Наш лисенок
Шрифт:
— Ты такая же, как папа и лесорубы, — упрекнул Атс маму и снова заплакал: — Разве тебе не жалко Моссу?
— Глупенький, — сказала мама. — Конечно, жалко, но неужели ты сам не понимаешь, как это глупо, что ты у костра пережег веревку, упустил лисенка, а теперь распустил нюни. Будь мужчиной и терпи, раз сам сплоховал.
— Но мне так жалко ее… — всхлипывал Атс.
— А ты думаешь, лисе не жалко своей лапы, когда она ее отгрызает, как ты мне сам рассказывал? — спросила мама.
Ее слова заткнули мальчику рот, как затычкой. Атс задумчиво уставился на маму.
— Ну так как, жалко лисе свою лапу или не жалко? — повторила мама свой вопрос.
— Жалко, — ответил Атс, — она ведь останется
— Но лиса все вынесет, не правда ли? — сказала мама. — Так неужели же ты слабее ее, что так плачешь? Сам пережег веревку, вот и изволь теперь мириться с тем, что у тебя больше нет лисы.
— Папа сказал — может, она сама вернется, — проговорил Атс.
— Конечно, вернется, — согласилась мама, — куда ей деваться в такой снег и мороз.
Но как и отец, она говорила это только для того, чтобы успокоить и утешить мальчика. Однако дело повернулось так, как никто себе и представить не мог. На следующее утро, когда еще затемно отец вышел во двор, какой-то зверек, повизгивая, метнулся по свежему снегу к его ногам. Отец изумленно уставился на него. Но уже в следующее мгновение все понял. Он увидел цепь и схватил ее, словно боясь, что зверь, который сам вернулся из леса, опять убежит. Только теперь в душе его вспыхнула радость, и он стал громко звать домашних. На его голос из дома выбежала мама. Узнав, в чем дело, она обрадовалась и, не удержавшись, сразу стала будить Атса, чтобы поделиться с ним этой радостью. Атс бормотал что-то сквозь сон, но как только понял, зачем его будят в такую рань, тут же вскочил с кровати, и не успела мама оглянуться, как он босиком, в одной рубашке оказался в снегу.
Атс хотел собственными глазами увидеть Моссу, только тогда мог он обрадоваться по-настоящему. Но то ли потому, что снег был холодный, то ли из-за чего другого, только, когда все стало на свое место, радость его вдруг словно бы уменьшилась наполовину. Даже мама заметила, что Атс далеко не так счастлив, как должен был бы быть, и сказала:
— Ну и ну, не очень-то ты рад своей Моссе.
— А чего тут особенно радоваться, — ответил Атс, — ты же сама вчера сказала, что она скоро вернется. Ну вот она и вернулась.
Когда отец увидел, что лиса привыкла к своей новой жизни, как бы примирилась с ней, он стал время от времени предоставлять ей больше свободы. Во всяком случае, он делал это, пока было холодно и лежал глубокий снег. Иногда он просто пускал Моссу побегать по лесу, считая, что, если она первый раз сама вернулась домой, значит, вернется и в следующий. Но каждый раз, когда Мосса наслаждалась свободой, у всех в доме сердце сжималось от тайного страха, что, может быть, придет пора, когда Мосса исчезнет. Но Мосса осталась верна своему новому дому и новой жизни, как будто она и впрямь любила ее больше, чем вольную волю, когда ей самой пришлось бы заботиться о своем пропитании.
И все-таки в марте, когда снег начал таять и лес зашумел еще призывнее, они перестали отпускать Моссу на волю. Боялись, что весна может изменить настроение лесного зверька и своим очарованием увлечь его в лес навсегда. Вместо того чтобы отпустить Моссу в лес, отец как-то днем принес лисенка в дом, чтобы посмотреть, как он себя там поведет. Сначала он боялся, что Мосса может вскочить на окно и разбить стекло, но скоро убедился, что она достаточно умна и не сделает такой глупости. Раза два, опираясь на подоконник, она вставала на задние лапы и, вытянув свой острый длинный нос, прижималась к стеклу, но, по-видимому, скоро во всем разобралась: окна ее уже больше не занимали, зато очень интересовало все, что находилось в доме. Она без устали шныряла из одной комнаты в другую, из комнаты в кухню, из кухни снова в комнату, там — под стол, из-под стола под кровать, из-под кровати
Вообще Мосса делала много такого, чего Пийтсу никак не могла взять в толк. Сначала она вместе с лисенком бегала по комнатам, но скоро отказалась от этого: эта неугомонная возня казалась ей совершенно бессмысленной. Что за смысл гоняться за тараканами, живущими у плиты! Тараканы живут сами по себе. Мосса сама по себе. Другое дело мухи, с ними Пийтсу приходилось сталкиваться, особенно летом в жару. А тараканы! Пийтсу считала, что это самое неинтересное животное на белом свете. Конечно, его можно съесть, если он попадет в еду, а можно и не есть. Но Моссу интересовали и тараканы. Увидев в первый раз бегущего по стене таракана, она смахнула его лапой на пол и тут же проглотила. Сделала она это так естественно, как будто иначе и быть не могло, да к тому же так проворно и в то же время словно бы между прочим, что это не помешало ей заниматься одновременно другими, более важными, делами.
Скоро Мосса заметила, что тараканы, эти рыжие существа, прячутся от нее в щелях и по углам, как будто они живут в подполье, боясь дневного света. Но Мосса скоро нашла выход.
Она просовывала свой длинный коготь в щель и быстро проводила им по стене вниз. И после этого на полу иной раз оказывалось чуть ли не десяток тараканов, знай только успевай хватать! Это занятие очень заинтересовало Пийтсу. Она выходила из угла, где лежала, и шла смотреть, как тараканы — большие и маленькие, черные и рыжие — разбегаются в разные стороны.
Изучив в доме все, что попалось ей на глаза, Мосса заинтересовалась плитой. Конечно, когда плита была горячая, удовлетворить свое любопытство ей не удавалось, а плита чаще всего как раз и бывала горячей. Но как-то Мосса подобралась к плите, когда та была холодной, да к тому же еще и заслонка была открыта. Не мешкая ни секунды, лиса проворно юркнула в топку и тут же скрылась с глаз Пийтсу. Зайдя на кухню, Атс увидел, что Мосса исчезла, а Пийтсу стоит перед топкой и визжит.
Этого Атсу было вполне достаточно. Он заглянул в топку, увидел на золе следы Моссы и побежал к маме, крича изо всех сил:
— Мосса улизнула через трубу!
— Не говори глупостей, — сказала мама.
— Пойди сама посмотри, если не веришь! — так же громко продолжал кричать Атс.
Мама отложила рубашку, к которой пришивала пуговки, встала со стула и вышла на кухню. И надо же было, чтобы как раз в это мгновение Мосса выскочила из плиты, подняв целый столб пепла.
— Закрой скорей дверь в комнату, чтобы Мосса туда не забралась! — приказала мама. — Как же она вся вывозилась в золе! Ее надо сейчас же вынести во двор, пускай почистится в снегу.