Нарушенная клятва
Шрифт:
— Да, Бидди.
— А коли так, девуля, — голос Бидди перешел в шепот, — сделай это ради меня: останься. К тому же, наступает Рождество: попразднуем вместе в свое удовольствие. А то ведь я не буду знать ни минуты покоя, если ты опять будешь там одна. Ты погляди: небо-то так и набрякло снегом. А ну, как начнет валить как в прошлом году? Тогда такое было, и сейчас может быть. Мы и за неделю до тебя не доберемся. Я волнуюсь за тебя, девуля, — ты ведь мне как родная. Знаешь, — она опустила глаза, — иногда мне даже становится не по себе — вроде как виновата, что о тебе у меня душа болит больше, чем о моих девочках.
— О Бидди, Бидди! А знаешь что? — Тилли слабо улыбнулась. —
— А что это за служба такая?
— Ну, это служба для тех людей, которые обладают особым даром убеждать других.
Дверь открылась, и в комнату тихонько вошла Кэти.
— Все готово, — сообщила она. — Огонь горит вовсю, грелка в постели, а Пег приготовила тебе поднос с едой.
— О Господи! — Тилли тяжело вздохнула.
Кэти удивленно и встревоженно глянула на мать:
— Что случилось? Она опять упрямится?
— Ничего, ничего. — Бидди встала. — Ступай по своим делам.
Однако вместо того, чтобы идти по своим делам, Кэти подошла к Тилли и, присев на корточки, как они обе делали, когда бок о бок работали в шахте, сказала, добродушно улыбаясь:
— Эх, ну прямо как в прежние времена, верно, Тилли? И мы будем праздновать Рождество — все как полагается, да? Я не собиралась украшать холл, но завтра обязательно украшу. Скажу парням, чтобы принесли веток ели. Интересно, позволит его светлейшая светлость устроить что-нибудь в главном холле? Он сказал, чтобы мы не беспокоились на этот счет, ведь правда, мама?
— Правда, — кивнула Бидди, — но теперь у нас в доме ребенок, а где ребенок — там и Рождество, так что давай, украшай главный холл, да и столовую тоже.
— Можно развесить и ветки омелы, верно? — Улыбка Кэти стала еще шире. — Может, мистер Джон наконец-то соберется поцеловать мисс Макджи? Вот бы поглядеть! Вот только я никак не могу себе этого представить. А ты, мама?
— Послушай-ка, — Бидди указательным пальцем ткнула в дочь, с которой, хотя она и была всего лишь годом моложе Тилли, все еще обращалась как с маленькой девочкой, — что я тебе сказала? Отправляйся по своим делам, а не то я задам тебе хорошую взбучку. Ступай!
Кэти, смеясь, вышла из комнаты.
— Вот она всегда так, — вслед ей заметила Бидди, — только и знает, что болтать языком. Хорошо, что она не замужем, а то бы довела своего муженька до бутылки. Ну, давай, девуля, я отведу тебя наверх. — Она помогла Тилли подняться с дивана и повела, поддерживая, к двери.
Но вдруг Тилли остановилась:
— Куда они поместили меня?
— В твою прежнюю комнату. А куда же еще?
Тилли остолбенела, недоумевающе глядя на Бидди. В какую «прежнюю»: в ту, где жили они с Марком, или в другую, в конце коридора, которой она почти не пользовалась?
— В твою первую, — коротко пояснила Бидди.
Тилли отвернулась и сама, без помощи, пошла через холл. Поднялась по широкой лестнице, прошла по галерее и длинному коридору. Она даже не взглянула в сторону их с Марком спальни — прошла мимо нее, мимо гардеробной, мимо туалетной, в самую последнюю комнату в конце коридора. А, войдя в нее, поняла, наконец, что она вернулась — вернулась, чтобы остаться. Но одновременно с этим Тилли охватил безотчетный страх — страх, которому она не смела дать имя. Страх, никак не связанный ни с Макгратами, ни с кем другим из жителей деревни.
