных, Погибло много нартов достославных. Как воск на солнце, таяли полки, Под женский стон, у вспененной реки. А те, которые в живых остались, Опять, как прежде, с силами собрались. Народный дух рождал живое слово, И крепло мужество в борьбе суровой: В полях, в ущельях, на вершинах горных Сражались нарты долго и упорно.

БОРА У ДОНБЕТРОВ

Суасса был великим предком нартов, Прославленным героем в деле ратном. Имел он трех отважных сыновей, Один другого в подвигах смелей, — Бора

Стальнорожденного, Дзылау, Болатбарзая, — вышли все на славу. Не в первый раз Бора под гомон птичий Помчался в лес охотиться за дичью. Он одолел крутой подъем легко И оказался выше облаков. Лишь первый луч блеснул ему с востока, Спустился он к шумящему потоку. Косой песчаной выгибался берег, Там, на песке, следы остались зверя. Звериный след вел к бездне первобытной, Пошел туда охотник любопытный. Он миновал обочины, овраги, Шел по земле сухой, лишенной влаги, Шел по холмам и по засохшим руслам, Шел по траве, при свете солнца тусклом. Звериный след манил в глухие дебри, Охотник шел и проклинал свой жребий. Исчезло солнце, стал прохладен воздух, Зажглись на небе золотые звезды. Бора мечтал об отдыхе в пещере, Чтоб ранним утром обнаружить зверя. И в темноте он наугад шагал, С пути сбиваясь, средь отвесных скал. Он спотыкался и на камни падал. Вот на него повеяло прохладой, И ручейка послышалось журчанье. Подумал он: «Вот и конец скитанью». А тьма ночная становилась гуще, Шумел в горах поток воды бегущей. Он к озеру внезапно подошел, Кипевшему, как огненный котел. И ветер буйный с каждою волной Вступал в свирепый рукопашный бой. Бора снял бурку, черную, как ночь, На землю лег, сон отгоняя прочь. Забыв про все, он слушал с удивленьем Огромных волн воинственное пенье. Когда взобрался на крутую гору, Окинул даль он удивленным взором: Вертящийся хрусталь на самом дне Кремень огромный точит в глубине И высекает пламенные искры Движением молниеносно-быстрым. А озера бушующего дно Как будто светом дня озарено. На черный остров, светом озаренный, Смотрел он долго, как завороженный. Пытливый взор охотника влекла Пещера та, что больше всех была. Дверь золотая вдруг Открылась справа. Семижды семь донбетров величаво Проследовали из своих покоев. Шел во главе их старший из героев, Земли касаясь белой бородой, Сверкающей жемчужною водой. Степенно занял он почетный угол. А остальные молча, друг за другом, Как подобало, ниже разместились, И взоры их на старца устремились. А юноши — их очень много было, Они блистали красотой и силой, — Став у столов, заботились о том, Чтоб угостить всех вкусным шашлыком. Они не знали на пиру покоя, Не успевали разносить жаркое, Густое пиво черное из бочек (Был цвет его чернее темной ночи). Поочередно подносили всем В семи котлах напитков крепких семь. И пивочерпий первым подал чашу Тому, кто был из старцев самым старшим. Месили тесто семь хозяек быстро В семи арынгах, словно звезды, чистых. Из сладких гор поднявшегося теста Семь пирогов пекли им семь невесток. И на семи кострах при свете красном Семь отроков поджаривали мясо. С горячих шашлыков оленье сало На угли раскаленные стекало. То угощенье для гостей желанных Семь юношей разносят неустанно. А старики медлительно и чинно Рукою сальной крутят ус свой длинный. Но вот в пещере появился вестник, Остановился и застыл на месте: «О старшие, да будет с вами мир! О