Наш друг Димка
Шрифт:
А расстреляй хоть одного вора у Кремлевской стены? У-у-у!
«Сталинисты!» «Рушители демократии!»
«Стоп-кран» дернут, поезд остановят, выскочат, бросят поезд,
что их вёз, побегут по непаханому полю с криком: «Свободу
демократии!»
Чудно!
Начитался я тут.
Ты знаешь, даже на работу захотелось вернуться. Посмотреть,
сегодняшние шизофреники отличаются от вчерашних? Или всё
как было?
Бендриков опять загремел фляжкой. Сала было
и подошел к столу. Полкан тревожно поднял голову, оглядев меня
глазами, грустными, как у Карла, и опять бросил её на лапы.
– Уговорил! – я взял остатки сала.
– Помнишь, прикрыли «Бориса Годунова» в «Таганке»? А у
Пушкина оставили! Картинки не смотри, бери, читай! Боялись
разжеванного подтекста. А сейчас? Сейчас и на текст всем
наплевать! Говорите все! Пишите все! «Собаки брешут – ветер
носит!» Дали пар выпустить, вот в свисток всё и уходит. А кто
дал? Кто дал? Сами себе и дали, чтоб ничего не делать, а
посвистеть охота! У паровоза свисток есть! Свистит он им! – Карл
впился взглядом в сало.
– Колбаса есть! – я прикрыл сало куском хлеба.
– Да! Колбаса есть! Посвистели, сала-колбасы поели, спать
пора! – задумчиво сказал Карл.
– Поменяй фляжки, – мне не хотелось, чтоб Карл смотрел на
моё сало.
– Вот форма?! Одинаковая! Внешность?! Одинаковая!
Содержание?! Разное! Можно услышать, – Карл потряс обеими
фляжками, – а можно и на ощупь, – Карл прислонил фляжки к
щекам. – Как бы ни было, «не маешь – не знаешь»! Ну, создали,
потискали то, что создали, поимели, «пока имели постарели», не
понравилось, а что дальше? Годы-то ушли! Имелка уже не очень
нужна. Если только свистнуть в неё.
… Сбил ты меня с мысли.
– «Любит – не любит» ты говорил.
– Да! «Любит – не любит!»
– 97 -
Жалею я, что я не математик! Жалею! Вот если есть «не
любит» что-то там. Это значит, величина отрицательная. Так?! Но
наличие отрицательной величины подразумевает наличие где-то
на этой оси и нулевой величины – «а по-хрену», и наличие
положительной величины – «любит».
Вот помнишь, что было в семнадцатом году, а в двадцать
втором – первый автомобиль. Пять лет всего прошло! А в
двадцать четвертом – уже полностью свои автомобили. Семь лет
прошло! Без «любит – не любит»! А с девяносто первого сколько?
Двадцать! О! И все с «любит – не любит»!
… О, как интересно! «Любит – не любит народ»! Это же, по-
вашему, «кто–что» не любит? – «народ»; «кого–чего» не любит
или не любят? – «народ». Каламбур, по-вашему! – он посмотрел на
фляжку. – И почему не могут сделать автомобиль?
Карл загрустил.
Загрустил и я. Хотя понимал, что эти мысли стали
общенациональным наркотиком, который хорошо идет в коктейле
с водкой, и, как от любого наркотика, от него отвыкнуть сложно.
И хоть любишь ты его, хоть не любишь, а припадаешь к нему, как
путник в пустыне к воде, и оторваться не можешь, пока не
упадешь в изнеможении. Тем более что в коктейль удачно
вписывается сожаление об ушедшей юности, друзьях…
– Ну, и … – перебил я свои мысли обращением к Карлу.
– Ну, и … вражеское это слово! Нет народа, который бы любил
своего руководителя, как нет народа, который бы любил другой
народ. Живого руководителя! Доказывать на пальцах это
бесполезно. Тут нужен математик. Вот там можно проверять все
эти… там… как у них там… формулы.
«Любит – не любит» – это не от ума! Это от живота, или … –
Карл хихикнул и посмотрел сначала на Полкана, а потом на меня.
…Или если посвистеть хочется! Вот там «любит – не любит» –
тема!
…Как там?.. – он сделал круг рукой, словно прогоняя кого-то.
– Где? – я стал резать колбасу.
– Где был?
– Так же!
– Я думал, что где-то лучше!
…А тут Никита с Витькой приезжали. Скучали без тебя! Мы
тут день рождения твоё праздновали. Хорошо было. Никто не
мешал.
Люблю я вас всех! – Карл осёкся и добавил, – и уважаю!
– 98 -
А пойду потихоньку я спать! А ты бы вышел на крыльцо,
покурил, проводил нас. Жарко тут у тебя.
Мы вышли на крыльцо. Приятная прохлада схватила в свои
объятия.
Свет с веранды освещал начало тропинки, а дальше она
терялась где-то в стороне дома Карла и Полкана.
Неба уже видно не было. Не было видно и звёзд.
Было непонятно, какой день будет завтра.
Никита и Витька
Вчера приходил Соломон… тот самый
– Вчера приходил Соломон.
Нет, самый настоящий… Из тех… Бывших.
Автор «Экклезиаста»… Да, и «Песнь песней» – его.
Пришел, сел напротив и начал с претензий. Говорил, говорил…
Я его не очень-то и слушал, а сразу осадил: «Там, где начинаются
претензии, там кончаются отношения!»
О, как! Так и заявил ему. Он даже поперхнулся, – Никита
смотрел на меня и, видимо, отвечал на мое «привет». – «И это
плагиат!» – кричит.
Я понимаю, что после них – все плагиат.