Нарушая правила
Шрифт:
Поначалу мне неясно, какому именно совету Тим решил последовать, но когда его голос наконец прорывает тишину, я с облегчением выдыхаю.
— Я ей два месяца не звонил. Или три, — произносит парень с явной злостью на себя. — Вот как-то на днях мать еще говорила, чтобы я позвонил, что пожилым ничего не нужно кроме внимания. А я забил, как обычно.
— Но ты же не знал, что все так будет, — осторожно вставляю я.
— Да у меня всегда так… — с горечью усмехается Тим. — Через
— Злясь и виня себя, мы никого не вернем, — замечаю в ответ.
— Понятно, но я бы мог с ней поговорить! Провести с ней время! — беспомощно произносит парень. — Знаешь, как бабушка, она была не айс, — неожиданно прыскает он, — даже про мой день рождения забывала и звонила потом через день или два… А как человек… — Тим скорбно вздыхает. — Удивительная. Она витражами занималась, вечно в своих стекляшках… Сейчас покажу… — Чемезов вдруг спрыгивает со стула и куда-то уходит, а спустя несколько секунд возвращается с парусником в руке. Я видела его на тумбе в гостиной. — Вот, эта шхуна — ее работа, — сообщает парень, ставя парусник передо мной на обеденный стол. — Она мне на восемнадцатилетие подарила в прошлом году.
Паруса действительно сделаны из тонкого непрозрачного стекла — синего, белого и голубого, в то время, как сам каркас судна — из толстой витой проволоки.
— Очень красиво.
— Знаешь, как это называется? — Тим скребет пальцем одну из частей паруса.
Я трясу головой.
— Это грот-мачта, — объясняет парень. — А это фок. Кливер. Стаксель. Топсель. Фишерман, — перечисляя все эти незнакомые для меня названия, Тим указывает их расположение. — Лет в тринадцать у меня случился бзик с этими парусами, — его губы трогает грустная улыбка. — Я уже и забыл. А она помнила…
— Да-а-а, — тяну я, не подавая вида, насколько меня впечатлила его сентиментальность. — Похоже, твоя бабушка и правда была удивительной.
— Была… — мрачно повторяет за мной Тим. — Она была классной. И я думал, так будет всегда. Мы все ее звали Марго. Не бабушка, не мама, не Маргарита Геннадьевна. Только Марго. Она была немного с прибабахом. Ни за что не хотела стареть. И постоянно выспрашивала у меня про девчонок, советы разные давала… А я даже не знал, что она сильно болела… Короче, я кошмарный чел, — резюмирует Тим, отодвигая от себя парусник.
Он опускается на стул напротив меня и безразлично смотрит в окно. На такой высоте видно столько неба, что я в очередной раз этому удивляюсь.
— Нет. Ты не кошмарный, ты просто запутался. Ты только не сиди так и не изводи себя. Потери мы не можем контролировать, но когда чем-то занят, это помогает отвлечься от тяжёлых мыслей.
— Точно, — хмыкает Тим, — я хотел напиться.
— Если ты думаешь, что это поможет…
Чемезов поворачивается ко мне и с заинтригованным видом интересуется:
— А какие ещё варианты?
Я пожимаю плечами.
—
Тим издает смешок.
— Ты погнала, да? Я буду стирать? Я? Вот этими вот руками? — демонстрирует свои ладони.
— Тогда давай готовить, — предлагаю ему.
Тим недоверчиво смотрит на меня.
— Может, лучше закажем пиццу?
— Я не хочу пиццу. Я хочу блины. У тебя есть мука?
— Ты и блины умеешь делать? — он произносит это таким тоном, будто я призналась ему, что умею собирать адронный коллайдер.
— Это называется "печь".
— Ой ладно, я знаю, как это называется. А мука где-то была. Вот на днях твоя подружка же что-то Фрицу жарила, — говорит Тим, поднимаясь со стула. — После того, как тот отжарили ее, — добавляет он с идиотским смешком.
— Фу, Тим! — морщусь я, закатывая рукава своего шерстяного платья.
— Что естественно, то небезобразно, — возражает Тим. При этом я улавливаю отвращение в его голосе. — Вот. Давай свои блины, — он достает из шкафчика пакет с мукой.
— В смысле? Ты будешь помогать.
Затем я прошу Чемезова достать из холодильника молоко, купленное для кота, яйца, сливочное масло, а также найти глубокую миску и сковороду.
— Вот ты где, зассанец, — поставив на плиту сковороду, Тим опускается на корточки и хватает показавшегося из-под стола котенка.
— Тимошка со мной. И не надо на него наговаривать, он в лоток ходит, — сообщаю я.
Тим одаривает меня странным взглядом, а затем с хитрым прищуром смотрит на кота.
— Тезка, значит?
Мои щеки вспыхивают как два блина на сковородке.
— Ты здесь ни при чем, — стараюсь скрыть, что смущена.
— Уж куда мне? — с иронией в голосе произносит Тим. — Разве кому-то придет в голову называть кота моим именем, да, Дина?
Разбивая в миску яйца, я ощущаю на себе его насмешливый взгляд.
— Ну, возможно, я немного думала о тебе, — робко говорю я, слишком придирчиво разглядывая содержимое миски.
— А я теперь постоянно о тебе думаю, — безо всякой робости признается Тим. Разволновавшись, я роняю в миску кусочек скорлупы и начинаю ее вылавливать. — Спасибо, что осталась, — добавляет парень, становясь рядом.
— Да не за что.
— Чую, и наломаем мы с тобой дров.
— А вдруг нет? — как ни в чем не бывало тянусь в навесной шкаф за сахаром.
— Ты же понимаешь, что вся эта болтовня про нашу дружбу — бред собачий? — усмехается парень.
— Конечно, — поднимаю к нему лицо. — Где у тебя венчик?
Тим даже подвисает от моего вопроса.
— Где у меня что?
— Ясно, — я открываю ящик со столовыми приборами и протягиваю парню вилку. — Значит стой и делай так, — нарочно говорю с ним учительским тоном. — Это называется “размешивать”.