младшие, пусть длится вечно пир! Надземный гость случайно к нам попал, Он голоден и, видимо, устал. На берегу сидит он одиноко Над озером, в молчании глубоком». Тот, кто здесь был из старцев самым старшим, Поставил вдруг на стол пивную чашу И так промолвил, озаренный светом, Почтительно поднявшимся донбетрам: «Я думаю, что гость наш не простой, В опасный путь выходит лишь герой. Скорей пошлите лодку золотую, Чтоб гость у нас нашел семью родную. Мы для него откроем наши двери. Но помните, что, выходя на берег, Не надо брать оружья никакого, Коль не таите умысла дурного». И семеро отправились тогда Из тех, кто был моложе по годам. На дно они мгновенно опустились, Все двери перед ними растворились, И лодка выйти на простор смогла, И к берегу спокойно подплыла. Собрались с духом юные донбетры И к незнакомцу подошли с приветом. Но голос нарта громом прогремел: «Кто дерзкий вызов бросить мне посмел? Кто хочет первым в бой вступить со мною, Пусть подойдет с отточенной стрелою». И встречею нежданною встревожен, Бора мгновенно вынул меч из ножен. Донбетры слова вымолвить не могут, Стоят безмолвно, затаив тревогу. Тогда Бора, молчаньем их смущенный, От них отводит меч свой обнаженный: «Коль не таите умысла дурного, Что ж вы боитесь вымолвить и слово?» Тут вышел тот, кто был других постарше, Сказал пришельцу: «Будь же гостем нашим~ Не жди от нас ни горя, ни обид», И продолжал, всадивши в землю щит: «Не силой мы помериться пришли, Великий сын неведомой земли. Тот, кто у нас из старцев самый старший, С тобой охотно осушил бы чашу, Гостеприимства показав пример. Под сводами родных для нас пещер Он ждет тебя, и вся его забота В том, чтобы встретить путника с почетом. И по его приказу за тобой Приехали мы в лодке золотой». Растроганный сердечными словами, Бора сказал: «Готов идти я с вами На край земли, доверьем к вам влекомый, Но должен быть я до рассвета дома. Ведь на охоте проведя шесть дней, Ни птиц не встретил, ни лесных зверей. Я в дом родной, как близкие хотели, Вернуться обещал через неделю. За день единый, юные друзья, Путь шестидневный должен сделать я И дичи настрелять в короткий срок, Что за неделю я собрать не мог. Благодарю за приглашенье ваше, Поклон мой низкий передайте старшим. А я смогу и здесь передохнуть И, выспавшись, в обратный двинусь путь». Тогда донбетр, других донбетров старше, Сказал ему: «О путник, солнца краше, Коль так, прости, но не спеши в дорогу, На этом месте подожди немного». И, огорченные отказом нарта, Донбетры в путь отправились обратный. Домой приехав, так сказали старшим: «Напрасны были все усилья наши. Смягчив отказ любезными словами, Гость добродушный не спустился с нами». В ответ на это старшие донбетры Послали вновь ладью с попутным ветром, С хозяйкою мудрейшей во главе, Как то велел старинный их завет. Вот к берегу хозяйка подплывает, Ковер узорный плавно расстилает. Застежки золотые, словно звезды, Огнем лучей пронизывают воздух; Стан поясом затянут был на диво. За ней ряд юношей стоял учтиво. Она смущенно к гостю подошла, — В движеньях сдержанна, лицом светла. Один из юношей промолвил нарту: «Мы за тобой приехали обратно. Мужское не уважив пожеланье, Хоть женщине ты окажи вниманье. Обычай наш тебе открою я, Что женщинам отказывать нельзя». И пред хозяйкой, светом озаренной, Склонил свой стан Бора Стальнорожденный: «О свет очей, вовеки не мечтал я, Чтоб предо мною с чашей ты стояла. Кто