Нарушители спокойствия (рассказы)
Шрифт:
Он взял вторую коробку. Третью, четвертую, пятую.
К тому времени как Дэви распотрошил восемь коробок и не нашел ни одной новой медальки, он совсем скис: скоро вернется мама, а к ее возвращению надо сидеть в машине. Он принялся за девятую — остальные восемь уже стояли на полке, правда, сикось-накось, потому что вспоротые донышки не давали поставить их как следует, — когда сзади появился человек в белой форме продавца.
Дэви так старался не ковырять коробку, когда кто-нибудь подходит… притворяться, будто читает надпись… но продавца он не заметил. — Эй!
Голос у продавца был резкий и неприветливый, Дэви похолодел от желудка и до макушки. Продавец взял мальчика за плечо и грубо развернул к себе. Дэви не успел вытащить пальцы из коробки.
Продавец секунду смотрел на него, потом расширил глаза.
— Так это из-за тебя у нас пропало столько хлопьев!
Дэви понял, что не забудет его голос, даже если проживет тысячу, или миллион, или миллион миллионов лет.
У продавца были густые сросшиеся брови, длинные патлы, бородавка на подбородке и большой карандаш за ухом. Он злобно смотрел на Дэви, и Дэви испугался, что умрет на месте.
— Пошли, отведу тебя в контору.
Он провел Дэви в комнатенку за мясным прилавком, усадил на стул и спросил:
— Как тебя звать?
Дэви отвечать не собирался.
Самое страшное, самое-самое страшное, если узнает мама.
Она скажет папе, когда тот придет с работы, папа разозлится пуще обычного и выпорет Дэви ремнем.
Поэтому Дэви твердо решил ничего не говорить, и тогда продавец заглянул ему в карман, нашел мешочек с медальками и пробормотал:
— Ага. Теперь я точно знаю, что это ты, — и заглянул в другие карманы.
Наконец он сказал:
— Документов у тебя нет. Значит, так: или ты говоришь, как тебя звать и кто твои родители, или я веду тебя в полицейский участок.
Дэви решил все равно ничего не говорить, хотя глаза у него щипало. А продавец нажал кнопку на такой штуковине у себя на столе, и вошла женщина в белом халатике с поясом.
— Мэрт, подежурь немного за меня. Вот, поймал воришку, который вскрывал коробки с хлопьями.
Отведу его — тут бородавчатый что есть силы подмигнул женщине по имени Мэрт — в полицейский участок. Туда попадают все нехорошие воры, и полицейские засадят его на много-много лет, если он не скажет свое имя.
Мэрт кивнула, и прищелкнула языком, и сказала, что стыдно такому маленькому мальчику красть, и даже: «Кане капукагай капарканя уж каслишкаком».
Дэви знал, что она говорит «на ка», но Хобби и Леон сами так говорили, а его не научили, поэтому он не понял, даже когда бородавчатый ответил:
— Канет, я кахокачу католькако канекамнокаго кавпракавить ему камозкаги.
Тогда Дэви подумал, что это игра и его отпустят, а и не отпустят, все равно нестрашно: мама много раз говорила, что полицейские — друзья, они его защитят. Он любил полицейских и потому не боялся.
Только плохо, что его поведут к полицейскому, а мама придет и не застанет его и будет потом ругаться.
Но он все равно молчал. Бородавчатому продавцу ничего говорить нельзя.
Тот взял Дэви за руку и вывел через черный ход к пикапу с эмблемой универмага. Дэви молча сел рядом на сиденье. Они проехали по городу и остановились возле полицейского участка.
Он молчал, когда бородавчатый говорил большому, толстому и краснолицему полицейскому в потной рубахе:
— Эл, это воришка, которого я поймал в магазине. Он рвал коробки, и я подумал, что ты захочешь посадить его в тюрьму.
И он подмигнул большому краснорожему полицейскому, а полицейский тоже подмигнул и ухмыльнулся, а потому подался вперед и уставился на Дэви.
— Как тебя звать, мальчик?
Голос у него было сладкий, как сладкая вата, но все равно Дэви сказал бы ему, что его зовут Дэвид Томас Купер и что он живет в доме номер 744 по Террас-драйв, Мэйфер, штат Огайо… если бы рядом не стоял бородавчатый.
Так что Дэви промолчал, а полисмен взглянул на бородавчатого и сказал очень громко, кося на Дэви черным глазом:
— Ладно, Бен, похоже, что к этому преступнику надо применить более строгие меры. Я ему покажу, что бывает с ворами!
Он встал, и Дэви увидел, какой он большой и толстый.
Мама описывала полицейских совсем другими. Жирный полисмен взял Дэви за руку и повел по коридору, а бородавчатый увязался следом и сказал:
— Слышь, начальник, я ни разу не был в вашей вытрезвиловке. Можно глянуть?
Жирный ответил:
— Да.
И тут для Дэви началось самое страшное.
Его завели в комнату. Там на грязной койке лежал вонючий дядька, облепленный мухами, он заблевал весь пол и матрас и лежал в блевотине, и Дэви затошнило. Потом была решетка, и за решеткой другой человек, он хотел их схватить, а полицейский через решетку ударил его по руке толстой палкой на веревке. И еще там сидели смурные дядьки, и ужасно воняло, и скоро Дэви совсем перетрусил, и начал плакать, и захотел спрятаться или домой.
Потом они вернулись туда, откуда пришли, и полицейский нагнулся к Дэви, и затряс его изо всех сил, и орал, чтобы тот никогда, никогда, никогда больше не нарушал закон, или его посадят к тому дядьке, который хотел их схватить, и запрут на ключ, и дядька съест его живьем.
Тогда Дэви заревел.
Полицейский и бородавчатый вроде бы обрадовались, потому что Дэви слышал, как полисмен сказал продавцу:
— Это на него подействует. На таких маленьких главное произвести правильное впечатление. Больше он к тебе не сунется, Бен. Оставь его здесь, и скоро парень запросится к родителям. Тогда мы отправим его домой.
Бородавчатый пожал полисмену руку, и сказал «спасибо», и еще пригласил заходить в магазин и брать мяса сколько надо.
Потом нагнулся к Дэви и заглянул ему прямо в глаза:
— Ты не будешь больше воровать из коробок с хлопьями?
Дэви был смертельно напуган, он затряс головой и почувствовал, какие липкие стали следы от слез.
Бородавчатый выпрямился, улыбнулся полисмену и вышел, оставив Дэви в этом ужасном месте.
Дэви сказал правду.
Он никогда, никогда не будет воровать из коробок с хлопьями. Он вообще с этого дня ненавидит пшеничные хлопья.