Часть III
Ребенок
Глава 1
Легко и просто — как говорится, без сучка, без задоринки — вошла Тилли в повседневную жизнь и дела Мэнора, будто и не покидала его. Рождество прошло весело. А в праздничный обед она позволила себе сесть за стол вместе с господами. Но это было в первый и в последний раз.
На другой же день после ее возвращения в Мэнор Мэтью распорядился, чтобы она завтракала, обедала и ужинала вместе с ним, но она отказалась. Только уступая просьбе Джона, убедившего ее, что мисс Макджи будет неловко чувствовать себя одна в обществе двух мужчин, Тилли согласилась сесть за рождественскую трапезу в столовой, а не в комнате для прислуги. Вдобавок она сразу твердо заявила, что если ей придется остаться, то она будет жить, как когда-то, в комнате рядом с детской, поскольку должна заботиться о ребенке.
Мэтью согласился, и все между ними шло гладко вплоть до второй недели наступившего года, когда однажды вечером, вернувшись из города, он позвал Тилли в библиотеку и без всякого вступления заявил:
— Уверен, вы будете рады узнать, что эта женщина — Макграт — скоро получит по заслугам.
— Что вы имеете в виду? — прищурилась Тилли.
— То, что сказал. Это дело находится в руках моего адвоката: он занялся им вскоре после инцидента. Завтра она предстанет перед судом. Свидетелем будет Лейберн — и вы тоже.
— Нет! Нет! — почти выкрикнула она. — Только не я. Я больше никогда не пойду в суд! Вам не следовало этого делать.
— Не следовало? Да ведь она могла убить ребенка, а вы говорите, что мне не следовало этого делать!
— Да. Повторяю: вам не следовало этого делать. Это не ваше дело.
— Троттер! Ведь ребенок всю жизнь будет носить на себе отметину, оставленную этой женщиной. — После секундной паузы, Мэтью заговорил тихо, ледяным тоном. — Мне не хотелось бы постоянно напоминать вам, что этот ребенок — мой единокровный брат. Речь идет о кровном родстве, а это имеет для меня большое значение.
— Это мой ребенок. Вы не имеете никаких прав на него — никаких. Я хочу, чтобы вы это навсегда запомнили: вы не имеете никаких прав на него. Более того, вы не имели никакого права делать то, что сделали. — Тилли задохнулась и прижала руки ко лбу. — Вы не понимаете. Даже если бы она убила его, я… я бы не смогла пойти в суд. Я была в суде. Меня обвиняли в суде — обвиняли в том, что я ведьма и что по моей вине произошло убийство. Я до сих пор не могу забыть этого. Вы говорили, что у вас бывают кошмары, связанные с лягушками, а я… — она энергично потрясла головой, словно стараясь прогнать навязчивую мысль, — у меня случаются периоды, когда мне каждую ночь снится, что я снова нахожусь в суде. — Тилли вскинула голову и они в упор взглянули друг на друга. Потом как-то вяло, бесцветным голосом она продолжила: — Я… я ценю вашу заботу… я правда ценю ее, но поверьте, я не хочу, чтобы этим делом занимался суд. Она была пьяна, иначе никогда не сделала бы ничего подобного. Как ни ужасно это звучит. И вот еще что — эта семья достаточно пострадала по моей, хотя и невольной, вине. Если… если эта женщина окажется в тюрьме, я… у меня не будет ни минуты покоя. Я знаю наверняка, если в этой семье опять что-то произойдет из-за меня, на меня обрушится вся злоба деревни и мне будет страшно выходить за ворота Мэнора. Один из ее сыновей погиб… при странных обстоятельствах. — Тилли потупилась. — Я… а обвинили меня, хотя до суда так и не дошло. Ее младший сын… почему-то он был не таким, как другие члены этой семьи, он был… добр ко мне… он ушел из дому и больше не вернулся. Третий отправился в армию и там погиб. Теперь у нее остался один сын и один внук. — Она склонила голову на грудь.