из людей откажется от дружбы, Предложенной с улыбкой добродушной? Я принимаю золотую чашу Из рук, которых нет на свете краше. Да славится неведомое имя С донбетрами почтенными твоими! Пусть изобилье снизойдет навеки На озеро чудесное и реки! Теперь до дна я чашу осушаю И долгих лет вам от души желаю. Уастырджи, свет путников и слава, В пути всегда будь от меня ты справа». Окончив речь, он чашу осушил. А про себя Бора проговорил: «Случаются же чудеса такие: Пьют дивный ронг донбетры водяные». И вынув из-за пазухи рожок, Он затрубил, вспугнувши ветерок. На зов его покорно и неслышно Из мглы лесов оленья самка вышла. И молоко, что надоил он в чашу, Той протянул, кто всех хозяек краше. А после в землю, рядом со щитом, Копье свое всадил тупым концом. Тогда донбетр, что старшим был, не медля„ Узорный щит всадил в сырую землю. Его примеру все, кто были в сборе, Последовали по адату вскоре. И, обложив щиты кусками кварца, Все начали в дорогу собираться. Лишь разместились в лодке золотой, Взялись за ронг чудесный и хмельной. Для них часы летели, как минуты, И ветерок казался им попутным. Внимательны донбетры к гостю были И в свой дворец радушно пригласили. С любовью гостя проводили к старшим, И снова ронга засверкали чаши. Устроили донбетры праздник славный, Чтя, как всегда, обычай стародавний. Напитков — море, кушаний — гора. Веселый пир тянулся до утра. Но лишь забрезжил первый луч зари, Взволнованно Бора проговорил: «Мне не забыть сердечного приема, Но до рассвета должен быть я дома». Хозяева сказали гостю дружно: «Коль должен ты прервать веселый ужин, Да будет все, что съедено тобой, Тебе на пользу, путник дорогой. А все, что выпил с честью за столом, Да будет материнским молоком. И чтоб в горах ты не бродил один. Тебе юнца в попутчики дадим. Путь пробивая через бездорожье, Он, как родной, во всем тебе поможет. Эй, молодежь! Готовьтесь с гостем в путь, Чтоб он ни в чем не мог нас упрекнуть». И молодежь пустилась в путь обратный, До берега сопровождая нарта. Бора простился с ними дружелюбно И вышел в путь томительный и трудный. А одного из самых молодых С Бора послали вглубь дубрав глухих. Так шли они горами и лесами, Бег времени не замечая сами. В лесу под дубом нарт копье вонзил, Стрелу на камень знаков положил, На ветку дуба щит повесил свой И дальше в путь отправился, домой. Бора в лесу оленей убивал, Юнец-донбетр их ловко подбирал И сбрасывал, не говоря причины, В крутые волны мчащейся пучины. Но в полдень нарт промолвил с удивленьем: «А где же мной убитые олени?» Юнец ответил: «В речке по теченью Уже давно плывут твои олени». Вот подошли они к реке большой. Донбетр достал рожок любимый свой И затрубил в него, что было силы. Вскипели волны, речка забурлила, И из воды, под свист протяжный ветра, Вдруг показалась голова донбетра. «Пойдем-ка, нарт. Отсюда дом видней». Волненье стало во сто крат сильней. И, отгоняя горы волн на берег, Железные раскрылись настежь двери. Тогда донбетры ринулись в провал, Бора за ними еле успевал. Лишь только двери наглухо закрылись, Они на дне пучины очутились. Донбетр промолвил: «Вот мы и пришли. Открой глаза, сын нартовской земли». Земля как будто треснула внезапно, На берег черный выбросило нарта. Родную землю он окинул взором, Увидел скоро и оленей гору. Свою добычу измеряя взглядом, Донбетры юные стояли рядом. Оленя в дом они внесли легко И подкрепились сочным шашлыком.

