Нас просто не было 2
Шрифт:
Подойдя ближе, заглянул в глаза. Несмотря на внешнее бахвальство, у него внутри все кипело. Губы сжаты в тонкую линию, на скулах играли желваки, глаза, как кинжалы, вспарывали наживую:
– …Ай-ай-ай, Кристин, как не стыдно? Что же ты не рассказала дорогому мужу страшную историю о том, как суровый батя лишил тебя средств к существованию? И ты перебивалась с хлеба на воду, слезно мечтая о новых красивых бусиках и трусиках?
Туфли! Я мечтала о туфлях. Синих. За двадцать пять тысяч. С этих гребаных туфель все и началось.
– И как он поставил ультиматум: либо на работу, либо замуж. А? Постеснялась
– Кристин? – тихо и мрачно спросил Артем, разрывая мне сердце в клочья.
– А про свои поиски смертника на роль временного мужа тоже не рассказывала? Зря. Ему бы понравилось, как ты артистично заламывала руки, недоумевая, где же такого лоха найти?
Я погружалась в мрачное болото, а сверху тяжелой плитой придавливало осознание полного краха.
– …Ой, а видел бы ее сияющую физиономию, когда она прилетела с ошеломляющей новостью. Нашелся спаситель! – Градов отрывался на полную. Ядовитые слова, пропитанные жестким сарказмом, едкой иронией легко срывались с губ, ломая нашу с Артемом жизнь. – Как она радовалась, что снова получила доступ к отцовским счетам. Помнишь, Карин?
Карина по-прежнему стояла у выхода, привалившись спиной к косяку. Сложив руки на груди, смотрела на меня с плохо скрываемым триумфом. Она наслаждалась, наблюдая за тем, как Макс полощет меня перед мужем, перетряхивая грязное белье, вываливая всю подноготную.
Сука! Явно половину деталей Максим узнал от нее.
Они топили меня, упиваясь каждым моментом, наслаждаясь моей беспомощностью. Сволочи. Это же надо так сильно ненавидеть, чтоб так явно получать удовольствие от моего унижения, моей гибели! Воспользовались тем, что я неосмотрительно накидалась до поросячьего визга. Тем, что перестала соображать. И пока я как последняя шалава висла на Максе, намереваясь уединиться с ним в комнате для персонала, Карина вызвонила Артема.
– Конечно, помню, – дорогая подруга с удовольствием подключилась к игре, – сияла, что отцу нос утерла. Единственно, что омрачало радость, так это необходимость непонятного мужика рядом с собой терпеть. Правда, по ее словам, он мирный, с ладони ест. Виляя хвостиком, ловит каждый ее взгляд и тапочки в зубах приносит. Дрессированный. Хочешь – подзывай, хочешь – прогоняй.
Слова ядом растекались по венам. Разъедали внутренности, превращая все в кровавое месиво, заходившееся в агонии. Артем смотрел только на меня, во взгляде такое откровенное недоумение, что сердце обрывалось. Тыльной стороной ладони прикрыла рот, чтобы никто не увидел, как его перекосило от безмолвного крика.
– Ну этого я не знал, – улыбаясь, пожал плечами Максим, – это уж ваши девчачьи секреты. Вы там всей толпой сидели, обсасывали эту новость, передавая из уст в уста всем подружкам. У меня все проще, я как-то более личное общение предпочитаю. Так сказать, в интимной обстановке. Да, Кристин? Например, за городом, ночью. В шикарной машине, пока подставной муженек в разъездах.
Все. Достигла самого дна. С огромной высоты рухнула на острые камни, сломав себе шею. Не получалось ни вздохнуть, ни отвести глаза в сторону. Градов словно вскрыл вены
Сквозь сон и апатию пробивалась мысль, что как-то надо исправлять, не дать ему свалиться в пропасть следом за мной.
– Кристин, ничего не хочешь объяснить? – ледяным голосом спросил Артем.
И я поняла, что уже все бесполезно – он поверил. Сложил два плюс два. Вспомнил, как неожиданно сменила гнев на милость. Как внезапно целенаправленно засобиралась за него замуж. Вспомнил наши раздельные вечера, на которых я так отчаянно настаивала. Еще не до конца принял, осознал, в шоке, в растерянности, но уже на грани…
Макс все сделал правильно, грамотно. Ни капли клеветы. Чистая правда и ничего кроме правды. Бил моими же словами. Ничего выдуманного, только реальные слова и поступки. Лупил наотмашь, лишая меня возможности оправдаться.
Как оправдаешься, отмоешься, когда тебя никто не пытается очернить, выставить хуже, чем есть на самом деле, а просто рассказывает без прикрас, показывая уродливую личину?
Дрожащие веки сомкнулись. В голове шумел прибой, навевая мысли, что лучше умереть. Прыгнуть с обрыва вниз, разбиться, потому что вынести это невозможно. А дальше будет только хуже. Я медленно проваливалась внутрь собственного тела, будто в черный водоворот. Вот и хорошо. Захлебнуться и больше не выныривать, чтобы не видеть презрения в любимых зеленых глазах.
Из темной пучины меня бесцеремонно выдернули, жестко встряхнув, так, что голова, как у китайского болванчика, моталась из стороны в сторону. Я пришла в себя и увидела Градова, по-хозяйски обнимавшего меня за плечи:
– Ну что, Кристинка, смотри-ка, как твой муженек нахмурился. Дома, наверное, руга-а-аться будет, – упивался Макс, разрушая нас обоих.
Руки безвольно висели вдоль тела, тихонько подрагивая, и даже если бы постаралась – не смогла бы оттолкнуть его. Я лишь стояла, не двигаясь, обреченно глядя на Зорина. Он ждал от меня ответа, пояснения. Ждал, что я пошлю всех к чертовой бабушке и опровергну всю эту ересь. А я не могла этого сделать. Просто не могла. Стояла и смотрела на него, молила взглядом о прощении, тем самым выдавая себя с потрохами. Захлебываясь собственной кровью, наблюдала, как в его глазах что-то гасло, а потом на пепелище загорался новый огонь. Огненный шторм, способный лишь разрушать.
– Руки от нее убери, – прорычал Зорин.
– А то что? – Градов хмыкнул, заботливо заправляя длинную белую прядь мне за ухо. – Забодаешь?
Артем не стал пускаться в объяснения. Стремительно шагнул к Максу. Настолько быстро, что мой пьяный мозг даже не смог зафиксировать. Того словно ветром сдуло. Зорин сильнее, крупнее, злее. Пара ударов неимоверной силы свалили Градова с ног. Артем с трудом удержался от дальнейшего мордобоя. Шумно выдохнул, посмотрел на Макса, растянувшегося на полу, обхватившего ладонями разбитое окровавленное лицо. Бросил в сторону притихшей, прижавшейся к стене Карины свирепый взгляд, отчего она еще больше сжалась и попятилась в сторону, а потом пулей выскочила в коридор. Снова взглянул на Градова, который катался по полу, матерясь от боли.