Наружка
Шрифт:
— Если гражданство не российское, ему придется платить учебу, — вернула внимание к себе красноярская мисс Марпл.
— Много?
— Цены меняются. Он на следующий год думает поступать?
— Да. Его этим летом завалили и как раз на экзамене по латышскому языку. Представляете? — пригласил собеседницу Моряшин. возмутиться дикой несправедливостью.
— Тогда лучше вам подойти перед началом работы очередей приемной комиссии. Это где-то в мае.
— Хорошо. Спасибо. До свидания.
На выходе попрощался и с отставником-вахтером. Тот спешил от учтивости, глянул подозрительно:
Благо, что Костя уже вышел на улицу. Для него открывалась самая приятная перспектива — отыскать Катю и вместе ждать команд от Лагуты.
— Не потеряются? — вспомнил об оставленных товарищах Белый, когда вслед за «БМВ» они вырвались за город и, отгораживаясь от него сопками, помчались вдоль Енисея в сторону Красноярской ГЭС.
Лагута скосил глаза вправо, на зажатую в скалах, небрежно Брошенную природой на дно ущелья реку. Вообще-то по воде сигнал идет дальше и отчетливее. В Питере, если требовалось передать напарнику что-то важное, по возможности всегда прижимались к Неве.
— Еще километров двадцать выдержим, — имея в виду связь, прикинул майор. И вновь приклеился взглядом к объекту, мчащемуся по длинному, словно тещин язык, спуску. — И куда его черт несет?
Нес, как поняли через некоторое время, на дачу. Прямо от дороги, вырубая тайгу, выставляли на пологий склон сопки дворцы-домики «новые русские». Около одного из самых шикарных, напоминающих детскую картинку в сказках, «БМВ» и остановилась. Водитель исчез за забором, за которым, как звери в вольерах, стояли в сетчатом гараже еще три спортивные машины. Верный признак, что здесь вращаются «молодые» деньги: именно их обладатели не знают удержу в количестве машин и обязательно иномарок. Их легко просчитать и по одежде — яркой, броской, со сногсшибательными галстуками, умопомрачительными заколками, золотыми пуговицами и прочими прибамбасами. «Молодые», только появившиеся деньги заставляют кричать о себе, выставляться напоказ. А главное — гнаться за новыми. И постепенно начинает стираться грань между «нельзя» и «хочется»…
Белый, проехав до следующего поворота, подогнал свою машину к самому Енисею. Втроем быстро разложили на капоте скатерть-самобранку из коммунистической «Правды» и демократических «Известий».
— Хоть здесь заставим служить общему делу, — нашел выход помирить заполитизированную страну Аркадий.
Вывалили на них что было: кто проехал мимо столь могучей реки и не поднял на ее берегу рюмку?
Но отдыхать особо не пришлось. Стоявший лицом к дачам Некрылов доложил:
— Выход.
Остатки еды — в общий газетный куль и в багажник.
— За руль садится другой, — усмотрел подмену водителей в «БМВ» Некрылов.
— Аркадий, копаешь грядки, — выставил Белого в пост майор. — Что здесь у нас имеется?
Оперативный гардероб для переодеваний под легенду оказался скуден: две куртки, дождевик, кепка, кошелка, ведро, лопата, удочки. А может, и не гардеробчик это был, а нормальный набор водителя машины.
— Лучше я рыбку половлю, — променял Белый лопату на удочку.
Лучше-то лучше, но при первом варианте хоть думать не нужно было — копай себе от Енисея и до возвращения Лагуты и в ус не дуй. А рыбалка, извините, искусство. Леску размотать Аркадий еще смог без осложнений, а вот дальше пошли уравнения со многими неизвестными: где ловить, на что ловить и вообще, ловится ли здесь рыба? И какая.
Поковырявшись в прибрежном крошеве, червей, естественно, не нашел. Переместился назад, чтобы заодно можно было искоса наблюдать за дачей. Вполглаза за дачей, вполглаза за поплавком — интересно, а за косоглазие инвалидность дают?
Червей не оказалось и на новом месте, и Аркадий поступил более благоразумно: подобрал кусок картона, написал на нем печатными буквами слово «червяк», наживил находку и забросил в реку. «У природы нет плохих налогов, здесь каждая рыбалка благодать»…
Благодать-то благодать, но не всегда сидение с удочкой лучше землеройных работ. Капитан это начал чувствовать кожей, когда из наблюдаемого адреса вышли двое парней, пощурились на нежарком солнце и прямым ходом направились к нему. Перспектива оказаться в осеннем Енисее восторга не вызывала, даже несмотря на то, что тот течет с юга. И в прямом, и переносном смысле сматывать удочки было поздно, и Белый принялся усиленно подергивать поплавок.
— На что ловим?
Это все равно, что ночью в подворотне попросить закурить.
— На блесну, — почти не обманул капитан: червячная картонка на крючке ближе всего подходила к истине. Но дуриком-дуриком, а попал в точку.
— Осенью на блесну, лучше всего клюет, — со знанием дела согласился один из подошедших. — А какая здесь у вас рыба водится?
«Здесь у вас». Значит, не местные?
Первая вспомнившаяся десятка — карп, карась, окунь и тому подобное — отсекаются сразу. В такие моменты клиента нужно брать чем-нибудь замысловатым.
Одиннадцатым и, скорее всего, последним в запасе — даже после кита и дельфина — вспомнился налим.
— Говорят, налима можно подцепить. Если повезет, — оставил себе путь к отступлению Аркадий: это не он утверждает, ему самому сказали.
— Да? — многозначительно протянул знаток. Обрадованно подсказал: — Подсекай, по-моему, клюет.
Сейчас. Клюнет тебе налим на картон. Если к тому же его здесь не водится.
— Не, я чувствую, — вцепился в удилище, оберегая своего «червя», Белый.
Вот влип. К счастью, те отвлеклись:
— Слушай, а женщины здесь есть? — задал новый вопрос тот же разговорчивый.
Вот это уже другое дело.
— Лучше и богаче выбора, чем в Красноярске, все равно нет, — вполне здраво рассудил капитан. — А вообще-то я больше по рыбке спец.
— Мы не против, конкурентов меньше, — впервые подал голос второй, и парочка направилась обратно за каменную стену.
Белый торопливо вытащил злополучную «блесну» и забросил в реку пустой крючок — для всех остальных налим уже сожрал наживку. Нет бы, подходили нормальные люди — о политике поговорить, а то ведь каждый корчит из себя рыбака-профессионала. И расшифровкой пахнуло, как перегаром в вытрезвителе. Так что с завтрашнего дня вместо газет — книги по пресноводным. Себя иногда нужно наказывать…