БОРА В ЗАПОВЕДНОМ ЛЕСУ

Бора с утра помчался на охоту. По склонам гор, по кочкам и болотам, В глухом лесу бродил он много дней. Дивился нарт, не находя зверей. Дивился он, что в чаще опустелой Пред ним ни разу птица не взлетела. Но вот однажды в роще голубь белый Вблизи от нарта опустился смело. Охотник лук поднять успел едва, Как лопнула внезапно тетива. За камень острый он с досады взялся, Но камень от земли не отрывался. Он поднял палку, чтобы кинуть в птицу, Но вдруг повисла, словно плеть, десница. И перед птицею завороженный Стоял Бора, как громом пораженный. Подумал он: «Каким же стал я жалким, Коль приподнять не в силах даже палки». А голубь в белоснежном оперенье Следя за нартом, в это же мгновенье Над пологом ветвей зеленых взвился И на поляне дальней опустился. И там, воркуя, сел на белый камень, Сверкая белоснежными крылами. За голубем следя горящим взором, Охотник тихо полз по косогорам, И думал он: «Каким я буду нартом, Коль без добычи поверну обратно. Ведь если птица поймана не будет, То в дом родной меня не впустят люди. Куда б ни полетела эта птица, За нею всюду буду я стремиться. Там, где она захочет отдохнуть, И я прерву мой долгодневный путь. С ней и на нивах, и на пепелищах Питаться буду я одною пищей. А той водой, что голубь будет пить, И я сумею жажду утолить». Вдруг голубь скрылся в чаще вековой. Бора за ним шел в тишине немой. Глухая ночь в лесу его застала, Тогда он выбрал место для привала. Под соснами он лег у водопада, Где веяла целебная прохлада. Заснул Бора, едва земли коснулся. Но вот над ним свод неба распахнулся, На вековых дубах и стройных соснах Сверкает ярко солнечная россыпь. Журчат ручьи, сверкая серебром, И так светло и радостно кругом. Бора проснулся бодрый и веселый, Взглянул любовно на леса и долы. И водопад биенью сердца вторил, И ветер пел, волнуясь на просторе. Но в ту минуту, к удивленью нарта, По волшебству застыло все внезапно. И водопад жемчужный не шумел, И звонких песен ветерок не пел, Деревья тихо ветви опустили И неподвижно в воздухе застыли. Тогда слетел с высот небесных голубь, Взглянул на лес затихший и на долы, На ветку опустился, под которой Сидел охотник с изумленным взором. Блестели крылья белые, как снег, Которых смертным не видать вовек. И снова он на небо плавно взвился, И в облако внезапно обратился. Из облака же вскоре показалась Красавица, что краше не рождалось! Бора взглянул и так промолвил ей: «Всех солнечных ты лучше дочерей! Красу твою могли б воспеть и в песнях. Ты — украшенье и для звезд небесных. О, кто намечен доброю судьбой Быть избранным на долгий век тобой? Пред кем стоять ты будешь, напевая, Домашний стол любовно накрывая? Кто будет слушать голос твой напевный? Кому отрадой станешь ты душевной?» Она ему с улыбкою внимала, За облачным скрываясь покрывалом. И вот опять в голубку обратилась, И в небеса, взмахнув крылами, взвилась. Бора с тоской глядел ей долго вслед, — Но от нее остался только свет. Вновь зашумел жемчужный водопад, Запел и ветер водопаду в лад. Защебетали звонко птичьи стаи, Судьбу Бора счастливой почитая: «Охотник славный, если б всю неделю Ты приходил бы к этим стройным елям, Чтоб отдохнуть в прохладный час ночной, Доволен стал бы ты своей судьбой?» Взволнованный Бора прилег на землю, Предчувствию сердечной тайны внемля, Глаза сомкнув. И не заметил он, Как был лучом рассветным озарен. Услышал вновь стук дятла, птичье пенье И ветерка лесного дуновенье. С тех пор ночами стал Стальнорожденный В лес приходить, надеждой окрыленный.

