Населенная Антарктида
Шрифт:
– То есть, если мы откажемся, вы нас убьете? – уточнил Михаил.
– Да, – спокойно и просто ответил куратор. – Пристрелим, а тело бросим в домну, где от вас не останется и следа.
– В какую еще домну? – у Бориса пересохло от этих слов во рту.
– В обычную заводскую. Где мы плавим металл.
– Главное, чтобы не живьем, – вырвалось у Михаила, ярко представившего эту страшную картину.
– Нет, конечно. Мы же не садисты. Вы хоть и в плену, но в плену у цивилизованных людей. И наши действия – это вынужденная мера на ваше, повторяю, ваше вмешательство в наши большие дела.
– Мы не выходили
Мужчина совершенно не обратил внимания на заявление Михаила. Обернувшись к Эсмеральде, он что-то тихо ей проговорил, на что она коротко кивнула в знак согласия, и продолжил.
– Это что, угроза? – он неумело и наигранно изобразил удивление. – Да, вас конечно будут искать, но это уже не имеет никакого значения. По крайней мере для вас. Потому что здесь вас все равно никогда не найдут.
– Вы хотите сказать, – медленно проговорил Борис, – что мы обречены до конца своих дней оставаться здесь, работая на вас?
– Скорее всего, так и будет. – Он смотрел на сидящих напротив него полярников как на одноразовый инструмент, продолжительность жизни которого напрямую зависела от его функциональности. – Я понимаю, как вам непросто сейчас. Может, в будущем что-то изменится. Кто знает.
– Меньше чем через неделю отсюда улетает последний самолет. – Тихо проговорил Михаил. – Антарктиду закрывают на зимовку… Я должен попасть домой.
– Похоже до вас так и не дошло, что самолетов в вашей жизни больше не будет. И дома, что был раньше, и прежней жизни как таковой. – Мужчина не понимал, что здесь такого непонятного. Ведь все так очевидно и просто. Он спокойно продолжал вести разговор, будничным тоном вынося полярникам страшный приговор пожизненного заключения. – Как вы могли заметить, вас никто не избивал, не пытал, и даже не оскорблял. Это должно навести вас на мысль, что с нами лучше сотрудничать и вполне себе нормально существовать, чем противиться законам нашего мира и быть убитым. Вы пересекли, так сказать, границу чужой страны, превратившись в нелегалов. Но, по понятным причинам мы не можем депортировать вас назад. Забудьте наконец об этом.
Михаил резко подскочил на месте. В его голове взорвалось, словно он вспомнил об этом только сейчас, что не попадет к сыну на первое сентября, идущего в первый класс. Он отчетливо представил себе, как сильно расстроит семью, если не будет с ними в такой важный день. Возможно он вообще их больше никогда не увидит. В закованные руки впился металл, оставляя на коже глубокие следы, но он не обращал на это внимания, пытаясь вырваться из оков.
– Я убью тебя, тварь! – кричал Михаил. – Задушу!
Борис схватил друга за плечо насколько позволяли закованные руки и попытался усадить на место. Вбежали охранники и ударами в живот и по лицу заставили полярника успокоиться. Скрючившись на полу от боли и бессильной злобы, Михаил все еще пытался высвободить руки.
– Этого лучше пристрелите сразу! – распорядился усатый, отпрыгнув от стола на безопасное расстояние. Он явно не ожидал такой реакции от пленника в свой адрес. – Нам такие буйные не нужны.
– Стойте! – Борис попытался оправдаться за друга и спасти его от расстрела. – Он просто погорячился! Не надо!
Один из охранников привычным движением занес над Борисом приклад и попытался ударить в лицо. Неожиданно чья-то рука увела оружие в сторону.
– Отставить! – женщина оттолкнула солдата. – Можете быть свободны!
– Вы уверены? – уточнил он.
– Конечно. Если этот не угомонится я сама пристрелю его. – Она ловко вынула пистолет и нацелилась на лежавшего на полу Михаила. – Встать! Или я стреляю.
Михаил продолжал отчаянные попытки вырваться из оков, решив, что пусть его лучше пристрелят. Видя это, Борис схватил друга за шиворот и одним рывком усадил на стул.
– Не сейчас, Мишка, не сейчас! – обхватив шею удушающим приемом, горячо шептал Борис. – Не сейчас!
Дернувшись несколько раз в безуспешных попытках вырваться из рук мощного друга, он наконец успокоился, обреченно обмякнув на стуле. Усатый мужик, которого только что хотел задушить Михаил, по-прежнему держался на безопасном расстоянии. Дождавшись, когда оба полярника успокоились достаточно, чтобы вновь воспринимать информацию, он продолжил, обращаясь по большей части к Михаилу:
– Хочешь умереть? Здесь это не проблема. После такого выпада я буду настаивать на твоем расстреле! – Куратор осторожно вернулся на место, убедившись, что разбушевавшийся полярник ему больше не угрожает. – На показательном.
– Показательные казни всегда полезны, даже для профилактики. – Цинично произнесла Эсмеральда, глядя на Михаила. – Вы правы, таких как этот можно расстреливать на месте! Но боюсь, что он нам еще понадобится. – Добавила она, поворачиваясь к сидящему рядом мужчине. – Не для того, чтобы дать ему шанс. Этот человек с научной станции и его знания можно использовать для дальнейшего развития нашего города. Не стоит разбрасываться учеными, которые сами попались к нам в руки. А пока пусть выполняют черную работу.
– Мы согласны работать с вами. – Поспешил ответить Борис за двоих, пока его друг обреченно молчал. В этот момент у Михаила перед глазами пронеслась яркая картина, в которой его тело за считанные секунды превращается в пепел в адском пламене плавильной печи и к нему наконец пришло осознание, что лучше согласиться на сотрудничество, оставляя для себя, пусть и ничтожный, но шанс на спасение и больше не провоцировать этих людей, готовых убить по малейшему поводу. Борис в свою очередь был бесконечно благодарен женщине, за то, что она предложила сохранить жизнь другу, пусть и из своих побуждений. Он перевел тревожный взгляд на усатого, понимая, что теперь точно их жизни зависят от его решения. Но тот не спешил с ответом. Он многозначительно молчал, опустив глаза, теребя ручку с лежавшим рядом блокнотом, словно боролся с искушением проучить полярника в назидание другим. Борис не знал, что сейчас чувствовал Михаил, но для него эта минута растянулась на долгое, томительное ожидание вердикта. Он хотел сказать что-то еще, но побоялся потревожить ход мыслей судьи, направления которых он не знал. Потом, глубоко вздохнув, куратор наконец произнес: