Наш дом стоит у моря

Колотухин Роберт Васильевич

Во двор школы нас с Юлей, конечно, не пропустили.

Ленька отнес куда-то свой узелок, вернулся к забору, где мы с Юлей ожидали его. Прутья этого забора находились

так далеко друг от друга, что моя голова свободно проходила между ними. И я уже просунул было голову — хотел пролезть, — но Ленька сказал:

— Не надо, увидят. — И, помолчав, добавил: — Сейчас нас поведут в баню. А потом месяц будут держать на карантине.

Голос у Леньки при этом был грустный, и мне стало жаль своего братана. Видно, не очень это приятная штука — карантин. Ничего, Ленька выдержит.

— Я буду приходить, Леня, — сказала Юля. — Часто…

— И я тоже, Лёнь, и мама, и ребята… — успокоил я братишку. — А карантина ты не бойся. Подумаешь, карантин…

Ленька улыбнулся:

— Ладно, не буду бояться. А к Буздесу ты ходи, Санька. Обязательно ходи. Вернется наш батя… И твой, — сказал он Юле. — И будет праздник… Ты ходи, Санька…

— Буду, — пообещал я.

— Построение! Построение! — Мальчишка, такой же лысый, как и все там, во дворе, звонил в рынду возле мачты и орал: — Построение! Построение!..

— Ну, я пойду. — Ленька пожал нам руки, улыбнулся. — Гуд бай. До свидания… — и побежал строиться.

— В колонну по четыре становись! Живо!..

Во дворе уже командовал огромный мичман. В кителе и, как полагается мичману, с усами.

— Равнение напрряво! Смиррна! Прявое плечо вперед, шагом аррш!..

И голос у мичмана в порядке — командирский.

Разворачиваясь на плацу, колонна медленно уходила в глубь двора, туда, где над приземистым красным зданием дымилась высокая кирпичная труба, — там, видно, находилась баня.

Вот на мгновение мелькнуло в лысых шеренгах знакомое лицо моего брата, и я тут же потерял его.

Мой Ленька уходил из детства. В капитаны.