СВАДЬБА БОРА

Но вот настал недели день седьмой, Раздвинулся свод неба голубой, И ласточка, посланница небес, Слетела плавно в заповедный лес, У водопада сев на белый камень, Воды коснулась легкими крылами, Запела песню радостную в лад Тому, что пел звенящий водопад. Поляны, реки и лесные склоны Внимали долго песне окрыленной. И всей природе сделалось понятно, Что эта песня сложена для нарта. «Не ожидай вечернего заката, Направь скорей к жемчужным водам сватов. Придя туда в предутреннем тумане, Пусть сбросят все одежды грубой ткани, Пусть освежатся влагой родника, И облачатся в легкие шелка, И, к жертвеннику подойдя святому, Произнесут молитвенное слово. И небеса в знак милости своей Раскроют настежь двери для гостей И лестницу им спустят золотую, Чтоб в даль они поднялись голубую». Как музыка звучала эта песня, Она пришла, как светлой жизни вестник. Среди тенистых и густых дубрав Не слышно было шелестящих трав. Не потому ль, что ласточка молчала И тонким клювом крылья расправляла? Но вот она, взмахнув опять крылами, За голубыми скрылась облаками. Когда багрянец алого заката Слегка коснулся облаков крылатых, Пришел домой Бора Стальнорожденный, Устроил пир, заветом освященный, И, жертвенного заколов барана, Он приготовил шашлыки для званых, И чашей с ронгом обносил гостей, И каждому он говорил: «Испей!» Мудрейший нарт, состарившийся в битвах, Пир освятил торжественной молитвой: «Уастырджи, стань с правой стороны! К тебе взывают нартские сыны. Прими от нарта жертву благосклонно И донеси ее до небосклона». Потом спросил он жениха: «Скажи, Где наших дальних странствий рубежи? В каком должны идти мы направленье? Какой семьи искать расположенье?» «Коль пятеро из вас решат пойти, Лес заповедный встретят на пути. Там льется родниковая вода, И вы должны отправиться туда. Закончив путь в предутреннем тумане, Вы сбросите одежды грубой ткани, И, освежившись влагой родника, Вы облачитесь в легкие шелка, И, к жертвеннику подойдя святому, Вы скажете молитвенное слово. Когда ж заря сверкнет под небесами, Узнаете все остальное сами». Старейший нарт сказал ему в ответ: «Всего дороже — дедовский завет. Нам не нужны ни золото, ни шелк, Мы все исполним свой священный долг». Поднялись нарты раннею зарей, В пути вели беседу меж собой. Шли до границы нартовской земли, К жемчужным водам вскоре подошли И, освежившись влагой родника, Все облачились в легкие шелка, И, к жертвеннику подойдя святому, Произнесли молитвенное слово. Вдруг небо перед сватами раскрылось, И лестница оттуда появилась. Пять пар блестящих золотых сапог Для славных нартов подоспели в срок. Обулись очарованные сваты И в небе оказались до заката. Их усадили за столы большие, А на столах — все яства дорогие. Тут сваты повели себя умело, За пиршеством и обсудили дело. Миролюбиво и без замедленья В село к Бора послали приглашенье. Бора примчался тою же дорогой, Остановился во дворе у бога. И зэда бог направил к славным нартам, Чтоб, взяв гостей, он прилетел обратно. Собрались нарты в дальнюю дорогу, Отправились по приглашенью к богу. Пропировав на свадьбе всю неделю, От радости не чувствовали хмеля. С невестою — племянницею бога — В конце недели двинулись в дорогу. Домой вернувшись, в нартское селенье, Всем разослали сразу приглашенья. И, просьбам нартов благосклонно внемля, Дуаги с зэдами сошли на землю. Они, пируя, пищи не касались, И ароматом только наслаждались, А чаши с ронгом отклоняли скромно, Не пробовали влаги животворной. Смотрели все, храня степенный вид, Как молодежь плясала плавный симд.

