Нарушенная клятва
Шрифт:
Тилли почувствовала легкость во всем теле. Ничто не могло бы сейчас обрадовать ее больше, чем перспектива возвращения в Мэнор. Спускаться утром в кухню, обсуждать с Бидди меню на весь день, составлять список необходимых покупок; пройтись по комнатам, чтобы проверить, все ли в порядке, а потом, ближе к вечеру — не важно, зима или лето на дворе, — выйти в сад: не только ради прогулки, но и потому, что ей приятно взглянуть на парней Дрю за работой и сказать им об этом.
Почему же она колеблется? Тилли посмотрела в лицо стоявшего перед ней человека. Делавшие его некрасивым надменность и мрачность, улетучились. Перед ней снова
Почти удивляясь самой себе, она услышала собственный голос:
— Вы очень добры, но… но боюсь, что не смогу принять вашего приглашения.
Мэтью низко опустил голову и несколько секунд задумчиво молчал, потом коротко спросил:
— Почему?
— Полагаю… полагаю, тому есть много причин. Прежде всего, ваша сестра, миссис…
— А-а, Джесси-Энн, — презрительно, как плевок, прозвучало в его устах это имя. — Она просто маленькая стерва. Она всегда была такой и всегда будет такой. Прежде, чем приехать домой, я побывал в Скарборо. Она вела себя, как базарная торговка рыбой, и все из-за того, что я поручил управление имением Джону.
— Тогда какова же, по-вашему, будет ее реакция, если вы поручите дом мне?
— Черт бы ее побрал! — Мэтью рубанул рукой воздух и прошелся по комнате. — Мэнор — мой дом, он принадлежит мне, я могу распоряжаться им так, как захочу, и поручать управлять им тому, кому захочу. У Джесси-Энн нет ни малейшего права вмешиваться в мои дела. И потом, мы никогда не были особенно близки. Да, и вот еще что. — Его лицо вновь приобрело надменное выражение. Выставив вперед указательный палец, он сообщил: — Если вы не примете моего предложения, я найму мужскую прислугу — дворецкого, лакея, еще кого понадобится. А вашим Дрю это вряд ли придется по вкусу, верно? Они ведь усердно работают, стараются, как будто они родились в этом доме, как будто он принадлежит им, как будто они…
— Заботятся о его благополучии.
— О!.. — Мэтью склонил голову к плечу и пробормотал упавшим голосом: — Почему мы вечно пререкаемся? Почему мы не можем объявить перемирие? Что было — то прошло, и мне очень хочется забыть об этом.
— Весьма благородно с вашей стороны.
— Ваш сарказм совершенно неуместен, Троттер. — Это было сказано таким тоном и с таким видом, с каким хозяин дает указания прислуге.
Зато ее вид и тон в этот момент были видом и тоном человека, обращавшегося к равному себе:
— И ваш тон тоже! — почти выкрикнула она ему в лицо. — Я не ваша подданная и не ваша служанка — я независимый человек. Это мой дом — пусть маленький и бедный, но мой. У меня достаточно денег, чтобы спокойно дожить до конца моих дней и воспитать моего сына так, как я считаю нужным.
— Не будьте так уверены в этом: ваши акции, говорят, понизились в цене.
— Хорошо, пусть так. Но у меня остаются мои руки, а главное — моя голова. А теперь — вы получили ответ на свой вопрос, и я буду крайне признательна, если вы уйдете.
Мэтью стоял, вцепившись в узел своего галстука, пожирая Тилли своим свирепым взглядом.
Было впечатление, что он с минуты на минуту пустит в ход кулаки. Тилли даже вздрогнула — ей показалось, что это один из жителей деревни, грубый работяга, не имеющий ничего общего с джентльменом.
Потом, круто развернувшись, он схватил свой плащ и шляпу и направился к двери. А дойдя, обернулся и, едва шевеля губами, прошипел:
— Я понадоблюсь вам прежде, чем вы понадобитесь мне, Троттер.
Дверь захлопнулась с такой силой, что ребенок на руках у Тилли глубоко вздохнул, его личики сморщилось, и — редчайший случай — он сначала захныкал, потом расплакался во весь голос.
Рухнув в кресло, она принялась качать малыша. Глаза ее были закрыты, она маленькими глотками хватала воздух открытым ртом, охваченная таким страхом, какого не испытывала уже давно. Она не могла даже понять, откуда взялось это чувство — это был не тот страх, который вызывали у нее жители деревни. Тилли знала наверняка, что боится — боится его, Мэтью. Потом она задала себе вопрос: «Почему?» Ведь он ничего не сможет ей сделать. Разумеется, он может уволить всех Дрю и нанять мужскую прислугу, но он не может выгнать Бидди из ее домика, который теперь принадлежит ей по закону. Нет, ее страх никак не был связан с семейством Дрю, он был необъясним… Необъясним? Ответ пришел одновременно с заданным себе вопросом: она испугалась его безумия. Явного безумия.
Глава 3
Тилли не приходилось пользоваться повозкой с тех пор, как она поселилась в Мэноре, и сейчас ей очень не хотелось ехать на ней, но необходимо было сделать кое-какие покупки, вот Артур и предложил отвезти ее в Шилдс. Конечно, там было мало вероятно встретить кого-нибудь из деревенских, но поездка предстояла утомительная и даже опасная для ребенка — на улице было холодно.
Оставалась всего неделя до Рождества, и Тилли понимала, что ехать все равно придется — за нужными вещами, а не за подарками. Единственные подарки, которые она собиралась преподнести, были адресованы членам семьи Дрю. Тилли уже несколько недель подряд вязала шарфы, перчатки, варежки, а для Бидди она связала очень красивую шаль. Еще ей хотелось порадовать подарком и себя — купить шерстяной ткани на теплое зимнее платье, а для сына — фланели на рубашечки и костюмчики.
Накануне она договорилась с Кэти, что та улизнет (именно это слово употребила Кэти) из дома на пару часов, чтобы присмотреть за ребенком. Артур должен был привезти сестру, забрать Тилли и отвезти ее в Шилдс. Там, пока он ездит за недельным запасом фуража для лошадей, Тилли должна была сделать покупки, а потом встретиться с ним у Милл-Дэма, чтобы вместе вернуться домой.
Тилли оставалось только надеть капор, когда она услышала доносящийся с дороги конский топот. На ходу, взглянув в окно, она вдруг отступила на шаг и замерла. Это не был Артур на своей повозке — это был Симон Бентвуд. Прикусив губу, дождавшись, пока он постучит в дверь, Тилли пошла открывать. Улыбаясь ей, фермер вытянул вперед руку со свисавшим средних размеров гусем.
— Я подумал, что он пригодится тебе для рождественского обеда, Тилли.
Грустно взглянув на Бентвуда, Тилли покачала головой:
— Спасибо, Симон, но я не могу взять его.
— Почему?
— Потому, что я не могу принимать подарки от тебя.
— Да это же просто так, по-соседски!
— Мы оба знаем, что это не просто соседский подарок, Симон. Если… если я приму его от тебя, ты… подумаешь, что… Ну… — она развела руками, — тут не надо ничего объяснять. Я ценю твою доброту, Симон, и не держу на тебя зла, но… но я не могу принять от тебя ничего.