Наш человек в гестапо. Кто вы, господин Штирлиц?
Шрифт:
Сегодня я привез ему четыре мешка цемента. Разгружал его хозяин с рабочим. Когда хозяин пошел за шнапсом, рабочий предложил мне передать этот сверток его родственнику, который работает на укладке бетона. За это он дал мне бутылку шнапса. Я и согласился передать сверток, но я понятия не имел, что в нем находится. Думал, еда…
— Как ты собирался выйти на этого Крамера?
— Мне нужно его разыскать среди рабочих, которые работают на строительстве взлетной полосы. Крамера я не знаю.
— Хорошо, вот тебе бумага и ручка. Садись и напиши все, что ты рассказал.
Янке сел за стол с противоположной стороны, а Вилли поднялся.
— Работать будешь вот с этим господином, — Вилли указал Янке глазами на Штеле.
Леман оставил помощника оформлять беседу с Янке, а сам отправился на встречу с руководителем стройки — «доверенным лицом».
Оставаться на острове ему уже не было смысла. Дальнейшее расследование Штеле вполне мог провести и сам. Подробно проинструктировав его, Вилли отправился вечерним паромом на материк.
Подобных командировок в 1934 году у Лемана было много. Постепенно он определил свою линию поведения в гестапо. Он понимал, что для того, что бы успешно там работать и выполнять поручения советской разведки, он должен был играть роль абсолютно лояльного режиму и исполнительного чиновника. И он действительно исправно служил государству, правда, не проявляя при этом стремления к власти и повышенного тщеславия. Он не был опасным конкурентом для сослуживцев в борьбе за должности, они не обращали на него особого внимания, считая его старым и безобидным добряком.
Оставаясь безразличным к своему политическому окружению, Вилли показывал, что сознательно примирился с необходимостью ликвидации «врагов государства» и других преступных личностей. Он умел заставить арестованных говорить, но делал это не угрозами и пытками, а за счет трезвой логики, глубокого понимания душевного состояния арестованных и силой убеждения.
Присмотревшись к повадкам новых правителей Германии, он был потрясен: такой грязи наверху он даже не мог себе представить. От национал-социалистов он одно время ожидал возвращения к старым традициям и порядкам, однако быстро убедился, что всюду царит презрение к приличиям и морали.
Обесценивание нравственных принципов его окружения особенно проявилось в «ночь длинных ножей». Тогда Леман отчетливо осознал, что он служит террористическому государству и чтобы самому уцелеть, нужно было дать понять сослуживцам, что его шовинизм и лояльность к власти не оставляют места угрызениям совести и человеческому состраданию.
И в гестапо это оценили. После событий 30 июня его признали за своего, приняли в СС и стали выражать подчеркнутое уважение.
Но он оставался настороже, уклонялся от продвижения по должности, не пытался втереться в доверие руководителям путем демонстрации национал-социалистических взглядов.
Нацисты позволяли Леману использовать, свои профессиональные, знания и совершаемые при этом аресты, задержания других людей, он, как и другие чиновники, считал «делами управления». Он верил, что помощь русским спишет
Однако подобное раздвоение сознания отражалось на здоровье, и оно стало ухудшаться с каждым днем. Амбулаторное лечение уже не помогало и на службе начальство решило предоставить Леману пятинедельный отпуск для прохождения санаторного лечения.
Германские генералы не боялись войны, но они опасались быть в нее втянутыми с недостаточно подготовленной и малочисленной армией. Первые же меры по перевооружению Германией, предпринятые Гитлером в начале 1934 года, их успокоили. Они поняли, что Гитлер тоже стремится к сокрушительному военному реваншу. Это и обеспечило фюреру безоговорочную поддержку военных.
Помогая устранить Рема, военные надеялись, что двумя главными опорами третьего рейха будут партия и армия и что каждая из сторон будет неразрывно связана с успехами и неудачами другой.
Сразу после сообщения о смерти престарелого президента Гинденбурга, Гитлер организовал принесение армией новой присяги.
В августе на плебисците был решен вопрос о его новых полномочиях. Поддержка армии, ловко сфальсифицированное предсмертное благословение старого фельдмаршала, ликвидация оппозиции, террор, который затыкал рты последним из нонконформистов — все гарантировало успех. К тому же гестапо и СД организовали тайную проверку избирательных бюллетеней, что позволило получить высокие результаты и разоблачить скрытых оппозиционеров.
Под шум фанфар военные не придали значения распоряжению фюрера от 20 июля: «Учитывая выдающиеся заслуги сил СС, особенно во время событий 30 июня 1934 года, я возвожу СС в ранг самостоятельной организации в рамках НСДАП. Рейхсфюрер СС, как и начальник штаба СА будут впредь находиться в прямом подчинении верховного командующего СА». А верховным командующим СА был сам Гитлер. Этим распоряжением службы СС получали полную независимость и отныне напрямую подчинялись фюреру.
Оно имело и еще одно последствие: отныне Гиммлер мог создавать и вооружать войсковые подразделения СС, чем он тут же не замедлил воспользоваться. После 30 июня началось широкое формирование и развитие маршевых рот и специальных подразделений, которые очень быстро превратились в личную армию Гитлера.
Под эту компанию попал и Леман, которого в начале августа зачислили в 44 роту войск СС берлинского округа с правом ношения значка СС или как его называли эсэсовцы — «угла».
Гиммлер также усилил проникновение СС во все звенья административного механизма. Получило широкое распространение совмещение должностей одним и тем же лицом. В результате по всей стране должности префекта полиции закреплялись за руководителем местной организации СС.
Значительные перемены стали происходить и в службе безопасности НСДАП — СД. Формально СД не являлась государственной организацией и ее компетенция ограничивалась внутренними делами партии. Но сама партия стала настолько многочисленна и охватывала столь большую долю населения, что поле деятельности СД стало поистине беспредельным.