ДЗЫЛАУ НА ОХОТЕ

Любили нарты дальние походы И после битв — немногодневный отдых, А на охоте, в зоркий глаз свой веря, Без промаха подстреливали зверя. Отправился Дзылау раз в поход, Забрался он под самый небосвод. Взглянул оттуда на крутые склоны, На лес дремучий и на луг зеленый, И разглядел в сгущавшемся тумане Дерущихся оленей на поляне. Бодаясь и борясь в ожесточенье, То вздыбившись, то павши на колени, Олени, увлеченные борьбой, Вдруг очутились в заросли густой. В развилке веток их рога застряли, И вот олени пленниками стали. Дзылау быстро оседлал их спины И ветками связал их воедино. Олени нарта вглубь лесов помчали, Они летели днями и ночами. Неслись вперед, как вспуганные птицы, И не могли никак остановиться. Вот нартовской земли уже не стало. Мелькали пашни, берега и скалы. Летя вперед, перескочив нежданно За первую ограду великанов, В их крепость грозную они попали И, обессилев, на колени пали. И смелый нарт от резкого движенья Упал на землю, словно пал в сраженье. В глазах его внезапно потемнело И завертелись и земля и небо. Не мог он видеть, как с высокой башни, Взметнувшейся вблизи соседней пашни, Сестра семиголовых великанов Смотрела с любопытством на поляну. Заметив задыхавшихся оленей И всадника несчастного паденье, Красавица, не ведавшая зла, Спустилась вниз и к нарту подошла, И нарту рану, улыбаясь нежно, Омыла влагой, чистой, как подснежник. Но лишь хотел заговорить он с ней, Она метнулась, горных серн быстрей, На башню поднялась и из светлицы Ему сказала: «Путник светлолицый, Высокой башни не достать рукой, — Семь братьев охраняют мой покой. Пусть перед ними буду я в ответе, Тебе веревку сброшу я и сети. Поймав оленей, через стену ловко Их перекинь и сохрани веревку». Нарт выслушал совет ее и вскоре Поймал оленей на лесистом взгорье, Накинув налыгач на их рога, Домой помчался резво по лугам. А в это время у дороги дальней Резвился мальчик на огромном камне. Он молвил: «Если б ты меня уважил, И смастерил бы борону из кряжа, И пашню эту за меня вспахал, Тебя бы я всю жизнь благословлял». Своих оленей нарт остановил И борону из дуба смастерил. Он сделал это быстро и умело, Потом сказал: «Теперь пора за дело. Где поле? Укажи его границы, И я над пашней пролечу, как птица». Ответил тот: «Будь милостив ко мне, Проехаться позволь на бороне». Герой исполнил просьбу без заминки И протянул ребенку хворостинку. Промолвил мальчик: «Счастлив будь всегда! Живи на свете долгие года! Понадоблюсь, ты позови меня, И пред тобой предстану тотчас я. Теперь же с богом продолжай свой путь, Но нашу встречу ты не позабудь». И хворостинкой подстегнув оленей, Он с ними скрылся в это же мгновенье. А славный путник, чудом изумленный, Домой вернулся, в думы погруженный.

ДЗЫЛАУ У АВСАРОНОВ

Сестрою великанов восхищенный, Влюбленный нарт решил ее взять в жены, И думал он об этом неотступно, Но крепость великанов неприступна. И у ворот дубовых не напрасно Лай раздавался псов железнопастных. Поблизости не пролетали птицы, И зверь лесной не смел остановиться. Забыв охоту, игры и забавы, Открылся брату доблестный Дзылау, Болатбарзаю, кто в кругу семейном По имени был назван Стальношейным: «Ты видел крепость на вершине горной? О ней давно я думаю упорно. И мы с тобою, рано или поздно, Проникнем в крепость великанов грозных. Раз силою их одолеть нельзя, Мы в гости к ним приедем как друзья. Я буду с ними ласков и приветлив, Но смажу салом все дверные петли, Чтоб не скрипели двери той светлицы, Которую покинет их сестрица. И бычью тушу мы возьмем с собой, Чтоб жадных псов утихомирить вой. Красавицу, похитив, переброшу Через ограду. Ты ж умчишься с ношей. Теперь сытнее накорми коней И в путь-дорогу двинемся скорей». С собою взяли лучшие доспехи И на коней вскочили без помехи. Вот, наконец, настал и час желанный, Дзылау кличет сонных великанов: «Эй, домоседы, глупый страх отбросьте, Примите в дом приехавшего гостя. Тот, кто гостеприимству не изменит, Велит открыть и поздней ночью двери! Когда ж, уняв неугомонных псов, С ворот дубовых сбросите засов?» Сестра же уаигов-великанов Решила тоже действовать обманом. Сказала братьям с горестным упреком: «Что ж вы молчите? Или невдомек вам, Что добрый гость стучится в ваши двери? Вы одичали, как лесные звери, Не ищете себе друзей любезных, Как будто жизнь — в одних дверях железных, А не в пирах веселых и хмельных, В беседах сладких, сердцу дорогих». Мужчин смутили женские упреки, Проснулась гордость предков их далеких. Они вскочили, сотрясая стены, Навстречу к нартам кинулись мгновенно И, отогнавши псов своих железных, Дзылау в доме приняли любезно, И с редкою для уаигов честью Гость был посажен на почетном месте. От радости притворной иль во гневе В огонь бросали целые деревья. Поджарив до красна оленьи туши, Просили гостя, не стесняясь, кушать. Обычай великанов знал Дзылау И подражал находчиво их нраву. К себе подвинул он мясную тушу, Ел за троих и говоривших слушал. И великаны восхищались гостем, Когда зубами разгрызал он кости, И сами от него не отставали, В еде обильной устали не знали. Вдруг великан, один из самых крупных, Герою предложил отведать супу. Хитер был нарт и молвил без стесненья: «Коль моего хотите насыщенья, Уж лучше предложите весь котел». Ему котел поставили на стол. Покончил разом он с котлом огромным И посмотрел на великанов скромно. А их сестра глазами поощряла Сметливого и смелого Дзылау. А ночью гостю постелили сено Для отдыха в гостеприимных стенах. Отяжелев, заснули великаны, И для влюбленных миг настал желанный.

ПОХИЩЕНИЕ СЕСТРЫ АВСАРОНОВ

Лишь только небо стало полуночным, Как для Дзылау пробил час урочный. Всю эту ночь он не смыкал очей, Чтоб смазать салом петли всех дверей. В груди удары сердца раздавались, От них, казалось, двери сотрясались. И нарт, надеждой тайной окрыленный, Проник к сестре заснувших авсаронов. И, завернув любимую в цыновку, Вмиг Стальношейному подкинул ловко. Но осторожно выйти не сумел, Тяжелый ставень он плечом задел. И рухнул ставень, слабо закрепленный, На уаигов, болью пробужденных. Проснувшись, братья подняли тревогу, Стеной железной стали у порога. «Не кровник ли, — кричали исполины, — Явился к нам под дружеской личиной?» Нахмурившись, как грозовые тучи, Трут запалили, чтобы видеть лучше. Но оказалось, что пуста светлица, И исказились злобою их лица. Тут поняли семь братьев-великанов, Что стали жертвой хитрого обмана. За беглецами ринулись в погоню. Хрипели, ржали беспокойно кони, Свет факелов, кровавый и зловещий, Им освещал провалы горных трещин. Но не был счастлив и беглец Дзылау, И он хлебнул из чаши бед немало. Едва уйдя от псов неугомонных, Искусанный, борьбою утомленный, Он через речку переплыл с трудом И еле-еле одолел подъем. Уже погоню чуя за собою, Сел на скалу он, в ожиданье боя. Вот, наконец, в погоне великаны Врага настигли за седьмой поляной. Настал черед последнему сраженью, И глыбы скал летели, как каменья. Когда сгустилась пелена туманов, Речную тишь спугнули великаны. Один из них схватил огромный камень И отомстил обманщику за ставень. Дзылау с переломленной ключицей, Как ветер, начал по полю носиться. Скрипя зубами, вырывал деревья И на врагов кидал легко, как перья. И трупы великанов молчаливо Он сбрасывал, как камешки с обрыва. Жестокою борьбою увлеченный, Упал Дзылау, словно тур сраженный. Очнулся он на травяной постели С щемящей болью в изнуренном теле. А в это время славный Стальношейный, Храня обет, что древностью овеян, Сестру родную грозных великанов Донес сквозь чащу до лесной поляны, Чтоб опустить там с братскою любовью Перед Дзылау, истекавшим кровью. Обнявши нарта, девушка сказала: «Пора разлуки неужель настала?» А Стальношейный им травы нарвал И караулить бережно их стал. На миг один Дзылау мир забыл, На мягких травах страсть он утолил. А в полдень жизнь, овеянная славой, Покинула несчастного Дзылау. Для овдовевшей утешенья нет, День ночью стал, померк навеки свет. И прядь своих волос в последний путь Она кладет усопшему на грудь. А Стальношейный подошел проворно И труп покрыл своею буркой черной: «Смерть для героя — подвиг неизбежный. Да будет мир душе его мятежной!» Вдова сказала, горя не тая: «Куда пойдешь, туда пойду и я. Уж лучше смерти броситься в объятья, Чем возвратиться к оскорбленным братьям» И Стальношейный, не стыдяся слез, Труп на носилках к нартам перенес. И шла за ним невестка молодая В родную даль неведомого края. Пришли домой и донесли Дзылау, И хист тотчас же справили на славу, И посвятили павшему коня, Обычай древний благостно храня. А мать Дзылау, по завету сына, Была нежна с сестрою исполинов. Невестке башню выстроили скоро, Чтоб скрыть ее от посторонних взоров.

БИТВА ВЕЛИКАНОВ

Болатбарзаю, нартскому герою, Меч брата долго не давал покоя. И ранним утром, позабыв про сон, Пришел к невестке овдовевшей он. «Прости меня, ведь я был с братом дружен. У очага, где вешают оружье, В ту ночь, когда тебя мы похищали, Оставил брат мой меч из лучшей стали. В какой тайник могли бы великаны Запрятать меч, для нарта столь желанный? Коль мне ответишь, помня нашу славу, Найду я меч погибшего Дзылау. И этот меч я привезу домой, Чтоб он отныне был всегда со мной». И великанша нарту указала То место, где оружие лежало. И он проник вечернею порой В дом великанов, что был схож с горой. Цепные псы накинулись на гостя, Чтоб икры нарта прокусить до кости. Орудуя своим железным ломом, Прикончил их он на пороге дома. Пока в походе были великаны, Болатбарзай похитил меч Дзылау, Потом собрал разбросанное сено, Дом обложил и подпалил мгновенно. Железным ломом разломав ограду, В ущелье узком он засел в засаду, И в ожиданье грозных великанов Свой меч стальной точил он неустанно. Жилище, подпаленное, горело. Семь великанов поняли в чем дело И ринулись к себе домой стремглав, Не замечая рытвин и канав. Но из засады, от Болатбарзая На них летела каменная стая. Каменьями герой их забросал, Казалось, что летели глыбы скал. В долгу не оставались исполины, Не подставляли под удары спины. Так продолжалось целый день сраженье. А после ночи отдыха в каменьях Друг другу, утром вставши, великаны Водой студеной омывали раны. Лишь луч зари пронзил густые тучи, Явился к бою и Бора могучий. Теперь не камни, спор мечи решали, В ушах звенело от горячей стали. Кровь полилась бурлящею рекой, Катилась голова за головой. И великаны испускали крики: «Скорей на помощь, славные малики!»

1 2 3 4 5 6 7-15